Светлана Зубрилина - Владимир Высоцкий: страницы биографии Страница 69

И к своему тридцатисемилетию Владимир Высоцкий подошел трудно. За несколько месяцев до этой даты, в сентябре 1974 г., во время гастролей в Вильнюсе он сильно запил. Его поместили в больницу, предложив сделать вшивку, но Высоцкий оттуда сбежал. Позже, размышляя о болезни старшего сына Марины Влади Игоря, напишет в дневнике: «Спасать надо парня. А он не хочет, чтобы его спасали, — вот она проблема, очень похожа на то, что у меня. Хочу пить и не мешайте. Сдохну — мое дело и так далее — очень примитивно, да и у Игоря не сложнее…» Но это было позже, а в сентябре 74-го Высоцкий «ходил по лезвию ножа». В том же году близкий ему Валерий Золотухин отметил в своей записной книжке 18 сентября: «Духовичный страхи рассказывает про Володю: «Дай мне умереть». Никто не едет. Врач вшивать отказывается: «Он не хочет лечиться, в любое время может выпить и — смертельный исход. А мне — тюрьма». Шеф сказал, что он освободил его от работы в театре». Вскоре, в октябре, Владимир Высоцкий попадает в автомобильную аварию: при поездке в Ленинград, машина перевернулась, но сам он, к счастью, не пострадал.

В январе 1975 г. Высоцкий уезжает во Францию, чтобы рядом с любимой женщиной справиться с депрессией и найти новые силы для творчества… В дневнике того же В. Золотухина есть запись: «В поезде он (Высоцкий) сказал мне, что страдает безвременьем… Я ничего не успеваю. Я пять месяцев ничего не писал».

Во Франции у Владимира Высоцкого и Марины Влади были свои сложности, проблемы с детьми, непривычный образ жизни, ничегонеделанье, отсутствие друзей, надзор КГБ. Через некоторое время праздная сытость и быт чужой страны стали утомлять Владимира Высоцкого: «Веду полуживотное состояние и думаю — зачем я здесь?…» — и все же эта короткая «самоволка» была его последним длительным отдыхом, помогла восстановиться физически и духовно. Но Высоцкий не умел и не любил отдыхать, он спешил на Родину, спешил жить, спешил поведать людям, приходящим на его концерты, о том, что он думает об этом мире.

«Обычно в эстрадной песне, которую мы с вами каждый день смотрим по телевизору, хлебаем полными пригоршнями, очень мало внимания уделяется тексту. Я знал одного поэта, который говорил, что он в основном делает это поутру, когда чистит зубы.

Я очень не люблю, когда мои песни поют эстрадные певцы. Они, наверное, споют лучше меня, но — не так. Не так, как я написал. Я сам написал и текст, и музыку, и сам спел песню под гитару — как захотел. А у этих ребят прекрасные голоса, они работают с оркестром, но делают это все по-другому. Когда песня выходит на пластинке, я ничего поделать не могу: они все равно берут. Ну, а когда есть возможность запретить, я им своих песен не даю. И если вы где-нибудь услышите, что кто-то поет мои песни «не с пластинок», можете смело подойти и спросить: «А почему вы поете Высоцкого? Он же вам не разрешил!»

Я ничего не написал про Париж, например, — и особенно не хотелось… Я не знаю, как мне вообще не хочется писать стихи про то, что я там увидел, потому что не очень сильно это понимаю. Надо пожить в стране, чтобы кое-что понять и иметь право про это писать.

Я закончу свое выступление песней, которая является ответом на половину тех вопросов, что задаются мне в письмах, — о том, что я люблю в этой жизни, чего — нет, и даже вот в некоторых записках содержались примерно такие вопросы. Вот кое-что из того, что я не приемлю, не выношу, я постарался описать в этой песне, которая так и называется: «Я не люблю».

«Спрашивают, каких недостатков я не прощаю. Их много, я не хочу перечислять, но… жадность, отсутствие позиции, которое ведет за собой много других пороков. Отсутствие твердой позиции у человека, когда он сам не знает даже не только того, чего он хочет от жизни, а когда он не имеет своего мнения или не может рассудить о предмете, о людях, о смысле жизни — да о чем угодно! — сам, самостоятельно. Когда он повторяет то, что ему когда-то понравилось, чему его научили, либо когда он просто не способен к самостоятельному мышлению».

«Все мы в какой-то период нашей жизни страдаем от слухов. И я до сих пор отмахиваюсь руками и ногами от всевозможных сплетен, которые вокруг меня распространяются, как облака пыли… Мне говорят: «Но ведь бывают и хорошие слухи!» Я думаю: «Нет. Если хорошие — это сведения или сюрпризы. Слухи и сплетни бывают только плохие, только чтобы гадость сказать».

«Я больше ценю в человеке творца, чем исполнителя, и потому не люблю актерскую профессию в чистом виде…»

«…Я написал большие стихи по поводу Василия (Шукшина), которые должны были быть напечатаны в «Авроре». Но опять они мне предложили оставить меньше, чем я написал, и я отказался печататься не полностью…»

«…Просят рассказать о личной жизни. Это очень странно — я никогда ни к кому не подхожу и об этом не спрашиваю… О личной жизни я не рассказываю».

«…Я не очень даю обижать мои песни. Меня, пожалуйста, песни — нет. Иногда работаешь, грызешь ногти, в поте лица, как говорится, подманиваешь оттуда это так называемое пресловутое вдохновение — иногда оно опустится, а иногда и нет — и сидишь до утра. А потом смотришь — песня идет на титрах, и ты в это время читаешь: «Директор фильма — Тютькин», а в это время идет самый главный текст, который ты написал».

«Я не пою на «бис»!..»

Я не люблю фатального исхода,От жизни никогда не устаю.Я не люблю любое время года,В которое болею или пью.

Я не люблю холодного цинизма,В восторженность не верю, и еще —Когда чужой мои читает письма,Заглядывая мне через плечо.

Я не люблю, когда наполовинуИли когда прервали разговор.Я не люблю, когда стреляют в спину,Я также против выстрелов в упор.

Я ненавижу сплетни в виде версий,Червей сомненья, почестей иглу,Или — когда все время против шерсти,Или — когда железом по стеклу.

Я не люблю уверенности сытой,Уж лучше пусть откажут тормоза.Досадно мне, коль слово «честь» забытоИ коль в чести наветы за глаза.

Когда я вижу сломанные крылья —Нет жалости во мне и неспроста,Я не люблю насилья и бессилья,Вот только жаль распятого Христа.

Я не люблю себя, когда я трушу,Я не терплю, когда невинных бьют.Я не люблю, когда мне лезут в душу.Тем более, когда в нее плюют.

Я не люблю манежи и арены:На них мильон меняют по рублю, —Пусть впереди большие перемены,Я это никогда не полюблю!

28 июня 1974 г.