Михаил Шишкин - Русская Швейцария Страница 80

Селения по берегам Тунского озера становятся к концу XIX века излюбленным местом проведения каникул как для учившихся в швейцарских университетах русских студентов, так и для туристов из России. В Шпице (Spiez), например, летом 1897 года отдыхает мать Ленина с младшей дочкой Марией. На год раньше по этим местам прогуливается супруга профессора математики Московского университета со своим шестнадцатилетним сыном, Андреем Бугаевым. Владимир Медем, один из лидеров Бунда, называет в своих воспоминаниях Шпиц «летней резиденцией» русской бернской колонии.

В Мерлигене (Merligen) напротив Шпица неоднократно проводит с семьей лето философ Лев Шестов. Он пишет в июне 1901 года отсюда знакомой: «Сам я лето предполагаю провести в Швейцарии, в Оберланде. Мне нужно всё лето бродить по горам. Я уже даже начал. Встаю рано утром и сейчас же на прогулку. Это очень укрепляет. В прошлом году я попробовал такой режим – мне очень помог… Знаете, побродив 6, 7, а то и все 10 часов по горам – человек менее всего имеет желание спорить и грызться…» Этим летом он получает письмо от Дягилева с предложением сотрудничать в «Мире искусств» и отправляет ему статью о Достоевском и Ницше.

В Беатенберге (Beatenberg) на рубеже веков руководит водолечебницей при отеле «Виктория» (сейчас «Швейцерхоф») русский доктор Б.А. Членов, что привлекало сюда на лечение соотечественников. Будучи знакомым Плеханова и Аксельрода, Членов лечил многих русских революционеров.

В августе 1904 года на этом курорте отдыхает Николай Бердяев. Вот несколько отрывков из писем его будущей жене: «Спешу, родная, сообщить тебе свой новый и более или менее устойчивый адрес: “Швейцария, St. Beatenberg (Thunersee), Hotel Alpenrose”. Это чудное место, из моего балкона вид на снежные Альпы и на Тунское озеро. Но мне чужда эта европейская природа, я смотрю на нее, как на картинку, я не сливаюсь с ней, как с русским лесом, русской рекой. Вспомнил, как мы с тобой стояли на берегу Днепра, когда катались на лодке, и нам было хорошо. Жить я могу только там, на родине, здесь же могу быть только проездом».

На курорте Бердяев встречает столько соотечественников, что это заставляет его сделать замечание: «Обстановка напоминает Прорезную улицу г. Киева…»

Лето 1907 года в Беатенберге проводит Скрябин со своей второй женой Татьяной Шлецер, они снимают шале «Шмокер» (Chalet “Schmocker”). В письме Морозовой композитор сообщает: «Вот уже три недели, как мы пребываем здесь, в этом чудесном уголке». Здесь он работает над партитурой «Поэмы экстаза». Сюда же, на Тунское озеро, приезжает композитор через пять лет и работает над Шестой и Седьмой сонатами для фортепьяно.

В 1909 году на этом курорте отдыхает две недели во время каникул Осип Мандельштам, учившийся в то время в Гейдельберге.

О.Э. Мандельштам

В Беатенберге проводит остаток жизни и умирает в 1948 году Мария Яковлевна Сиверс, жена Рудольфа Штейнера, ключевая фигура в отношениях между ним и русскими антропософами.

Сюда же, кстати, привезут в 1967 году в надежде спрятать от вездесущих корреспондентов дочь Сталина Светлану Аллилуеву после ее сенсационного невозвращения в СССР. «Первые сутки, – вспоминает она, – я провела в маленькой горной гостинице в Беатенберге. Было холодно, кругом лежал снег… Прямо из окна моей маленькой комнатки была видна Юнгфрау. Но я никогда не любила гор и не умею ими любоваться: они меня угнетают, мне приятнее простор, равнина, море». Но спрятаться в горной деревне не удается. «На второй день мне пришлось перебраться в маленький монастырский приют в Сен-Антони, недалеко от Фрибурга. Находиться в гостинице было невозможно: по всей стране рыскали корреспонденты. В Беатенберге меня узнали в магазине, где я купила лыжные брюки, и немедленно сообщили репортерам: возвратиться туда было нельзя».

В санатории в деревне Хайлигеншвенди (Heiligenschwendi), расположенной над Туном, подолгу лечится в тридцатые годы поэт Анатолий Штейгер.

У другого конца Тунского озера расположился Интерлакен (Interlaken), фешенебельный курорт у подножия гор, облюбованный русскими великосветскими туристами. Впрочем, не всегда только избыток досуга заставлял ехать развеяться в Интерлакен – Жуковский, например, спасался здесь с семьей в 1849 году от треволнений европейской революции, бежав из Германии от восставших баденцев.

О количестве русских гостей красноречиво свидетельствуют старые гостиничные книги. Например, только за 1867 год в отеле «Швейцерхоф» (“Schweizerhof am Höhenweg”, здание не сохранилось, на его месте – новое крыло “Victoria-Jungfrau”) проживал 181 гость из России. О большом наплыве туристов с берегов Волги и Невы находим много свидетельств и в современной переписке. Тютчев, отдыхавший здесь в 1862 году, например, сообщает дочери Дарье: «В Интерлакене я встретил множество русских, но никого из хороших знакомых…»

Толстой, пришедший сюда через горы из Кларана с мальчиком Сашей Поливановым, записывает 30 мая 1857 года: «Нездоровится. Проснулся в 7. Прошел до Böningen. Красивый народ – женщины. Просят милостыню. Дождь. Немного писал Казака, читал Севастопольскую кампанию. Служанка тревожит меня. Спасибо стыдливости. Саша надоедает. Острит <…>». Сам же городок вполне по душе Толстому, он посылает отсюда накануне письмо Т.А. Ергольской в Россию: «Пишу Вам из Интерлакена, куда я приехал сегодня вечером. Город этот считается самым красивым в Швейцарии, и я думаю, это верно, поскольку я мог любоваться им в этот вечер».

По променаду Интерлакена прогуливаются в разное время художники Иванов, Шишкин, Саврасов, работающие над этюдами в Оберланде.

О своей встрече с Ивановым в Интерлакене в 1857 году вспоминает поэтесса Каролина Павлова, которая познакомилась с художником на этом курорте: «Ежедневно приходил он ко мне, и мы долго, по вечерам, сидели вдвоем, передавая друг другу свои мнения, споря и соглашаясь, увлекаясь разговором об искусстве и его представителях, о понятии изящного, о возможности нового стиля живописи, и забывали взглянуть на Юнгфрау, блестевшую перед нами в лучах заката». Жить автору единственной и незаконченной картины, сделавшей его знаменитым, – «Явление Христа народу» – оставалось всего несколько месяцев. «Этот человек, – продолжает Павлова, – давно отрекшийся, ради своего призвания, от всего, что люди ищут в жизни, этот человек больной, изнуренный работой, посвятив двадцать лет совершенно одной картине, говорил: “Я еще ничего не сделал; теперь надо начать, надо собраться с силами, надо учиться, достать книги, добиться сведений, надо готовиться несколько лет к великому труду…”» Иванов планировал изобразить в серии картин всю жизнь Христа. На следующий год художник умрет от холеры.

А.А. Иванов

В Интерлакене останавливаются во время своего швейцарского путешествия и будущие знаменитые ученые – Менделеев и Сеченов. Последний вспоминает: «В осенние каникулы 1859 года мы с Дмитрием Ивановичем Менделеевым вдвоем отправились гулять в Швейцарию, имея в виду проделать всё, что предписывалось тогда настоящим любителям Швейцарии, то есть взобраться на Риги, ночевать в гостинице, полюбоваться Alpenglühen’oм, прокатиться по Фирвальдштетскому озеру до Флюэльна и пройти пешком весь Оберланд. Программа эта была нами в точности исполнена, и в Интерлакене мы даже пробыли два дня, тщетно ожидая, чтобы красавица Юнгфрау раскуталась из покрывавшего ее тумана…»

29 мая 1869 года поэт и издатель Николай Алексеевич Некрасов пишет из Интерлакена В.М. Лазаревскому: «Живем мы в полной праздности и беспечности. Вчера влезали на какую-то вечернюю гору, откуда хороший вид (завтрак тоже там недурен), сегодня болят ноги, завтра полезем на другую… Писать еще не пробовал, да и не знаю, буду ли».

Знаменитым видом на Юнгфрау наслаждается во время одного из своих швейцарских путешествий в 1870 году Чайковский.

В августе 1880 года здесь сочиняет свои язвительные заметки «За границей» Салтыков-Щедрин. Но даже на него природа Интерлакена производит такое впечатление, что восторг пробивает иронию: «…Меня словно колдовство пришпилило к этому месту. В красоте природы есть нечто волшебно действующее, проливающее успокоение даже на самые застарелые увечья. Есть очертания, звуки, запахи до того ласкающие, что человек покоряется им совсем машинально, независимо от сознания… Эти тающие при лунном свете очертания горных вершин с бегущими мимо них облаками, этот опьяняющий запах скошенной травы, несущийся с громадного луга перед Hoeheweg, эти звуки йодля, разносимые странствующими музыкантами по отелям, – всё это нежило, сладко волновало и покоряло, и я, как в полусне, бродил под орешниками, предаваясь пестрым мечтам и не думая об отъезде».

М.Е. Салтыков-Щедрин

Приезд Салтыкова-Щедрина в Швейцарию связан не только с желанием посмотреть красоты Альп. Он везет сообщение о смертном приговоре, вынесенном Кропоткину «Священной дружиной», тайной организацией монархистов. Об этом узнал писатель от Лорис-Меликова. Салтыков-Щедрин едет из России в Висбаден и оттуда пишет своему близкому другу доктору Белоголовому и Лаврову, прося их уведомить Кропоткина о готовящемся покушении. Опасаясь, что извещение может запоздать, Салтыков решает лично повидаться с Кропоткиным и отправляется в Швейцарию, но в это время Кропоткин находится в Лондоне на анархистском конгрессе.

Салтыков-Щедрин останавливается в отеле «Юнгфрау-Виктория», самой роскошной гостинице городка, в которой подчас на всех этажах слышалась русская речь. Так что не случайно Альфонс Доде поселяет русских персонажей романа «Тартарен в Альпах» именно здесь. Главный герой приезжает в Интерлакен за своей возлюбленной Соней и принимает участие в планировании очередного террористического акта: «…не мог удержаться и вмешивался в разговоры о проектах убийства, одобрял, критиковал, давал советы как опытный боец, привыкший ко всякому оружию и к борьбе один на один с крупными хищниками». В ответ на страстное: «Соня, я люблю вас!» – знаменитый охотник получает холодный ответ героини подполья: «Ну так заслужите меня!» Увы, охотник за львами оказывается недостоин любви русской девушки, и пока Тартарен ходит в Гриндельвальд – обязательный пункт туристической программы – Соня с соратниками по борьбе отправляется в Монтрё и оттуда на «дело» в Россию.