Светлана Зубрилина - Владимир Высоцкий: страницы биографии Страница 61

Потом он поехал к Марине. И Марина его положила в очень дорогую больницу. И там он… Было ощущение такое, что конец вот-вот может случиться.

А что можно было сделать? Володя говорил сам… Он сказал: «Приготовьтесь, я скоро умру. Я готов, вы приготовьтесь!» И знаете, как это бывает у сильных, у настоящего сильного человека? Я так думаю: когда уже человек понимает, что это конец, то сразу он весь, этот мужской, сильный, настоящий организм начинает говорить «Нет!». И тогда появляются у него разные планы…»

Летом 1980 г. Владимир Высоцкий остался в Москве только из-за Олимпиады, чтобы сыграть несколько спектаклей «Гамлета» в Театре на Таганке. Любимову он не мог отказать. Последний спектакль состоялся 18 июля. Роль Гамлета стала для Высоцкого не просто ролью — судьбой! Он не играл, а жил на сцене, Гамлет взрослел вместе с ним. В 70-х — это был герой, для которого не существовало «не быть». Только быть! А закончил эту роль Высоцкий как грустный философ, познавший жизнь с ее извечным вопросом «быть или не быть?»

23 июля Владимиру Семеновичу стало плохо. Вызвали врачей из клиники имени Склифософского. Но не было свободного бокса, и решили забрать Высоцкого 25-го утром. Число 25 в жизни Владимира Семеновича имеет мистически-роковое значение. 25 января он родился и 25 января Ю. П. Любимов был утвержден режиссером Театра на Таганке, где Высоцкий состоялся как всем известный актер и автор песен, 25 июля была свадьба с Людмилой Абрамовой и 25 июля он умер во сне. Говорят, что это наиболее легкая смерть и давно подмечено — чаще всего умирают так сильные, жизнелюбивые люди: они уходят несуетливо, спокойно, словно переселяясь в другой ими познанный во сне мир.

Из книги Марины Влади «Владимир, или Прерванный полет»:

«…23 июля вечером наш последний разговор:

— Все, я с этим покончил, ты еще хочешь видеть меня? У меня билет и виза на двадцать девятое.

— Приезжай, ты же знаешь, что я тебя жду.

— Спасибо, любимая.

Как часто раньше я слышала эти слова, теперь — вот уже очень давно — ты не шепчешь их мне. Я верю им, сейчас я вновь чувствую тебя близким и доверчивым. Два дня я нахожусь во власти радости, готовлю целую программу встречи с тобой, думаю, как ободрить тебя, как развлечь. Привожу в порядок дом, делаю запасы, покупаю цветы, прихорашиваю себя.

В четыре часа утра 25 июля просыпаюсь в поту, зажигаю свет, поднимаюсь и долго смотрю на красный след на моей подушке — я раздавила огромного комара. Как в каком-то беспамятстве, пустыми глазами я гляжу на это цветное пятно. Проходит мгновение, и вдруг я слышу, как звонит телефон, и уже знаю, что услышу не твой голос…

— Володя умер. — Вот и все, всего два слова, коротких, произнесенных запинающимся незнакомым голосом…

Твое тело лежит в комнате с закрытыми окнами. Ты одет в водолазку черного цвета. Зачесанные назад волосы открывают лоб, застыло в напряжении лицо. На груди покоятся твои длинные и белые руки. Только в них и чувствуется мир. Я одна с тобой. Какой-то глухой гнев поднимается в моей груди. Как может навсегда уйти такой большой талант, такая щедрая душа, такая сила? Почему молчит этот могучий голос, который покорял толпу? Как и ты, я не верю в потустороннюю жизнь. Как и ты, я знаю, что все кончается с последним вздохом. Я ненавижу эту неизбежность.

Ночь. Зажигаю нашу ночную лампу. Золотистый свет делает твое лицо спокойным, нежным. Ввожу в комнату знакомого скульптора, который поможет мне снять посмертную маску. Несколько лет я занималась искусством ваяния, умею снимать слепки. Мы работаем молча. Маска будет воспроизведена в бронзе в трех экземплярах. На твоем столе лежит посмертная маска Пушкина…

Пять часов утра, начинается долгая траурная церемония. Приходят поклониться соседи, люди из театра. Незнакомые, узнавшие из слухов о твоей смерти. Москва пуста. Олимпийские игры в разгаре. Мы знаем, что ни пресса, ни радио ничего не сообщили о твоей смерти — лишь четыре строки в вечерней московской газете. Мы покидаем наш дом, пользуясь машиной скорой помощи с врачами-реаниматорами, которые так часто спасали тебя, и едем в Театр на Таганке, где должна быть официальная церемония. Любимов осуществил последнюю постановку с твоим участием: сцена затянута черным бархатом, юпитеры направлены на гроб, одна из твоих последних фотографий, огромная, черно-белая, на которой ты, скрестив руки, серьезно смотришь в объектив, висит над сценой. В зале звучит траурная музыка. Простые москвичи пришли проститься со своим глашатаем. Тысячи лиц врезались в мою память, все люди несли цветы, скоро сцена покрылась ими, затем густой ковер из цветов лег на пол. В течение нескольких часов шли люди, чтобы склонить голову перед твоим гробом… Улицы залиты ярким светом. Насколько видит глаз, людская масса, она растянулась на многие километры. В толпе слышен твой голос, люди взяли с собой магнитофоны, звучат их любимые песни в твоем исполнении…

Вернувшись из Москвы после похорон, я нахожу твое последнее письмо. На нем нет даты, но я знаю, что оно было написано до 11 июля 1980 года.

«Мариночка, моя любимая, я погружаюсь в неизвестность. Мне кажется, что скоро сумею найти выход, хотя сейчас я чувствую себя неуверенным и слабым.

Возможно, мне необходима атмосфера, в которой я чувствовал бы себя нужным, полезным, не больным. Больше всего я хочу, чтобы ты мне оставила надежду и чтобы ты не принимала это за разрыв, ты — единственная, благодаря кому я могу вновь встать на ноги. Повторяю, я тебя люблю и не хочу, чтобы тебе было плохо.

В конце концов все встанет на свои места, мы поговорим и будем жить счастливо.

Ты.

Подпись «Ты» мы часто использовали во время нашей переписки после того, как услышали один очень трогательный индийский рассказ.

В день свадьбы невеста, по существующему обычаю, закрылась в новом доме, построенном для молодоженов. С наступлением ночи муж стучится в дверь. Она спрашивает: «Кто там?» Он отвечает: «Это я». Она не открывает. Так продолжалось несколько дней. Наконец, однажды вечером муж вновь стучится в дверь. Она опять спрашивает: «Кто там?» Он отвечает: «Это ты». Она открывает ему и свою дверь и свое сердце.

Как и во всех крупных городах мира, в Москве больше не хоронят в центре. Кроме исключительных случаев, отводится место на окраинах, очень далеко. Именно там власти и хотели похоронить моего мужа. Мы не были согласны. Наши друзья и мы сами считали, что его могила должна быть там, где он родился — в центре города. Поэтому мы решили целой делегацией отправиться к директору Ваганьковского кладбища. Оно находится в нескольких шагах от нашего дома, здесь настоящий сад окружает прекрасную, старую церковь. Очень популярный певец Иосиф Кобзон приехал сам по себе. Едва директор кладбища пригласил его в свой кабинет, Кобзон расстегнул свой пиджак. «Нужно место для Высоцкого», — сказал он и показал пачку сторублевок, целое состояние. Друзья поражены, некоторые в жизни не видели наличными такой суммы. Поступок певца нас глубоко тронул. В волнении, со слезами на глазах директор кладбища проговорил: