Дмитрий Беразинский - Задолго до Истмата

Дмитрий Беразинский

Задолго до Истмата

Глава 1. Гея. 1699

Предки Клары Цеткин

Февраль выдался студеным, старикам на удивление. Столбик термометра редко подымался выше отметки в минус сорок по Цельсию. Самому Андерсу Цельсию предстояло родиться только через два года, но его ноу-хау было использовано самым бесцеремонным образом. Полковник Андрей Константинович Волков, руководитель проекта «Метаморфоза О», командир Лазурного Корпуса и практически министр внутренних дел России, шутил, что природа решила доказать абсурдность понятия абсолютного нуля. На это заявление Ростислав Алексеевич Каманин, премьер-министр России, говорил, что есть информация о том, что среднестатистический двугорбый верблюд мороз переносит хуже белого медведя, а Мытищи восточнее Москвы, но ненамного. Царица Софья Алексеевна, сидевшая у камина и вязавшая на спицах какую-то новомодную феньку, потягивалась и с наслаждением замечала, что вспоминает два промелькнувших мира как сон художника-футуриста. Попугай Федор молча поклевывал сосновые ядрышки и, сплевывая шелуху через прутья решетки, изредка сообщал, что «связка ломов, как правило, тонет» и что «не всякий лось перекусит рельсу». Так проходили долгие зимние вечера в ожидании прихода весны.

Нет, кое-что делалось и сейчас: полностью менялся интерьер почти всех приказов, съезжих и прочих присутственных мест; проводилась реорганизация пожарных и почтовых служб; делались первые попытки создания общественных ночлежек, финансируемых из государственного бюджета. Кое-что развивалось довольно споро, но очень часто палки в колеса вставляли различного рода «сильненькие» люди. То получивший в результате реформ ущерб поп прочтет у себя в храме прелестную проповедь, объявляя министров через одного слугами дьявола, то обиженный новой властью купец первой сотни разошлет своих людишек по трактирам смущать народ, то опальный боярин зачнет шалить в подмосковных лесах, собравши ватагу отпетых негодяев. Приходилось принимать адекватные меры.

Со служителями культа разбирался владыка Михаил — возведенный в ранг заместителя патриарха бывший помощник настоятельницы Новодевичьего монастыря. Внезапно, без предварительного оповещения, священнослужителям всех рангов было велено собраться на внеочередной Вселенский Собор. Не успел минуть праздник Крещения Господня, как во все стороны поскакали нарочные владыки.

Патриарх Адриан, божий одуванчик семидесяти двух лет, последнее время чувствовал себя не самым лучшим образом. Патриарха донимали боли в пояснице и усугубившийся ревматизм суставов. Он с божьим смирением нес тяжкий груз своих болезней, полагая близкую кончину. Посему основными делами ведал «вечный второй номер» — митрополит Михаил. Тот за неделю до решения о Соборе послал гонца в Холмогоры за своим другом и однокашником по семинарии — владыкой Афанасием Холмогорским. Владыка Афанасий, в миру Любимов Алексей Артемьевич, был человеком крутого нрава и ясного ума. Вблизи Москвы его держать побаивались за уничижительную манеру общения и передовые взгляды. Он был настолько передовым в своих взглядах, что даже не осуждал старообрядцев и частенько за кружкой вина поругивал покойного патриарха Никона, на горячую голову затеявшего навести порядок в системе духовных ценностей русского народа. Владыка Михаил хотел предложить приятелю ни много ни мало — стать главой Московской епархии. Он долго разговаривал на эту тему с премьер-министром, убеждая Ростислава Алексеевича в высоких морально-волевых качествах и демократических взглядах архиепископа Холмогорского.

Вселенский Собор планировалось провести буквально на днях. Уже почти все священнослужители чином от епископа до митрополита собрались в Троице-Сергиевом монастыре, ожидая, когда их вызовут пред светлы очи царицы. Но на самом деле их ждали ястребиные очи премьер-министра. Задержка была лишь за архиепископом Холмогорским, преподобным Афанасием. Беспощадные январские метели превратили Вологодско-Каргопольский тракт в нечто малопригодное для путешествий. Но отец Михаил верил в друга, сердцем предчувствуя его скорое появление.

С купцами первой сотни разбирался лично Ростислав Алексеевич. Не влезая в их дела, он по-отечески пожурил почтенных «гостей», добродушно указывая на недостатки в сфере «малого и среднего бизнеса». Специально для этой встречи он прочитал несколько глав из Российского законодательства двадцатого века и, в частности, несколько стенограмм выступлений Ирины Хакамады, переведенных на доступный и современный язык. Купцы недовольно галдели и ворчали, жалуясь на мздоимцев и произвол дьяков Хлебного приказа и приказа Счетных дел. Многие недоверчиво смотрели на нового главу кабинета министров, ухмыляясь в окладистые бороды. По Белой палате — главной резиденции премьер-министра — гулял густой чесночный запах вперемешку с духом выделанной овчины от новых тулупов купеческой братии. Морщась от чесночного перегара, Ростислав Алексеевич говорил с «бизнесменами» за грядущие перспективы малого и среднего бизнеса.

Один из купцов, низенький угрюмый старовер по имени Павел Звенько, возмущался церковными поборами с тех, кто не признавал реформы патриарха Никона 1653—1654 годов и ущемлением купеческих прав.

— Хорошо! — сказал Ростислав Алексеевич. — Если я тебе, Павел Аввакумович, пообещаю, что с сегодняшнего дня поборы прекратятся, то ты мне не поверишь. Согласен?

Польщенный купец кивнул.

— Так вот! Поборы прекратятся, но не сегодня. И не завтра. — Премьер-министр обвел купцов орлиным оком и закончил: — Но по прошествии месяца вы сами увидите перемены в отношении к староверам. Согласны подождать?

По рядам купечества пронесся одобрительный гул. Каманин что-то пометил в своем ежедневнике. Купцы, привыкшие к присутствию около светлого лица из Думы трех-четырех дьяков, были безмерно удивлены таким ходом встречи. Чтобы министр да сам что-то записывал? Ох неспроста все это...

— Нет, братцы! — шептал в заднем ряду Ивашка Калиткин, купчина из Нижнего Новгорода. — Министер-то не прост! Вот как! Где, спрашивается, писцы? Где эти чернильные рожи?

— В чем дело, Иван Кондратович? — внезапно спросил премьер-министр. — Чем вы там недовольны? Что министр сам пишет? Так вы тут, батенька, обленились! Митрополитов дьяконы под руки поссать водят, а бояре шубу на себе застегнуть не могут по причине чрева! Что я, похож на толстого увальня из Думы?

Калиткин с перепугу едва не замочил портки. Но, уразумев, что боярин шутить изволят, первым захохотал. От души, как может хохотать человек, только что избавившийся от смертельной опасности. Заколыхались остальные бороды, раскрылись рты, демонстрируя убогое состояние зубов и выпуская клубы чесночного аромата.

Много на Руси едят чесноку. Вещь это полезная для здоровья, введена в культуру в Средней и Юго-Западной Азии за несколько тысячелетий до нашей эры, возделывается с библейских времен народами Египта и Апеннинского полуострова. В Европу попал в средние века, а в Россию завезен из Византии. Головки этого пахучего растения содержат белки, витамин С, минеральные соли и биологические вещества, подавляющие развитие микроорганизмов. За короткое время стал пряностью номер один в России и панацеей от всякого рода инфекций. Но у этого замечательного во всех смыслах растения имеется один существенный недостаток — запах. Недаром, по древнему поверью, чеснок является средством для отпугивания нечистой силы — злых духов, чертей и зомби.

Премьер-министр никогда не принадлежал ни к одной категории из этого списка, но вскоре посочувствовал нечистикам, ибо запах в Белой палате становился воистину невыносимым. Решил, что как только в подвалах детинца установят атомный генератор, он немедленно подаст заявку на установку в Белой палате кондиционеров и озонаторов. А пока только мысленно пожелал расходившемуся собранию не злоупотреблять народным противоинфекционным средством. Надежды на плодотворное сотрудничество с купечеством после встречи значительно окрепли.

С разбойниками разбирался сам полковник. Хоть и уговаривал его князь-кесарь не марать белы ручки о подобную мразь, но все же Андрей Константинович татями и душегубами занимался лично. Напрочь отвергнув саму идею пыток, которые не ломали волю душегуба, а лишь вгоняли его в злобу, полковник обратился к химии двадцатого века: скополамину, пентоналу натрия и атропину. Он рассуждал, что психология преступников века семнадцатого весьма близка психологии шкодливого кота: чем больше его гоняют, тем упорнее он продолжает гадить.

Нет. Дремучего и заросшего бородой атамана Митрофана Большова встретил добродушный фельдшер Паша Никифоров. Рядом в кресле сидел полковник Волков. В самом углу едва дышало тучное тело князя-кесаря.