Михаил Шишкин - Русская Швейцария Страница 99

В 1918 году на Пасху в Аскону приезжают из Цюриха Марианна Веревкина и Алексей Явленский. Художники находят маленький «кастелло» – Castello Bezzola – с башенкой на самой «пьяцца» на берегу Лаго-Маджоре и поселяются здесь.

Явленский вспоминает: «Три года, проведенные в Асконе, были самыми интересными в моей жизни, потому что природа там сильна и таинственна и заставляет жить с нею вместе. Удивительная гармония днем, и что-то жуткое ночью. Мы приехали в Аскону в конце марта и сняли квартиру прямо на озере. Был период дождей, и дождь шел целый день без перерыва, то сильнее, то чуть ослабевая, но это было обворожительно, потому что от тепла лопались почки. Лаго-Маджоре было меланхолично, часто с туманами, ползущими по воде. Здесь я работал дальше над моими вариациями, часто вдохновленный этой природой. <…> Во время моего пребывания в Асконе я очень много работал, там появились многие вариации, и потом я начал рисовать мои “лики” и абстрактные головы. Для меня это были иконные образы. Теперь, в 1937 году, больной и за семьдесят, когда я вспоминаю то время, моя душа плачет от печали и тоски».

В Асконе происходит окончательный разрыв между ним и Марианной Веревкиной, его покровительницей в течение многих лет их совместной жизни в Мюнхене и в Швейцарии. Явленский женится на матери своего сына Андрея, служанке Веревкиной Елене Незнакомовой. «Эмансипации» от Веревкиной в немалой степени способствует ее обнищание после большевистской революции – до этого все жили на пенсию, которую она получала за отца, царского губернатора и впоследствии коменданта Петропавловской крепости в Петербурге.

Явленский находит в Швейцарии нового друга и мецената – художницу-немку Эмми Шейер, уже известную нам Галку, которая отказывается от своего творчества и посвящает свою жизнь творчеству русского художника. По окончании войны Эмми Шейер зовет его в Германию. После того как немцы выслали их в августе 1914 года, Явленский думает о возвращении в эту страну с тяжелым чувством. В апреле 1921 года он пишет Галке: «Я знаю, что я должен переселиться в Германию. Но моя душа не идет туда, и я не знаю, что это значит, я чувствую, что вероятно что-то произойдет…» В том же году Явленский покидает Аскону и Веревкину, с которой они были вместе тридцать лет со времени их учебы у Репина в Петербурге, и уезжает с семьей в Висбаден. Тяжелые предчувствия художника оправдались – в Германии его ожидают после нескольких коротких лет успеха болезнь, нищета, запрет пришедших к власти нацистов «художнику-вырожденцу» выставляться и работать.

Веревкина остается в Швейцарии одна и практически без средств к существованию. После блестящей жизни в мире искусства – с 1896 года по 1914-й ее салон в Мюнхене был местом встречи аристократии с международной артистической богемой – ей приходится вести жизнь новую, совершенно другую, начинается борьба за выживание.

Поддержки Красного Креста, выплачивающего ей как беженке, потерявшей в России средства к существованию, для жизни недостаточно, и в шестидесятилетнем возрасте ей впервые приходится зарабатывать себе на пропитание. Какое-то время Веревкина пытается работать разъездным агентом одной фармацевтической фирмы. Она пишет друзьям – художнику Паулю Клее и его жене – о своих переживаниях, связанных с разрывом с Явленским: «И вот наша 27-летняя жизнь лежит растоптанная на площади Асконы в пыли и грязи. Что будет, не знаю, да мне и безразлично. Я слишком много узнала, чтобы еще о чем-то переживать. Поскольку я, как Вы знаете, получаю всего лишь 5 франков, я устроилась агентом по продаже медикаментов. Так я могу существовать дальше. Но тем, что я, художник, вместо того чтобы писать картины, должна развозить по врачам лекарства, я обязана тому человеку, который обязан, в свою очередь, мне всем своим искусством от А до Я».

Продажа медикаментов продолжается недолго, хорошие художники редко оказываются хорошими торговцами, и Веревкина пытается зарабатывать тем, что рисует открытки с видами для туристов. У русской художницы устанавливаются тесные контакты с жителями деревни. Ее называли «бабушкой Асконы» и относились к ней с уважением и любовью. «Аскона научила меня, – пишет Веревкина о своем тессинском опыте, – не презирать ничего человеческого, одинаково любить как великое счастье творить, так и убожество выживания, и носить то и другое в душе как сокровище. Но это упоительное чувство – стоять перед великим произведением в слезах восхищения и сказать себе: этот путь является и твоим путем тоже, можешь ли ты идти по нему или нет».

Эта удивительная женщина, сыгравшая свою роль в становлении нескольких окружавших ее художников, повлиявшая на переход Василия Кандинского к абстрактному искусству, сама замечательная художница, неделями живет без денег, занимая у соседей на почтовые марки. Но при этом, когда богач Макс Эмден, владелец сети универмагов в Германии, купивший себе на Лаго-Маджоре острова Бриссаго, узнав о нуждающейся русской, присылает своего слугу, чтобы купить у нее какую-нибудь картину, Веревкина гордо отказывает, чувствуя свою честь художника оскорбленной.

В последние годы она много работает, участвует в групповых выставках асконских художников «Большая Медведица» – но это не приносит ей ни успеха, ни денег. Она живет в долг, не имея возможности когда-либо вернуть его. «Мои личные потребности невелики, если я здорова, но мое искусство требует определенных расходов, и если я болею, это тоже требует денег. С моей смертью исчезнут все мои долги, так что я не переживаю из-за своего тяжелого положения».

Когда она умерла 6 февраля 1938 года, проводить ее в последний путь пришла вся Аскона. Из Милана приехал православный священник. Отпевали Веревкину по православному обряду несколько эмигрантов из России, живших в Швейцарии и Италии. Известность пришла к русской художнице, нашедшей успокоение на асконском кладбище, лишь спустя несколько десятилетий. Ее картины выставлены в Асконе в Фонде Марианны Веревкиной (Fondazione Marianne Werefkin) и в местном Музее современного искусства (Museo Communale d’Arte Moderna Ascona).

После революции «русский поток», разливавшийся по берегам Лаго-Маджоре, иссякает, но время от времени здесь все-таки слышится русская речь. Так, например, с февраля 1924 года по март 1925-го около Локарно, в Брионе (Brione), лечится от туберкулеза Эль Лисицкий. В Тессине художник вместе с Гансом Арпом (Hans Arp) работает над книгой «Измов», которая выходит в 1925 году в Цюрихе. В отличие от большинства художников и писателей, стремившихся на «юг» в поисках вдохновения для своего творчества, Лисицкий приехал сюда не по доброй воле, а для лечения, и относился к чудесам природы Тессина без особого восторга, будучи поглощен теоретическими работами. Его пребывание в Тессине совпадает с решением оставить станковую живопись и посвятить себя новым изобразительным средствам, более, по его мнению, соответствующим «новой России», – фотомонтаж, шрифты, архитектура. Окружение в Локарно, состоявшее из толстовцев и других искателей истины, кажется представителю советского авангарда удушающим, он пишет в письме жене Софье: «Ты знаешь, как скептически я ко всему этому отношусь». Софья вспоминает: «Мы приехали в колонию художников в Аскону на Лаго-Маджоре, напоминавшую сборище блаженных или сектантов. Мы были рады снова вернуться в холодный, чистый воздух Амбри-Сотто (Ambri-Sotto)». В этой высокогорной деревне, расположенной недалеко от перевала Сен-Готард, проводит художник несколько месяцев.

Среди русских послереволюционных эмигрантов, обосновавшихся в Тессине, пожалуй, самая интересная фигура – Эллис-Кобылинский. Белый пишет о своем друге в «Воспоминаниях о Штейнере»: «Эллис, натура люциферическая, всю жизнь несся единым махом; и всегда – перемахивал, никогда не достигал цели в прыжках по жизни; его первый “МАХ”: с гимназической скамьи к Карлу Марксу: отдавшись изучению “КАПИТАЛА”, он привязывал себя по ночам к креслу, чтобы не упасть в стол от переутомления; в результате: “УМАХ” к… Бодлеру и символизму, в котором “ЕДИНЫМ МАХОМ” хотел он выявить разделение жизни на “ПАДАЛЬ” и на “НЕБЕСНУЮ РОЗУ”; так в Бодлере совершился “УМАХ”: от Бодлера… к Данте и к толкованию “ТЕОСОФИЧЕСКИХ БЕЗДН”, т. е. в Данте совершился новый “УМАХ”: от Данте к Штейнеру; в 11-м году его снаряжали в путь: без денег, знания языка, опыта; прожив с друзьями, водившими и “мывшими” его в буквальном смысле, – этот “СЛИШКОМ МОСКВИЧ”, в Берлине становится “СЛИШКОМ ГЕРМАНЦЕМ”, сев в первый ряд уютного помещения берлинской ветви на Гайсбергштрассе».

Жизнь Эллиса, о котором Марина Цветаева сказала: «разбросанный поэт, гениальный человек», – в чем-то типичный пример исканий-шараханий русского интеллигента начала века, с обязательным сжиганием бывших кумиров. Сын известного московского педагога Поливанова, воинственный марксист в молодости, Эллис вдруг объявляет, что все экономические знания не стоят одного стихотворения Бодлера, и становится одним из лидеров символизма. Близкий друг Белого, он был душой кружка «аргонавтов», активный участник «Весов», один из организаторов «Мусагета». Познакомившись через своих друзей с идеями Штейнера, поэт становится рьяным штейнерианцем, проповедует кругом и каждому свою новую религию, грозится побить недоброжелателей Доктора и на лекциях, как вспоминает Белый, «…садясь в первый ряд, сбрасывал с занятых мест ридикюльчики (вещь, ужасная для Германии), чтобы из первого ряда “пылать” любовью». Пройдет совсем немного времени, и на своего учителя Эллис напишет уничижительный пасквиль. Во время Первой мировой войны происходит новый крутой поворот. Эллис оказывается в Швейцарии. Знакомство с католической писательницей Иоганной ван дер Мойлен (J. v. d. Meulen) приводит к переходу русского поэта в католицизм, Эллис становится иезуитом. В доме ван дер Мойлен «Каза-Фиоретти» (“Casa Fioretti”) в Локарно-Монти проводит он большую часть оставшейся жизни. В двадцатые-тридцатые годы он занимается эзотерикой и космологией, увлекается европейским Средневековьем, регулярно посещает службы в церкви Мадонны-дель-Сассо (Madonna del Sasso). Эллис публикует статьи в католических журналах, выступает за слияние христианских церквей, причем в форме присоединения православия к католичеству. Он пишет стихи по-русски, но не публикует их. Ему хочется познакомить западного читателя с практически неизвестными ему русскими писателями, и Эллис много пишет о классической русской литературе. В Швейцарии выходят его книги о Гоголе, Пушкине, Жуковском. Русский поэт умирает в Локарно-Монти в ноябре 1947 года. Он похоронен на кладбище Св. Антония в Локарно. Могила его не сохранилась.