Юрий Пахомов - Вьетнам: от Ханоя до Камрани

Вьетнам: от Ханоя до Камрани

…Во Вьетнам мы летели большой командой. Группой руководил вице-адмирал Юрий Алексеевич Кузьмин. Специалисты с Тихоокеанского флота должны были присоединиться к нам в Камрани. В аэропорту Ханоя нас встречали официальные лица — гражданские и военные. Среди встречающих своей развязностью выделялся референт из посольства, рубаха-парень лет тридцати, с брюшком, какой-то весь мятый, со съехавшим набок галстуком. Он каплей ртути перекатывался среди нашей группы, его голос слышался то здесь, то там.

— Товарищи, я приветствую вас на вьетнамской земле. Мне поручена роль вашего чичероне. Какие будут вопросы, недоразумения — сразу ко мне. Зовите меня Григорий, просто Гриша, — он радостно светился. — Замечательно, что вы приехали в дни, когда героический вьетнамский народ празднует победу над китайскими ревизионистами.

Влажная духота, острые запахи, яркие краски. Кортеж автомобилей двигался мимо плантаций сахарного тростника, рисовых полей, деревень, озёр, где крестьяне в остроконечных соломенных шляпах ловят улиток и собирают съедобную траву, мимо лоснящихся буйволов, забравшихся в воду — только рога и ноздри торчат.

На мосту через Красную реку — затор. Поток велосипедистов, пешеходов, автомобилей движется медленно. Вода в реке и в самом деле красная. Гриша, тряся щеками, громко говорил:

— Во время войны американцам так и не удалось разбомбить мост, только один пролёт повредили. Видите, вон там, внизу, рядом с опорами, галечный островок? Вьетнамцы на нём пленных американских летчиков держали. Начнёшь бомбить или обстреливать мост ракетами — обязательно в пленных угодишь. Их к тому же рацией оснастили. Американские самолёты заходят на бомбометание, а им по рации: «Братцы, вы же по нам сейчас шлёпнете!»

Сколько потом я ни пытался обнаружить во Вьетнаме следы войны — не нашёл. И инвалидов ни разу не видел. А уж американцы крепко поработали, ковровое бомбометание по площадям с Б-52, старики, дети — всё одно…

Нас разместили в бывшей резиденции французского губернатора. Номера на двоих, койки под сетчатыми пологами, вместо горничных — хорошенькие девушки в военной форме: белые блузки с красными погонами, чёрные лёгкие брюки, босоножки. В номер заходили только вдвоем. Внесут термос с зелёным чаем, фрукты, минеральную воду — и долой. Сувениры и подарки следовало отдавать старшей по званию — всё шло в «общак», а уж потом распределялось среди девушек.

Двери гостиницы выходили в лоджии, тянущиеся вдоль всего здания, внизу лежал ухоженный сад: пальмы, фикусы, раскидистые, с лаково отсвечивающими листьями деревья, увешанные крупными плодами грушевидной формы, оказалось, что это хлебное дерево. Дорожки аккуратно посыпаны гравием — и цветы, цветы самых невероятных расцветок, над которыми порхали крупные бабочки. Райский уголок. Меня и заместителя начальника политуправления ВМФ Николая Михайловича Карлова поселили в крайнем номере, с окном, выходящим в торец, от остальных номеров он отличался тем, что в нём была кладовка, куда мы сложили ящики с сувенирами, агитационной литературой. Карлова я знал давно, вместе бедовали на острове Дохлак в Красном море, когда работали в Эфиопии.

Перед тем как разместиться, я позвал Колю в ванную комнату и открыл воду.

— Что за шпионские игры? — удивился Николай. — Мы же в дружественной стране.

— Бережёного, как известно, Бог бережёт. Давай все же осмотримся на предмет «жучков». Будем, по крайней мере, знать, как себя вести.

— Ну, ты даёшь!

Через пять минут я обнаружил «жучка», грубо вмонтированного в нижнюю часть столешницы чайного столика.

Николай побагровел:

— А что же этот посольский олух, Гришка, нас предупредить не мог?

Я приложил палец к губам. Мы вернулись в ванную комнату, открыли кран, вода с шипением устремилась в раковину.

— М-да-а, весёлая история, — протянул Николай. — Нужно будет нашим мужикам сказать, чтобы языком попусту не мололи.

— Согласись, у вьетнамцев есть основания не доверять чужеземцам. Тридцать лет непрерывных войн…

— Мы же к ним с открытой душой!

— Политика…

Теперь каждое утро, едва выпутавшись из накомарника, я устремлялся к столику, где был вмонтирован «жучок», и громко заявлял: «Замечательная страна Вьетнам!» Николай тут же отзывался со своей койки: «Наша дружба с Вьетнамом на века!» Представляю, что о нас думали ребята, что писали наши разговоры на плёнку.

Кормили нас, как полагали вьетнамцы, адаптированной к русской кухне пищей. Курица в различных видах, рыба, отварное мясо с ананасами, борщ со сладким бататом, ну и, конечно, рис. Не обошлось без курьёза. Как-то на ужин подали блинчики «по-сайгонски» на большом керамическом блюде. Маленькие, величиной с карамельку, блинчики оказались необыкновенно вкусными. Полковник-инженер Годенко спросил у переводчика-вьетнамца, из чего делают блинчики. Тот с удовольствием стал объяснять:

— Значит, та-ак. Берется рисовая мука, пальмовое масло…

— А начинка из чего?

— Не знаю, как по-русски… Такое большое-большое, — он жестами изобразил хищный рот и длинный хвост.

Инженер побледнел и стал выбираться из-за стола. Когда он, слегка пошатываясь, пересекал столовую, переводчик вдогонку ему радостно сообщил:

— О, вспомнил! Это варан!

Судя по звуку, Годенко так и не успел добежать до туалета. Когда вьетнамцы, простившись, покинули нас, руководитель группы Юрий Алексеевич Кузьмин спокойно подытожил:

— Есть, что дают, и не спрашивать. Ясно?

До обеда — деловые встречи, меня опекает майор медицинской службы Тхиу. Он окончил нашу Военно-медицинскую академию, неплохо говорит по-русски. Во время официальных переговоров сдержан, тоже знает, что «пасут», несколько расслабляется, когда выходим пройтись по парку. Умный, с хитринкой, хорошо подготовленный специалист. Обо всём, даже неприятном, говорит с улыбкой. Все мои попытки выбить у него нужную информацию заканчиваются полной неудачей. Я потом не раз сталкивался с тем, что вьетнамские коллеги уходят от разговоров об эпидемической обстановке в стране, заболеваемости среди населения. В желании сохранить «тайну» они, пожалуй, даже нас превзошли.

После обеда гуляем по Ханою: озеро Возвращённого меча, пагоды, ювелирный магазин «Три мадам», популярный среди русских, местный театр, однажды вечером нас даже повели в цирк. Город, наполненный шелестом велосипедных шин и ощущением тревоги.

Любопытен старый французский квартал, где колониальный архитектурный стиль перемешался с барокко, классицизмом и национальным вьетнамским стилем. Интересны названия улиц: Тростниковая, Шёлковая, Храмовая, Шлепанцевый переулок. Есть даже улицы Пищи, Гробов и Бумаги.

Представитель аппарата главного военного советника, по-видимому, офицер КГБ, дважды инструктировал группу, указав, что можно, а что нельзя во Вьетнаме. Всё свелось к бдительности, особенно он напирал на опасность, исходящую от местных китайцев — хуасяо.

Как-то нам с Карловым удалось сбежать, оторвавшись от «хвоста». Зашли на ханойский рынок Донг Хуан. Ничего подобного не видел даже на знаменитом рынке в Аддис-Абебе. Особенно поразили ряды, где торговали живностью. Аквариумные рыбки, разнообразные птицы, обезьяны, зверьки, похожие на сурков, гигантские вараны в железных клетках, змеи. И всё это булькало, шелестело, цвиркало, шипело, повизгивало, и запах стоял острый, звериный. Пожилая китаянка-хуасяо сидела на корточках перед тазом с мутной водой. Я подошел, заглянул в таз — что там? Китаянка улыбнулась беззубым ртом и извлекла из жижи двух упитанных лягушек.

— Коля, — предложил я Карлову, — надоела казённая жратва, давай купим парочку на ужин? Сварим в электрочайнике.

Карлов побледнел, издал странный горловой звук и тихо сказал:

— Ну, ты и скотина, Юра. В чайнике! Надо же такое придумать. Я чуть не траванул!

В Африке, где, казалось бы, присутствовал весь набор тропических болезней, все же было проще разобраться со всякого рода экзотикой. Вьетнам преподнёс куда больше неожиданностей. Где-то на третий или четвертый день в Ханое я стал отмечать, что офицеры, входящие в группу, подавлены, молчаливы, раздражительны. То и дело вспыхивали мелкие ссоры. Ни в Бербере, ни на Дохлаке ничего подобного не было. Влажность поразительная. Я ещё в день прилета обратил внимание, что в платяных шкафах и ящиках для обуви круглые сутки горят электрические лампочки. Стоило на ночь их отключить, как одежда и обувь покрывались зловещей зеленой плесенью. Привезенный из Москвы черный чай «Слон» стал издавать отвратительный гнилостный запах — пришлось выбросить. Даже водка, наша проверенная «Столичная», почему-то не веселила, а вызывала депрессию. Стоило вечером выпить грамм сто пятьдесят, утром разламывалась голова. Многие мучились от бессонницы. Спать под накомарником душно, стоит отбросить полог — сожрут комары, москиты, а каждый укус таит в себе серьезные неприятности: малярию, лихорадки денге, цу-цу-гамуши. Я решил посоветоваться с посольским врачом. Полный молодой человек только развёл руками: