Виссарион Белинский - Прекрасная астраханка, или Хижина на берегу реки Оки

Виссарион Григорьевич Белинский

Прекрасная астраханка, или Хижина на берегу реки Оки

Прекрасная астраханка, или Хижина на берегу реки Оки. Роман, взятый из истинного происшествия. Российское сочинение. В двух частях. Москва. В университетской типографии. 1836. Две части: I–IV, 42; II – 76. (12).{1}

Хотя «Прекрасная астраханка» принадлежит к одной и той же категории с «Провинциальными бреднями», но несравненно лучше их и потому заслуживает большего внимания. Чтение этого романа после «Записок» Дормедона Васильевича{2} есть истинное отдохновение от труда тяжкого, утомительного. «Прекрасная астраханка» принадлежит к числу лучших российских романов, и только излишняя пышность воображения автора мешает ей несколько превзойти даже самую «Черную женщину»,{3} это произведение воображения, уже остывшего и сдружившегося с холодным рассудком. Мы хотим познакомить наших читателей с этим прекрасным романом, пересказав, сколько возможно короче, его содержание.

К роману, как водится, приложено предисловие, отличающееся необыкновенною цветистостью слога и глубокою ученостью; в нем автор уведомляет своих читателей, что город Астрахань стоит на берегу Волги и что в нем можно в один час встретить разных наций народов, и пр.{4}

Было утро. На берегу реки Кутума стоял дом купца Огурева. На балконе с вызолоченными перилами, под зеленым зонтом или навесом, сидела прелестная Анастасия в легкой летней одежде цвета невинности и любовалась природою. Анастасия была единственное детище купца Огурева. Вдруг она увидела шлюпку, на которой сидело шесть гребцов, с веслами в руках, в красных рубахах, у коих врота были обшиты золотым галуном, с чернобархатными шапочками на головах, которые были украшены багряными перьями (вероятно, строусовыми). На корме сидел и правил рулем и парусом молодой прекрасный юноша с величественною осанкою, с огненным и вместе диким взором, «умеренным неподражаемою улыбкою при встрече со взорами прекрасной Анастасии». Поравнявшись с балконом, он стал на одно колено и, простри свои руки к Анастасии, а потом на небо (но не к небу), с выразительностию сказал громко: «Клянусь! ты будешь моею, или сия река будет моею могилою!»

Сей прекрасный, страстный и злополучный юноша, который произнес оные патетические слова, был сын знаменитого Стеньки Разина!

Шлюпка начала скрываться из глаз пленительной Анастасии, которая услышала «громкий звук гобоя и вскоре сей куплет, пропетый хором чистых голосов»:

Душа красная девица,Ангел милой красотой!Взор твой – светлая денница —Вдруг пленил меня собой!

Итак, во времена Стеньки Разина, в России, не только прекрасно играли на гобое, но и сочиняли прекрасные куплеты, которым позавидовал бы сам г. Пуговошников: этот факт надлежит принять к сведению.

«Боже, кто сей незнаемый юноша, который невольно влечет к себе мое сердце и душу? Неужели это мне суженый, коего судьба нарочно привлекла в места сии, чтоб я его увидела и полюбила! – сказала сама себе Анастасия. – Ах! если это не сон, но одна мечта моего воображения, занятого романами, мною читанными…»

Видите ли, каким прекрасным, витиеватым стилем объясняется прелестная Анастасия! По сим речам тотчас можно догадаться, что оная девица воспитанна и образованна. Пусть невежды вооружаются против романов, но романы и во времена Стеньки Разина приносили девицам большую пользу! Так как я не читал романов, сочиненных во времена Стеньки Разина, то и не могу судить о достоинстве оных, но думаю, что сии романы были благопристойнее «Постоялого двора»,{5} забавнее «Черной женщины» и нравственнее «Провинциальных бредней» г. Прутикова.

Я пропускаю интересный разговор Анастасии с ее горничною, Анетою (а не Анютою), которая умна и лукава, как все горничные; если б я вздумал выписывать все красоты сего романа, то моя рецензия вышла бы больше оного. Однако я не могу не выписать поэтического описания, сделанного Анастасией) возлюбленному ее сердца:

Он прекрасен, как майский день, величествен, как кедр ливанский!..

Творец небесный! как красноречиво выражали девицы свои чувства, во время Стеньки Разина! ай! ай! как красноречиво!..

– Где это вы, сударыня, были? – спросила мать у Анастасии. – Верно, изволили заниматься чтением прекрасных романов, коими набита голова и сердце ваше до такой степени, что вы даже забыли должное почтение к вашим родителям, поздравить их с добрым утром, и по нескольку часов заставляете ждать их до чаю!

Эти строки мне кажутся немного странными: я нимало не сомневаюсь в том, что, во времена Стеньки Разина, чай был во всеобщем употреблении, точь в точь, как теперь, что дочери тогда, как и теперь, поздравляли своих родителей с добрым утром, особенно дочери купецкие, что матери, в ироническом штиле, с дочерьми говорили во множественном числе; но я с трудом могу верить, чтобы романы тогда были в таком гонении. Очевидно, что это еще вопрос, вопрос исторический и литературный, который должно исследовать. В ожидании, пока явится ученый, который разрешит этот вопрос, будем следовать за нитью рассказа.

Мать упрекает мужа, что он позволяет дочери читать романы, «без чтения которых она была бы невинна, как ангел, и добродетельна, как мать ее!..» Муж отвечает жене, что она сама смолоду до того любила романы, что забывала для них обед и ужин. Но это читателю и без того видно, потому что мать объясняется слогом книжным и ораторским, которого купчихе времен Стеньки Разина нельзя было приобрести без чтения романов. Но жене не понравилось возражение мужа. «Сею насмешкою, – говорит она, – думаешь ты поселить в единственной нашей дочери неуважение к своей матери». Пошло слово за слово, и старики побранились; в этой ссоре мать Анастасии от романического и книжного языка постепенно перешла к слогу простому, разговорному, который употребляется и теперь не токмо купцами и мещанами, но и чиновниками, в домашних объяснениях с их сожительницами.

Вдруг входит Стефан (сын Стеньки Разина).

– Боже! – вскрикивает Анастасия. – Это он! – и упадает в обморок.

Так и должно! если девицы, во времена Стеньки Разина, читали романы, то, без сомнения, должны были уметь падать в обморок. Конечно, нынче это выходит из моды, но, во времена Стеньки Разина, сей обычай существовал во всей силе.

Стефан, как образованный молодой человек, бросился помогать своей возлюбленной.

– Прочь, прочь! – кричит Мария (мать Анастасии: в порядочных и истинно классических романах никогда не называют по отчеству героев и особенно героинь, хотя бы сии были и купчихи). Что ты за птица, взлетевшая в высокие хоромы? Если ты лекарь, то не нужны твои пособия; у нас есть лучшее лекарство: святая вода, антидор, воскресная молитва от врагов и супостатов, коих поручения ты, может быть, принимаешь, и будучи столь прекрасен, думаешь соблазнить нас, как святых отцов в пустыне, и посеять здесь клевету и раздор? Но и того хуже, если ты сын убийцы и разбойника, проливающего невинную кровь, ищущего случая излить яд свой в недра добродетельного семейства!.. Удались, исчезни, яко дым и прах!

Каков образчик красноречия?.. Знаете ли, что я в нем вижу? – А что?.. Да уж, верно, то, чего никто не видит. Коротко и ясно: я сделал историческое открытие, нашел новый факт.

О! недаром я давно подозревал в себе историко-критическую способность, дар соображения и богатых выводов из самых бедных данных. Да, в этом случае, я не уступлю самому г. Скромненку,{6} который так много уже открыл нового в нашей истории, хотя и не очень давно ею занимается. Дело вот в чем: по сей красноречивой речи матери Анастасии я заключаю, что во времена Стеньки Разина преподавание риторики было в самом цветущем состоянии, что ей учили даже женщин. Заметили ль вы, что Мария, мать Анастасии, выражается всеми тремя родами слога: с Стефаном высоким, с дочерью средним, а с мужем низким. Кому не известно, что оное остроумное разделение слога на высокий, средний в низкий – относится к отдаленным временам и всеми нашими учителями и законодателями красноречия, от Ломоносова до гг. Плаксина и Глаголева,{7} признается необходимым? Но посмотрим, какое действие произвела на Стефана громовая выходка Марии.

Ужасное!.. Он затрепетал всеми членами и побледнел…

– Что это значит, государь мой? – спросил его Владимир (отец Анастасии). – Следовательно слова жены моей справедливы… Отчего вы так трепещете?

– От несправедливых ее упреков! – отвечал Стефан, стараясь принять на себя спокойный вид.