Военное дело древних персов - Александр Константинович Нефедкин Страница 43

мечами. Курций (IV, 9, 3) же просто сообщает о перевооружении персидских воинов с дротиков на мечи и щиты. Если сообщение первого историка, очевидно, относится к коннице, то свидетельство второго автора говорит о пехоте. Такое перевооружение всадников было весьма логичным мероприятием. Это увеличило их шансы на победу в рукопашном бою с гетайрами. Может быть, отголосок этой реформы мы найдем на изображении персидского всадника с длинной пикой (ок. 3,5 м) на аналогичных золотых обкладках акинаков из Чертомлыка (350/340–320 гг. до н. э.), из восьмого кургана в группе «Пять братьев» и на находящихся сейчас в музее Метрополитен, происходящих, вероятно, из окрестностей Никополя[331]. Как представляется, эти обкладки можно датировать после 332 г. до н. э.[332].

Тактику ближнего боя мы видим при Гавгамелах у сакской конницы левого крыла Дария (Arr. Anab., III, 13, 4; ср.: Curt., IV, 9, 3) и у всадников персов, парфян и индов на правом фланге. Тут всадники «не пользовались ни метанием и даже ни контрмаршами коней, как в настоящей гиппомахии, но каждый пробивал того, кто был против него…» (Arr. Anab., III, 15, 2). Следовательно, обычной даже для тяжеловооруженной конницы были по-прежнему последовательные атаки. По крайней мере, согласно описанию историка Динона, в битве при Кунаксе Кир Младший атаковал своего брата Артаксеркса трижды (Plut. Artax., 10, 1–2). В пассаже же Арриана речь идет о прорыве конных персов через окруживших их гетайров Александра и, следовательно, о вынужденных действиях. Поэтому историк и отмечает необычность такого сражения. Очевидно, и в 331 г. до н. э. основу конницы персов все еще составляли дротикометатели, вооруженные теперь месанкилонами (Arr. Anab., VII, 6, 5). Сами же персы продолжали строиться для конного боя в глубокие отряды (Arr. Anab., III, 15, 2) и вести, по преимуществу, метательный бой. Позднее, в 317 г. до н. э., у Антигона имелись мидийские и парфянские лучники и всадники с легкими копьями (Diod., XIX, 29, 2). Мидийцы же, как мы помним, еще во времена Геродота не отличались по вооружению и тактике от персов (Hdt., VII, 62; 86). Следовательно, как представляется, реформа Дария, вооружившая конницу персов пиками и, таким образом, могущая положить основу для формирования настоящих катафрактов, не прижилась после падения Ахеменидской державы[333].

Арриан, описывая диспозицию армии Дария при Гавгамелах, отмечает, что «персы были построены перемешанными, всадники вместе с пехотинцами» (Arr. Anab., III, 11, 3; ср.: Curt., IV, 12, 7). Д. Хед считает, что по образцу греческих пехотинцев-гаммипов персы примешали к коннице легкую пехоту из оруженосцев[334]. Однако возможен и другой источник происхождения данной тактики. Курций Руф (VII, 7, 32–33) так рассказывает о способе боя дахов: «Кони везут по двое вооруженных, каждый из которых поочередно внезапно спешивается и расстраивает порядок конской битвы. Стремительность коней соответствует скорости людей». Геродот (I, 125) прямо называл даев кочевым персидским племенем, но позднее греки стали их рассматривать как скифских кочевников, живущих к востоку от Каспийского моря (Strab., XI, 8, 2). Как и другие скифские народы, дахи были конными лучниками (Liv., XXXVII, 40, 8; Arr. Anab., V, 12, 2; App. Syr., 32 (167)). Если мы обратимся к свидетельству Ксенофонта, то увидим, что контингент саков, граничащих с Гирканией, состоял из 10 000 пеших и 2000 верховых лучников (Xen. Cyr., V, 3, 24), т. е. пехоты было в пять раз больше конницы. При этом надо учитывать, что сами персы же именовали саками любых скифов (Hdt., VII, 64). Действительно, подобная тактика не является кочевой, она обычно возникает при недостатке лошадей, когда сопровождающий садится верхом на коня своего спутника, чтобы не уставать при передвижениях и маневрах. В ходе же конного боя он спешивается и помогает сражаться своему всаднику. Согласно Курцию, спешивались поочередно оба воина, став таким образом универсалами и позволяя уставшему товарищу ехать какое-то время верхом[335]. При Гавгамелах — это единичный известный нам случай смешивания пехоты и конницы, — видимо, начало процесса перехода к данной тактике, которая не получила дальнейшего развития из-за падения империи. В этом случае можно предположить, что в ходе военной реформы Дария III командование попыталось усилить в первую очередь персидскую конницу, приставив к всадникам подвижных пехотинцев для противостояния греко-македонской кавалерии, возможно, согласно не македонской, а иранской традиции боя.

Итак, в VI — первой половине V в. до н. э. персидские всадники были вооружены луками и дротиками и сражались как легкая иррегулярная конница: перестрелка — наскоки — отступления[336]. Во второй половине V в. до н. э. в западных сатрапиях Персидской империи мы наблюдаем перемены: распространяются тяжеловооруженные всадники (хотя основную массу конницы, естественно, составляли легковооруженные), пальтоны стали преобладать в качестве основного метательно-ударного оружия. Подобные всадники строились для боя в колонны и при атаке переходили врукопашную. На мой взгляд, эти изменения в коннице персов связаны с длительной войной против греков и с ухудшением комплектования поместной конницы, составлявшей значительную часть персидских конных сил. Попытка Дария III перевооружить своих всадников длинными пиками, чтобы успешно бороться с конницей гетайров, не прижилась, вследствие падения Ахеменидской империи. Персы, очевидно, продолжали сражаться своими пальтонами и месанкилонами еще в конце IV в. до н. э. Александр, как и Дарий, перевооружал знатных персов, вводимых в конницу гетайров, ксистонами, предназначенными только для рукопашной схватки (Arr. Anab., VII, 6, 5; ср.: 8, 2; 11, 3). Но таких всадников было немного.

IV. Сцена боя на золотой обкладке ножен акинака из Чертомлыка и военная реформа Дария III: к вопросу об интерпретации изображения[337]

Одной из особенностей боспорского производства предметов вооружения было массовое изготовление для скифов драгоценных накладок на гориты и на ножны акинаков[338]. Такие накладки украшались определенными греческими сюжетами, которые, очевидно, были достаточно хорошо знакомы и скифам. Нам известны три аналогичные обкладки ножен акинака с изображением боя: из Чертомлыка, из кургана № 8 в группе «Пять братьев», и находящиеся сейчас в нью-йоркском музее Метрополитен, происходящие из кургана Чаян на северо-западе Крыма[339]. Две первые обкладки сделаны по одной матрице, третья же отличается от них формой своей боковой лопасти и сценой терзания хищником своей жертвы. Обкладки датируются второй половиной IV в. до н. э. Основой для данного анализа послужит находка из Чертомлыка, поскольку она имеет наиболее качественную публикацию[340].

Исследователи по-разному атрибутировали изображение боя на данных обкладках. Так, археологи И. И. Толстой, Н. П. Кондаков, Н. И. Сокольский, В. П. Шилов, А. М. Хазанов, И. В. Яценко, М. Мильчарек, Д. В. Григорьев считали, что тут представлена схватка греков и скифов. Другие ученые (В. К. Мальмберг, Дж. М. Э. Рихтер, Н. А. Онайко, Ш. Биттнер) рассматривали рельеф как изображение сражения греков с персами[341]. В частности, В. К. Мальмберг