Павел Якушкин - Из Орловской губернии

ПУТЕВЫЯ ПИСЬМА

изъ

ОРЛОВСКОЙ ГУБЕРНІИ,

ПАВЛА ЯКУШКИНА

Орелъ, 30-го марта, 1861 г.

Городъ Орелъ, какъ извѣстно, построенъ очень недавно. Не свѣряясь съ лѣтописями, — да это и не подходитъ къ моей задачѣ, - я разскажу исторію юрода Орла по здѣшнимъ изустнымъ сказаніямъ; впрочемъ, у васъ есть подъ руками «Исторія города Орла», написанная здѣшнимъ мѣщаниномъ Дмитріемъ Ивановичемъ Басовымъ въ 1837 году, а какъ она составлена тоже по изустнымъ преданіямъ, то я буду пользоваться и этою «исторіею».

По преданіямъ, до временъ Ивана Грознаго за литовскими набѣгами, до самой Орлы (Орешка), никакихъ поселеній не было; а какъ Грозный сталъ строить много городовъ, то по благословенію московскаго митрополита Макарія Богослова, въ 1565 году былъ построенъ и Орелъ. Говорятъ, что при впаденіи рѣки Орлика въ Оку, на правомъ берегу Орлика, гдѣ теперь стоитъ церковь Богоявленія, росъ большой дубъ, а на томъ дубѣ водились Орлы; поэтому рѣка назвалась Орлой, а городъ Орломъ. Едва городъ сталъ населяться, какъ наступили смуты: явились самозванцы. Въ исторіи Басова объ этомъ времени тамъ сказано: «Грѣхъ ради нашихъ, по напущенію Божію, былъ гладъ въ Россіи три лѣта; въ то время появился и польскомъ королевствѣ самозванецъ, по имени Гришка Отрепьевъ, назвался царевичемъ Дмитріемъ, и обольстилъ короля и вельможъ, которые ему, Отрепьеву, и повѣрили, и далъ ему король войска…»

Самозванецъ Гришка Отрепьевъ или Гришка-Разстрижка, какъ зоветъ его народъ, съ королевскимъ войскомъ пошелъ на Москву и въ Брянскѣ былъ встрѣченъ царскимъ войскомъ; но царское войско, вмѣсто отпора, цѣловало крестъ Гришкѣ-Разстрижкѣ. И стало у Разстрижки много войска: всѣ войска съ двухъ царствъ — со всего царства русскаго и со всего королевства польскаго. Сталъ Гришха-Разстрижка въ Брянскѣ и послалъ, намъ и заправскіе царскіе указы и въ Москву, и въ Тулу, и въ Рязань, и въ Калугу, и въ Орловское Городище; а указъ написанъ такой: «всѣ знай: я Гришка-Разстрижка — царевичъ Дмитрій, а Борисъ Годуновъ, всѣхъ бояръ, народъ надулъ! Онъ самозванецъ, а я настоящій царь», и всѣ города во всей Россіи цѣловали Разстрижкѣ крестъ; только одинъ городъ — Орловское городище, не сталъ цѣловать ежу креста: для того, — царскій братъ родной Иванъ Ѳедоровичъ Годуновъ былъ здѣсь воеводою; онъ и укрѣпилъ народъ здѣшній своему брату царю Борису Годунову. Тогда Гришка со всѣми своими поляками бросился на Орелъ и всѣхъ гражданъ казнилъ и перевѣшалъ, а которые остались въ живыхъ, тѣхъ разослалъ по разнымъ городамъ [1].

Послѣ того Гришка пошелъ на Москву; на Москвѣ сперва-наперво онъ всѣхъ прельстилъ; ну, да скоро дознались до подлиннаго, что Разстрижка точно Разстрижка, а не Дмитрій царевичъ; какъ скоро признали его Гришкой-Разстрижкой, такъ и убили его шельмеца, какъ собаку.

Убили Гришку, проявился другой самозванецъ, Петрушка [2] Болотниковъ; этотъ Петрушка Болотниковъ собралъ шайку бродягъ, всякой сволочи, къ нему пристали и бояре… только не всѣ, а много таки бояръ пристало; тогда Петрушка Болотниковъ бросился на Орелъ, и сталъ изъ Орла указы посылать; а когда же стали тѣхъ указовъ слушать, онъ перешелъ въ Калугу, гдѣ и убіенъ бысть, и вся та сволочь, татары, какіе съ нимъ были, крымскіе, ногайскіе, бросились по разнымъ городамъ и стали города жечь, и Орелъ городъ весь выжгли до послѣдняго двора.

Послѣ всего этого, выбранъ былъ царемъ на русское царство Михайло Ѳедоровичъ Романовъ; а поляковъ изъ Москвы выгонять стаи, тѣ бросились къ Орлу и остановились по рѣкѣ Орлицѣ, на Царскомъ Броду; тогда царь Михайло послалъ на нихъ князя Пожарскаго и гражданина Минина, которые ихъ выбили на кромскую дорогу, а потомъ послали ихъ къ Окѣ. Поляки отошли къ тому мѣсту, гдѣ рѣка Цанъ впадаетъ въ Оку, верстъ за 10 отъ Орла, и построили себѣ городокъ; этотъ городокъ и теперь виденъ, прозывается онъ Лисовскимъ курганомъ; ну, только князь Пожарскій и оттуда ихъ выгналъ и они бросились къ Кромамъ. Тамъ ихъ отбилъ воевода и въ Кромы не пустилъ; поляки — къ Болхову, и такъ ихъ дѣло не подошло; они побѣжали къ городу Бѣлеву, такъ съ князь Пожарскій и гражданинъ Мининъ и порѣшили!

Когда поляковъ не стало, народъ весь усмирился; царь Михайло, благословясь у своего роднаго батюшки Филарета Никитича, патріарха московскаго, приказалъ срубить въ пажить убіенныхъ деревянную церковь во имя Введенія Божіей матери [3], и въ 1636 году срубили церковь уже на лѣвомъ берегу Орлика и стали опять строить городъ; сперва, говорятъ, было только пять дворцовъ [4], и всѣ пять избушекъ стояли лицомъ къ рѣкѣ Орлику, а на старомъ мѣстѣ были огороды и виднѣлись кое-гдѣ отъ стараго города развалины.

Городъ сталъ строиться на правомъ берегу Орлика; съ полверсты выше стараго мѣста были построены воеводскія палаты и соборная церковь; на правомъ берегу Оки почти не было строеній, и въ концѣ Ильинки [5] или на Новосельской улицѣ стоялъ глаголь (Г), на этомъ глаголѣ людей вѣшали; на этомъ мѣстѣ въ настоящее время, какъ говорятъ, 3-й части съѣзжій домъ стоитъ и питейная контора; но только или было нѣсколько глаголей, или онъ переносился на разныя мѣста; такъ, Басову разсказывала старуха, что «житель города Орла Иванъ Ѳедоровичъ, за разные его нехорошіе поступки и за бродяжничество, и тутъ же за воровство, быль повѣшенъ на глаголѣ; глаголъ стоялъ за Орликомъ (на лѣвомъ берегу Орлика), гдѣ теперь старый Окуловъ домъ.»

— Мы стояли, говорила старуха:- съ этой стороны (на правой) у самаго берега и все было видно; да и тѣнь-то въ водѣ видна была; все было видно: какъ рвался то, какъ метался, какъ кричалъ… а повѣсили его за ребра.

— А давно это было?

— А какъ придти Пугачеву, передъ тѣмъ временемъ: передъ самой пугачевщяной; тогда за царя была у насъ царица Катерина Алексѣевна. Еще должно сказать, что около Никитской церкви, среди лѣсу, стоялъ убогій домъ, куда зимой сносили мертвыхъ изъ бѣдныхъ семействъ, гдѣ они лежали до вторника Ѳоминой недѣли; въ этотъ день сходился народъ изъ города и изъ деревни, торжественно хоронилъ всѣхъ, и въ этотъ день, по разсказамъ стариковъ, бывала значительная ярмарка.

О постройкахъ церквей, часовенъ, воеводскихъ домовъ, я говорятъ не буду; я думаю для читателей, незнающихъ положенія Орла, это незанимательно; да и для самихъ жителей орловскихъ это описаніе лишено-бы было большей части интереса, такъ какъ нынѣшній Орелъ по плану произведенъ, всѣ улицы перемѣнились, зданія, церкви перенесены на другія мѣста, и на бывшій, только что рождавшійся Орелъ, совсѣмъ не походитъ, а потому я разскажу нѣсколько историческихъ воспоминаній города Орла.

Изъ историческихъ лицъ здѣсь болѣе всѣхъ помнятъ Петра Перваго, разсказываютъ, что онъ проѣзжалъ черезъ Орелъ; черезъ Оку его перевозили на паромѣ (тогда моста на Окѣ во все лѣто не строили).

Сперва перевозили самого императора, а такъ поѣхали за его бричкой что ли, коляской ли, — не знаю, какъ назвать, такъ говорилъ мнѣ батюшка; бричечка безъ рессоръ, говорилъ мнѣ одинъ старикъ. Пока привезли царскую коляску съ того берега, царь стоялъ на этомъ берегу, и царю поднесли вмѣсто хлѣба-соли — блюдо малины; и стоялъ онъ на берегу, говорятъ, такой суровый, строгій.

Замѣчательно, что Петръ Первый здѣшнимъ народомъ прилагается, часто вовсе не къ мѣсту, ко многимъ пѣснямъ, даже и не историческимъ; такъ въ пѣснѣ о смерти генерала здѣсь поютъ:

Царя Бѣлаго гусарыПетра Перваго…

Или про татарскій полонъ:

Отпусти меняНа святую Русь,Въ свою сторону,Къ императоруКъ Петру Первому.

Собственно же пѣсенъ, относящихся къ Петру Первому, ни въ Орлѣ, ни въ Орловской губерніи, я не слыхалъ ни одной, хотя и помнятъ его; такъ, о вышеописанномъ проѣздѣ его черезъ Орелъ разсказываютъ, что Петръ ѣхалъ на Преславное Полтавское сраженіе; основаніе Пушкарской и Стрѣлецкой слободъ также приписываютъ (что и достовѣрно) петровскимъ преобразованіямъ, впрочемъ мало уважая эти преобразованія. Разсказываютъ, что пушкари московскіе забунтовали противъ Петра, Петръ и велѣлъ ихъ переселить по разнымъ городамъ; которыхъ прислали въ Орелъ, тѣхъ поселили особой слободой, и стала та слобода прозываться Пушкарской; послѣ дознался Петръ, что съ пушкарями вмѣстѣ за одно были и стрѣльцы; онъ и стрѣльцовъ разбилъ по разнымъ тоже городамъ; переселенные въ Орелъ — поставили подъ Орломъ Стрѣлецкую слободу.

Въ прежнее время, да не такъ еще давно, кругомъ всего города Орла стоялъ лѣсъ, только за Богоявленіемъ и сѣяли хлѣба, а то все лѣсъ; старики, которые есть еще, помнятъ здѣшніе лѣса, помнятъ и жителей тѣхъ лѣсовъ — страшныхъ разбойниковъ. Про злодѣйства ихъ и теперь разсказываютъ со страхомъ.

— Здѣсь кругомъ верстъ на сто, а то и на другое сто — все лѣса были, говорилъ мнѣ здѣшній старожилъ:- лѣса были дремучіе, а въ тѣхъ лѣсахъ не столько звѣря было дикаго, сколько разбойниковъ. Недаромъ орловцевъ зовутъ «промышленныя головы», а то и другая поговорка есть: «Орелъ да Кромы, — старинные воры; Ливны всѣмъ ворамъ дивны; Елецъ всѣмъ ворамъ отецъ; да и Карачевъ на поддачу!».. Вотъ, слыхалъ ты, къ примѣру взять, Рытикъ Ѳедька — чего чего онъ ни дѣлалъ! Поймаютъ его, засадятъ въ грогъ, скуютъ руки ему, ноги, а онъ напишетъ угольками на стѣнѣ лодку, плеснетъ на лодку водой, сядетъ въ лодку со всѣми островными, да и поплыветъ куда ему надо! Сколько разъ его ловили, столько разъ онъ пропалъ, да и пропадетъ изъ острога! Насилу догадались: какъ попроситъ пить, такъ дадутъ квасу, а воды хоть распросись — ни ложки… ну, и извели. А еще былъ Кудеяръ; этотъ, гдѣ-гдѣ не разбойничалъ: и къ Калугѣ, и къ Тулѣ, и къ Рязани, и къ Ельцу, и къ Воронежу, и къ Смоленску — вездѣ побывалъ, вездѣ свои станы разставлялъ, и много кладовъ позарылъ въ землю, да все съ проклятіями: страшный колдунъ былъ. И какою поганой силой владѣлъ: раскинетъ на берегу рѣчки, озера, такъ какого ручья, раскинетъ полушубокъ или свиту, и ляжетъ спать; однимъ глазомъ спитъ, другимъ сторожитъ, нѣтъ ли погони гдѣ; правый глазъ заснулъ, лѣвый сторожитъ: а тамъ лѣвый спи, правый сторожи, — такъ въ перемѣну; а какъ завидитъ гдѣ сыщиковъ, вскочитъ на ноги, броситъ на воду полушубокъ, на чемъ спалъ, и станетъ тотъ полушубокъ не полушубокъ, а лодка съ веслами; сядетъ Кудеяръ въ ту лодку и поминай какъ звали… Такъ и издохъ своей смертью, — никакъ изловить его не могли, какъ такъ ни старались.