Николай Страхов - Последний ответ г. Вл. Соловьеву

Н. Н. Страхов

Последний ответ г. Вл. Соловьеву

В «Вестнике Европы» за январь Вл. С. Соловьев отвечает мне на мою статью «Наша культура»[1] и пр.

Мне очень хотелось бы, чтобы этот спор был понимаем читателями в его настоящем смысле, и потому решаюсь прибавить здесь несколько замечаний. Не следует упускать из вида главного предмета спора. Дело идет вовсе не об успехах России в науках и философии, не о любви к Отечеству, не о моем гнусном «равнодушии к истине», не о желании Вл. С. Соловьева «протестовать против повального национализма, обуявшего в последнее время наше общество и литературу», не о значении моих «трех книг», не о достоинстве «философских трудов» моего противника, и т. д. Действительный предмет спора другой, он имеет совершенную определенность и очень далек от личных препирательств и от общих толкований о грехах и болезнях (заглавие ответа Вл. С. Соловьева). Дело идет о теории культурно-исторических типов, изложенной в книге Н. Я. Данилевского «Россия и Европа». За эту теорию я вступился против неожиданного и резкого нападения и очень желал бы, чтобы и теперь читатели главное свое внимание обратили на то, что касается этой теории.

Прочитав ответ Вл. С. Соловьева, я с удовольствием увидел, что спор наш кончен в этом отношении, т. е., что мне вовсе нет надобности вновь защищать теорию Данилевского. Если читатели вспомнят мою прежнюю статью и внимательно сравнят с ней то, что теперь написал против нее Вл. С. Соловьев, то, надеюсь, им будет вполне ясно, что все мои прежние доказательства остаются в полной силе. В первой своей статье противник теории культурно-исторических типов нападал на нее: l) с точки зрения христианских начал, 2) на основании учения о человечестве, как о едином организме, 3) со стороны общих научных требований, именно приемов естественной системы, 4) на основании хода всемирной истории, 5) на основании истории наук и религий. Эти исходные точки нападения я счел настолько важными, а самого нападателя — имеющим настолько веса в нашей литературе, что мне казалось нужным старательно отразить нападение. Все указанные возражения были мною выставлены, рассмотрены и опровергнуты. В новой своей статье мой противник не сказал ничего ослабляющего мои доводы, так что мне нет надобности дополнять свою прежнюю аргументацию.

Маленького добавления требует разве только новая ссылка г. Соловьева на ап. Павла, сделанная в защиту мысли о человечестве, как едином организме, именно прямая ссылка на две главы послания апостола, 1 Кор. XII. и Ефес. IV[2]. Если непредубежденный читатель сам прочитает эти две главы, то он тотчас же увидит, что они наполнены увещаниями к единению и любви, обращенными к обществу верующих, к христианской церкви, а вовсе не содержат учения о едином организме человечества. Во второй из указанных глав, в стихах 17 и 18, прямо говорится: «Заклинаю Господом, чтобы вы не поступали, как поступают прочие народы по суетности ума своего, будучи помрачены в разуме, отчуждены от жизни Божией, по причине их невежества и ожесточения сердца их». Следовательно, здесь полагается существенное разграничение, и только верующие, если будут нести себя по вере своей, могут быть названы единым организмом[3].

Итак, я решаюсь в настоящем случае положиться на читателей, то есть надеяться, что они вспомнят мою прежнюю статью и увидят, что нынешние чрезвычайно горячие выходки Вл. С. Соловьева совершенно слабы и бессодержательны в отношении главного вопроса — теории культурно-исторических типов. Для читателей забывчивых и предубежденных, конечно, можно бы пуститься в повторения и истолкования, в шутки и разглагольствования; но, как ни полезно бороться против забывчивости и предубежденности, я не чувствую теперь к тому охоты, а без охоты, как известно, хорошего писания не бывает.

В одном только пункте мне хотелось бы прибавить новые пояснения, хотя и прежних достаточно для внимательных читателей. Г. Соловьев не верит моему изложению, по которому теория культурно-исторических типов имеет мирный характер, отличается духом славянской терпимости, ибо по этой теории могут одновременно существовать и развиваться несколько таких типов; так было прежде, так есть теперь, и в будущем нет для этого никакой невозможности. По уверению г. Соловьева, я в этом случае «бесцеремонно подставил вместо основной мысли Данилевского какую-то совсем иную», и вот как г. Соловьев излагает подлинное мнение Данилевского:

«По теории Данилевского, славянство…будучи последним в ряду преемственных культурно-исторических типов и притом самым полным (четырехосновным), должно прийти на смену (? — Н. С.) прочих, частью отживших, частью отживающих типов (Европа); славянский мир есть море, в котором должны слиться все потоки истории, (? — Н. С.) — этою мыслью Данилевский заканчивает свою книгу, это есть последнее слово всех его рассуждений. Слияние же исторических потоков в славянском море должно произойти не иначе, как посредством великой войны между Россией и Европой»[4].

В подобном же духе истолковывал недавно мнение Данилевского и В. П. Безобразов, стараясь придать этим мнениям самый фантастический и пугающий вид. «С чрезвычайной восторженностью возвещает он (Данилевский. — Н. С.) грядущий близкий период торжества (? — Н. С.) славянского культурно-исторического типа, под духовною и политическою гегемонией России, видя в этом торжестве (? — Н. С.) тот высший синтез всех доселе существовавших во всемирной истории культурных начал, который должен воссоздать просвещение и государственно-общественный строй на развалинах доживающей свой век европейской культуры».

Несколько далее к этому прибавлено: «Заключительным словом книги Данилевского, — как иначе и быть не могло вследствие всех его теоретических соображений, — является необходимость роковой смертельной (? — Н. С.) борьбы России со всем Западом, т. е. со всем образованным миром, борьбы не только нравственной, но и материальной»[5].

Тут я вижу глубокое недоразумение, глубокое извращение дела, хотя извращение неумышленное, происшедшее только от того, что противники Н. Я. Данилевского не удостаивают его книгу старательного чтения и вникания. О какой смене прочих типов они говорят? О каком близком торжестве? Что это за потоки, сливающиеся в славянском море? Откуда явилась смертельная борьба? Откуда воссоздание просвещения на развалинах европейской культуры?

Эти речи умышленно-напыщенны и все-таки неопределенны; обидно их читать, когда вспомнишь точность мысли и выражения, свойственную Н. Я. Данилевскому. Во-первых, он никогда не говорил, что Европа отживает свой век; напротив, он утверждал и подробно пояснял, что теперь Европа находится в полном расцвете, в апогее своих сил[6]. Нигде он и не думает говорить о «развалинах европейской культуры» и о том, что нам предстоит будто бы делать на этих развалинах.

Во-вторых, он предсказывал борьбу славянского мира с Европою, но предсказывал потому, что видел в этой борьбе единственный возможный выход для разрешения Восточного вопроса, выход из давнишней существующей распри, разрешение тех горячих стремлений, надежд и притязаний, сила которых не ослабевает, а растет с каждым днем. Вы не хотите признать правильности предсказаний Н. Я. Данилевского; но чтобы их опровергнуть, мало сказать, что вы, по человеколюбию или по экономическим соображениям ужасаетесь войны, — нужно еще показать, как же, по вашему мнению, может совершиться разрешение Восточного вопроса[7].

В-третьих, наконец, великие надежды, которые автор «России и Европы» возлагал на славянский мир, вы готовы принять за какое-то поползновение к единому и нераздельному владычеству над всем миром; вы говорите о смене всех типов одним, о слиянии всех потоков в одном море и т. п. Но подобные предположения невозможны по самой сущности теории культурно-исторических типов, утверждающей, что развитие этих типов совершается и разновременно, и разномастно. Н. Я. Данилевский даже прямо, как на одно из сильных и ясных доказательств своей теории, указывает на то, что в силу ее невозможна какая-нибудь единая всесовершенная цивилизация для всей земли и устраняется всякая мысль о мировладычестве[8]. У него нельзя найти даже таких предположений, как, например, у Ренана, который считал очень вероятным, что славяне завоюют Европу.

Да разве для развития, для создания своей культуры нам нужна власть над Европой, или Африкой, или Индией и т. п.? Н. Я. Данилевский был слишком разумен, чтобы тешиться подобными мыслями, а главное — другого он желал своей Родине, не внешнего блеска и торжества. В конце своей книги он действительно говорит о потоках, которые когда-то сольются в славянском водоеме (не в море), но он говорит весьма определенно о четырех потоках и разумеет здесь четыре главных направления культурной деятельности, т. е. он только выражает в подобии или метафоре ту свою надежду, что славянский тип будет четырехосновным. Вот его слова.