Борис Алмазов - Боберман-стюдебеккер

Б. Алмазов

Боберман-стюдебеккер

Повесть

Глава первая

Вовка был неутомимый лодырь…

…не жалея сил и времени, напрягая все свои умственные способности, он выискивал способы, чтобы не только не учить уроки, но и в школу не ходить! Вообще!

Если бы столько усилий он тратил на учебу, он бы уже академиком был. Честное слово!

Ну, если не академиком, то студентом или, на худой конец, десятиклассником, а не торчал бы в своем четвертом классе. Такие случаи бывали, когда из четвертого класса человек запросто поступал в институт. Если он гений, конечно.

Но Вовка в десятый класс не стремился и о своей гениальности тоже помалкивал, хотя в том, что он — Вовка — человек необыкновенный, не сомневался ни одной минуточки.

Разве обыкновенный человек может прочитать Большую медицинскую энциклопедию, где половина слов не по-нашему написана, а те, что русскими буквами, совершенно не понять? А Вовка прочитал! И после этого был уверен, что запросто может изобразить любую болезнь.

Особенно ему удавалось изображать боли в животе. Он недавно так корчился, так стонал, что его три дня на «скорой помощи» возили то в больницу, то обратно. Почти что десяток врачей и санитаров его рассматривали, ощупывали, велели показать язык и все-таки не могли догадаться, что у него: аппендицит, почечная колика или воспаление всех кишок сразу, — пока один старенький доктор не догадался, что у Вовки контрольная по арифметике.

Он так смеялся, этот доктор. Так радовался, даже слезы утирал.

Гений! — говорил он, похлопывая Вовку по тощему животу. — Талант. Между прочим, этот симулянт — мое воскресшее детство!

Конечно, это была случайность! Кто же мог предположить, что старенький доктор сто лет назад подобным же образом морочил своих учителей и родителей.

Но ведь даже он назвал Вовку гением! Стало быть, это было в Вовке — способности необыкновенные…

Вовка был уверен, что, когда он вырастет, сможет запросто стать киноартистом или Штирлицем… Стоило ему лежа на диване закрыть глаза, как легко представлялась стена школы и мраморная доска: «Здесь учился выдающийся… (дальше пока не заполнено)" — ну, в общем, — Вовка! И он не сомневался, что все именно так и будет. Но вот когда? Его, скажем, совсем не устраивала посмертная слава. Ему хотелось сейчас всем доказать, что он не «хе-хе-хе», а самый настоящий «о-го-го!».

Но ведь не мог же Вовка саморазоблачиться! Сказать:

— Ну что, дурачки! Ловко я вас?

Конечно, ребята бы удивились. Хотя и не все. Те, кто носили совершенно здоровому Вовке домашние задания и яблоки, вряд ли бы пришли в восторг. Про учителей и родителей говорить нечего. А прославиться хотелось. Ох, как хотелось!

Даже не то чтобы прославиться, а хотя бы оказаться в центре внимания. А то всего и славы — слабое здоровье. По справкам вообще выходило, что Вовка не болеет только в воскресные и праздничные дни. Случай, конечно, редкий, но Вовке почему-то не хотелось, чтобы к этому загадочному явлению было проявлено пристальное внимание общественности… Ему хотелось прославиться чем-нибудь другим! И такая возможность появилась.

Глава вторая

Голос у него был не шаляпинский…

…можно сказать, вообще никакого голоса не было. Поэтому на пении он сидел тихо, не орал, не бесился, как другие. И, наверное, потому, что в шуме и гаме урока учительница и свой-то голос редко слышала, она поставила Вовке пятерку в четверти.

Неизвестно почему, но вот как раз из-за этой пятерки отец сначала покраснел, потом побелел, потом пошел пятнами, как испорченный цветной телевизор… Его не смутили волны троек, которые заполняли табель; и даже двойку по арифметике, что гордым лебедем плыла по этим волнам, он вроде бы не заметил. Но когда взгляд его наткнулся на пятерку по пению, отец осатанел:

— При таких отметках ты еще поешь?! — заорал он, расстегивая брючный ремень.

Мама и бабушка повисли у него на руках, и тем самым спасли Вовку от давно заслуженной порки.

— Костя! — кричала мама. — Это не наш метод! Это непедагогично!

— Да нешто нонеча царский режим, чтобы дите истязать? — вторила ей бабушка.

— А что мне с ним делать? Что делать?! — вырывался отец.

Но и мама и бабушка держали его мертвой хваткой, и он только елозил тапочками по паркету.

— Надо как-то стимулировать его тягу к знаниям, — пояснила мама, оттесняя отца на кухню.

— Подарочек посули! — советовала бабуля, стараясь заполнить собою весь коридор и прикрыть Вовку.

— Да у него этих подарочков… — стонал отец — Только что птичьего молока нет! Железная дорога? Моментально! Велосипед — пожалуйста! Чего тебе не хватает?

И вдруг Вовка, наверное, со страху, совершенно неожиданно для себя выпалил:

— Собаки! Мне собаки не хватает!

— Я тебе слона куплю! — отец бессильно рухнул на табуретку. — Носорога африканского! Орла с вершин кавказских гор добуду…

— Вот и хорошо! Вот и решили! — поглаживая отца, приговаривала мама.

— Внучек! Ты уж расстарайся! Неуж ты глупей всех? — ворковала через час бабуля, отпаивая Вовку после нервного потрясения чаем с молоком.

— А собака будет? — спросил внук, уминая горстями конфеты.

— Отцово слово — кремень! Скала твердокаменная! — сказала бабка. — Отцово слово — олово, сказал — ножом отрезал! Шутишь! Отцово-то слово…

И Вовка подумал, что, возможно, собаку ему и купят…

Глава третья

Даже самые плюгавые малявки…

…которые вообще от горшка два вершка, оказывались в центре внимания, когда выводили гулять своих мопсиков и таксиков. И Вовка легко рисовал в своем развитом воображении привлекательную картину: он наденет мохнатый свитер, шапку с помпоном, что бабуля связала, и выходит на бульвар с роскошнейшим невероятным псом. Таким, что все прохожие останавливаются и почтительно осведомляются, какой породы эта необыкновенная собака. А одноклассники, которые сегодня Вовку не замечают, униженно выпрашивают разрешения хоть минуточку подержать поводок или разок погладить собаку. И Вовка еще подумает, кому разрешать, а кому нет. Будь он хоть отличник, хоть кто…

Мечты о собаке были так притягательны, что вытеснили из Вовкиной головы даже Штирлица. И тут выяснилось, что голова-то у него совсем не плохая.

Уроков он, как и прежде, не учил, но поскольку уроки «мотать» перестал, изображая разные болезни, и на занятиях присутствовал, то кое-что в его голову залетало. Постепенно в его дневнике перестали гнуть лебединые шеи задумчивые двоечки и весело закудрявились тройки, а неизменная пятерка по пению подкрепилась пятеркой по труду и двумя четверками, по физкультуре и рисованию. Так что когда за день до Нового года Вовка торжественно положил перед отцом табель, он был почти уверен, что необыкновенная собака сейчас же вбежит с лестницы в квартиру.

— Молодец! Можешь ведь, когда захочешь! — сказал отец, подписывая табель с таким удовлетворением, словно он самолично исправил все двойки на тройки. — Старайся и впредь! — и уткнулся в газету.

— Э… — сказал Вовка, — а собаку?

— Какую собаку?

— Но ты же обещал!

— Я…?! — вытаращил глаза отец. — При нашей тесноте нам только еще собаки не хватало.

Вовка усиленно заморгал.

— Но ты же обещал… — загнусавил он.

И тогда бабуля торжественно достала из-под длинного фартука кошелек, долго рылась в нем, прикрывая содержимое рукой, и наконец, с достоинством английской королевы выдала Вовке три рубля.

— На, деточка, купи щеночка! Авось не утеснит! Прежде-то и не в такой тесноте живали, а все дружнее! Не в пример как нонеча! — и поплыла в свою комнату со словами: — Ни об каком авторитете у ребенка заботы не имеют! Родители тоже!

— Это черт знает что! — взвился как на пружине отец. Он убежал на кухню и яростно захлопнул за собой дверь.

Больше о собаке никто не произнес ни слова, и Вовка решил, что собаку купить разрешили.

Глава четвертая

Резус был Вовкин одноклассник…

…и звали его так, во-первых, за сходство, а во-вторых, потому что он мечтал завести макаку, и в-третьих, он был председателем кружка юных зоологов. Вовка потащил Резуса на рынок как специалиста, чтобы, значит, не промахнуться с покупкой.

— Мне знаешь какая собака нужна? — втолковывал он Резусу всю дорогу до рынка. — Мне необыкновенная собака нужна! Чтобы все как увидели — с ума посходили! Чтобы ну просто ахнули!

— Бум искать, — в сотый раз отвечал Резус, кутая морковный носик в пуховый шарф: мороз стоял нешуточный.

Но необыкновенную собаку отыскать оказалось нелегко. Необыкновенными на рынке были только цены. Никогда Вовка не предполагал, что скулящие, едва разлепившие бессмысленные глазки щенки или котята с трясущимися хвостиками могут стоить так дорого. И уж во всяком случае, больше той трехи, что была у него в кармане. Конечно, он не подавал виду, и Резус только удивлялся, почему, выпятив нижнюю губу, Вовка надменно говорил: