Ангел Богданович - «В Тумане» Андреева и «Одна за многих»

А. И. Богдановичъ

«Въ Туманѣ» Андреева и «Одна за многихъ»

Наибольшее вниманіе читателей и критики привлекалъ въ истекшемъ году молодой писатель Л. И. Андреевъ. Три изданія въ одинъ годъ, рядъ критическихъ статей, хвалебныхъ и бранчивыхъ отзывовъ, шумъ около каждой имъ написанной вещи ("Бездна", "Мысль") – все выставило его на первый планъ, и новое его произведеніе "Въ туманѣ", только что появившееся въ "Журналѣ для всѣхъ", даетъ новый поводъ для шума около его имени, новую пищу цѣнителямъ и противникамъ этого выдающагося таланта. И дѣйствительно, "Въ туманѣ" такое произведеніе, которое способно расшевелить даже очень хладнокровнаго и безчувственнаго читателя. И содержаніе, одинъ изъ самыхъ жгучихъ вопросовъ вообще, а въ наше время получившій еще особое значеніе, благодаря обостренію вопросовъ личной морали, и обработка, вполнѣ достойная вопроса, все это дѣлаетъ новое произведеніе г. Андреева достойнымъ всяческаго вниманія.

Но прежде чѣмъ высказать нѣкоторыя мысли по этому поводу, мы коснемся другого произведенія – иностраннаго автора, скрывающагося подъ псевдонимомъ "Vera", "Одна за многихъ", которое одновременно вышло у насъ въ нѣсколькихъ переводахъ. Шумъ, поднятый имъ у себя на родинѣ, въ веселой и грѣшной Вѣнѣ, перекатился и къ намъ, и нельзя не признать, что поводовъ для него "Одна изъ многихъ" даетъ достаточно. То, что побудило насъ сопоставить два произведенія столь различныя, какъ увидимъ, по существу, заключается въ общности не темы, а того вопроса, который остановилъ на себѣ вниманіе этихъ авторовъ. Вопросъ этотъ – вопросъ половой этики, но темы у того и другого автора различны.

"Одна изъ многихъ" – это новая попытка дать свое рѣшеніе вопроса объ обязательности добрачнаго цѣломудрія для мужчины, какъ оно обязательно для женщины. Это не новое освѣщеніе вопроса, возбужденнаго Бьернсономъ въ его драмѣ "Перчатка", но вопросъ здѣсь поставленъ рѣзче и рѣшительнѣе. Героиня Бьернсона отказываетъ жениху, узнавъ о его добрачной связи съ женщиной. "Одна изъ за многихъ" кончаетъ съ собой, не будучи въ силахъ вынести мысли, что ея избранникъ не чистъ физически, имѣлъ связь съ женщиной безъ любви. "Я не могу стать твоею! Я употребила всѣ усилія воли на то, чтобы заполнить раздѣляющую насъ пропасть. Напрасно. Я не въ состояніи побороть своихъ чувствъ. Съ тобой моя жизнь должна была бы погрязнуть въ вѣчной лжи".

Чтобы понять этотъ вопль оскорбленной чистоты, необходимо познакомиться подробнѣе съ жизнью героини, которая рекомендуетъ себя, какъ одну изъ многихъ, приносящую себя въ жертву за многихъ. Ея дневникъ, оставленный ею въ даръ ея жениху, даетъ намъ представленіе о ней, какъ о дѣвушкѣ изъ обычнаго мѣщанскаго круга со всѣми его узкими взглядами на жизнь, долгъ, добродѣтели и пороки. Она хочетъ выйти замужъ не иначе, какъ по любви, и страшно возмущается своей подругой, которая "продала себя" ради хорошей партіи человѣку, уже пожилому, пожившему, но богатому. Ея отецъ и мать, напротивъ, вполнѣ одобряютъ такую партію и ссылаются на свой примѣръ. Но героиня уже тронута высшими потребностями жизни. Не не удовлетворяетъ сытая, обезпеченная жизнь, въ которой такъ мало мѣста чувству, уму, словомъ душѣ, и все посвящается Мамону. "Я испытываю ужасъ передъ болотомъ, передъ низиной. Я хочу вдыхать свѣжій, чистый, прозрачный воздухъ высотъ. Я хочу попытаться стать собой, я хочу возвратить своей личности всю кристалличность ея собственныхъ исконныхъ свойствъ… У меня несчастный характеръ, продуктъ обезпеченной сытой жизни. Ни желаній, ни радости! Въ довольствѣ и изобиліи чахнетъ, истощается энергія души. Силы слабѣютъ безъ напряженія. Плугъ ржавѣетъ въ сараѣ. Поэтому я часто говорю себѣ: если бы я была поставлена въ необходимость работать, если бы нужда вогнала меня въ работу, если бы мнѣ была знакома забота о завтрашнемъ днѣ, можетъ быть, я была бы свѣжѣе, здоровѣе, радостнѣе… А это сытое довольство въ вѣчной неудовлетворенности, эта буржуазная фанатическая приверженность къ комфорту, они убиваютъ не только способность къ серьезной работѣ, но даже самое стремленіе къ ней". Она жалуется далѣе на одиночество въ семьѣ, гдѣ ей чужда вся основа окружающей жизни. Даже любимый человѣкъ, ея Георгъ, избранникъ ея сердца, не понимаетъ ея, и она справедливо жалуется на обычное мужское пренебреженіе къ запросамъ женщины на высшую жизнь. Ее смущаютъ и возмущаютъ стремленія мужчины слить женщину со своимъ "я", сдѣлать ее лишь частью его, "орудіемъ своей власти, обстановкой своего комфорта".

Но она любитъ его, любитъ сильно, страстно, и мысль о полномъ единеніи наполняетъ ее блаженствомъ. Осуществленію его мѣшаетъ пока необезпеченность Георга. И вотъ приходитъ минута, когда онъ получаетъ мѣсто адъюнкта въ университетѣ, всѣ препятствія благополучно устранены, и наша парочка почти наканунѣ свадьбы, какъ вдругъ и происходитъ катастрофа. Однажды, возвращаясь съ женихомъ изъ театра, они встрѣчаютъ женщину, видъ которой смутилъ Георга. На вопросъ, что съ нимъ, и почему эта встрѣча его такъ смутила, Георгъ признается, что у него нѣсколько лѣтъ тому назадъ была связь съ нею. Такое признаніе вызвало вполнѣ естественное чувство, "смѣшанное изъ отчаянія, разочарованія, злобы и ревности". "Онъ такъ часто клялся мнѣ въ томъ, что никогда до меня не любилъ ни одной женщины. Я слѣпо увѣровала въ это и считала его неспособнымъ сойтись съ женщиной безъ любви… какъ другіе… безъ любви! Въ этомъ столько низкаго и и отвратительнаго". Георгъ, пользуясь этимъ моментомъ, раскрываетъ ей всю свою прошлую жизнь, которая, какъ и у огромнаго большинства людей его среды. была далеко не безупречна, – и ужасъ невѣсты возрастаетъ. "Онъ велъ половую жизнь большинства мужчинъ. Легко разрываемыя связи, не закрѣпленныя никакими узами чувствъ, оплачиваемая любовь съ ея неразборчивыми животными инстинктами, – жизнь, въ которой расточалось самое высокое. Онъ отшвырнулъ отъ себя свою чистоту, какъ грязный лоскутъ бумаги. Онъ никогда и не звалъ цѣны этой чистоты. Онъ ни разу не подумалъ о томъ, что существо, которое когда-нибудь отдастся ему съ полной, чистой преданностью, можетъ потребовать отъ него этой чистоты".

Послѣ этой знаменательной минуты въ душѣ героини начинается мучительная борьба. Она заноситъ въ дневникъ рядъ вполнѣ вѣрныхъ мыслей о необходимости одинаковой морали для мужчины и женщины, возмущается условіями добрачной жизни большинства мужчинъ, отмѣчаетъ, что въ обезпеченныхъ кругахъ это встрѣчается чаще, чѣмъ въ бѣдныхъ, гдѣ мужчины женятся раньше.

Все это много разъ говорилось и раньше, и пока мы не узнаемъ ничего, что противорѣчило бы правдѣ. Наступаетъ, однако, моментъ, когда героиня должна и для себя рѣшить вопросъ, какъ же ей быть съ открывшимся фактомъ, какъ поступить въ своемъ личномъ дѣлѣ. Георгъ кается, взываетъ къ ея великодушію, говоритъ, что раскаяніе очищаетъ душу, что "жизнь, полная самопожертвованія, можетъ искупить прошлое". Въ отвѣтъ Вѣра бросаетъ ему холодную сентенцію: "Раскаяніе не поможетъ, если чистота потеряна". И окончательно добиваетъ его вопросомъ: "Могъ ли бы ты жениться на проституткѣ?" "Онъ взглянулъ на меня испуганно и тихо покачалъ головой. А я молчала и подумала про себя: "Всѣ эти мужчины нисколько не лучше проститутокъ". Онъ, должно быть, понялъ мои мысли, потому что вдругъ какъ-то съежился, точно отъ удара".

Борьба кончается катастрофой: Вѣра не можетъ пересилить, съ одной стороны, отвращенія при мысли о прежней жизни своего будущаго мужа, съ другой – ею овладѣваетъ отчаяніе, что она не можетъ совладать со своимъ чувствомъ къ нему. "Я не могу обманывать человѣка, котораго люблю больше всего на свѣтѣ. Не могу я также броситься въ его объятія съ чувствомъ физическаго отвращенія. Я не могу жить съ нимъ… подъ гнетомъ неизгладимаго, унизительнаго воспоминанія о его прошломъ. Но я отъ этого люблю его не меньше. И именно потому, что я не могу жить съ нимъ… и не могу жить безъ него… я избираю послѣдній путь".

Рѣшивъ покончить съ собой, Вѣра утѣшаетъ себя сознаніемъ, что "люди, которые со своими загрубѣлыми взглядами смѣялись надъ моими мыслями, какъ надъ неисполнимыми фантазіями, мужчины, которые – не безъ скрытаго сознанія своей вины – глумились надо мной… перестанутъ на минуту смѣяться, когда узнаютъ о моей участи. И не одна чистая, тонко чувствующая женщина… пойметъ мои страданія – можетъ быть, сама испытаетъ и переживетъ ихъ… И если бы мнѣ удалось положить хоть одинъ камешекъ въ дивное зданіе болѣе чистаго, цѣломудреннаго будущаго… то я считаю, что не слишкомъ дорого плачу за это цѣной моей жизни".

Трогательныя и высокія слова, но… мы думаемъ, что Вѣра ошиблась. Мы оставляемъ въ сторонѣ ея узко личное чувство, то отвращеніе, котораго она не могла преодолѣть. Здѣсь не приходится разсуждать. Возможно, – есть такія тонкія организаціи, которыя, при столкновеніи съ суровыми условіями жизни, не выдерживаютъ и разбиваются, какъ тотъ драгоцѣнный венеціанскій хрусталь, столь тонкой и изящной работы, что онъ не выдерживаетъ перевозки и имъ можно любоваться только на мѣстѣ. Но для "дивнаго зданія болѣе чистаго, цѣломудреннаго будущаго" требуются болѣе крѣпкіе "камешки", способные выдержать борьбу за это будущее, вынести тяжкое давленіе всѣхъ условій современной жизни, полной лжи, насилія и обмана.