Андрей Валентинов - Когорта

Андрей Валентинов

Когорта

ГЛАВА 1. БЕГСТВО

Лестница подъезда казалась бесконечной – серая, давно не метенная, она тянулась от пролета к пролету долгими рядами ступеней. Огромный дом довоенной постройки знал когда-то лучшие времена, теперь же в этих обветшалых, насквозь пропитанных едкой пылью стенах явственно чувствовался дух разрушения и распада.

Мик одолел первые пролеты легко, почти бегом, но недвижный сырой воздух подъезда, такой неожиданный после раскаленной августовским солнцем улицы, заставил поневоле замедлить шаг. Плотников пошел не спеша, разглядывая лопнувшую черную кожу квартирных дверей. Многочисленные таблички с указаниями количества звонков безошибочно свидетельствовали, что он оказался в царстве коммуналок. Плотников вздохнул. Подъезд навевал невеселые мысли, да и повод, заставивший его бросить все дела, был не из приятных. Давний друг семьи, бывший доцент университета Ростислав Говоруха позвонил, прося срочно его навестить. В иной раз Плотников, возможно, и отклонил бы просьбу старика, ибо забот у Мика было предостаточно, но пришлось идти – Ростислав Вадимович умирал. Мик знал старого Говоруху с самого детства и теперь, поднимаясь по пыльной лестнице на седьмой этаж, чувствовал, как у него начинает щемить сердце.

Плотников нашел нужную кнопку и нажал, как и требовала надпись, четыре раза. Дверь открыла пожилая женщина в халате, соседка по коммуналке. Взглянув на гостя без всякой приязни, она первым делом поинтересовалась, не родственник ли он Ростислава Вадимовича и есть ли у него соответствующий документ. Все стало ясно – вопрос о правах на освобождавшуюся жилплощадь обсуждался в этой квартире, очевидно, уже не первый месяц. Еще недавно горячий по натуре Мик непременно высказался бы на всю катушку, но события последних месяцев достаточно его изменили. Плотников, не говоря ни слова, взглянул соседке в глаза и не отрывал взгляда до тех пор, пока лицо ее не потеряло всякую живость. Тетка побледнела, что-то несвязно пробормотала и сгинула, совершенно потеряв интерес к гостю. Плотников мельком подумал, что при иных обстоятельствах не преминул бы достать из болтавшейся под мышкой кобуры наган и напрочь выбить у этой «пролетарки» мысли об имуществе умирающего дворянина.

В маленькой комнате Говорухи было неожиданно пусто. Мик, привыкший к виду сотен книг, которыми было заставлено жилище Ростислава Вадимовича, удивленно оглядел голые полки шкафа и пустые углы, когда-то заваленные связками старых журналов и томами энциклопедий.

– Не бойся, Мик, – долетело откуда-то со стороны распахнутого окна. – Меня пока еще не обокрали…

– Здравствуйте, Ростислав Вадимович, – пробормотал Плотников, подходя к старому продавленному дивану, на котором лежал старик. – Как… как вы себя чувствуете?..

– Я? Ты знаешь, мне немного легче. Говорят, это всегда так бывает. Последняя милость.

– Что вы говорите… – неуверенно запротестовал Мик, со страхом глядя на белое, почти неузнаваемое лицо Говорухи. – Если легче, это… это хорошо…

– Конечно, хорошо, – усмехнулся старик и попытался привстать. – Лучше чем доходить при полном кондратии. А книги я в университет отдал, на свою старую кафедру. Разворуют, конечно, но пусть лучше они, чем эти…

И Ростислав Вадимович выразительно кивнул в сторону двери, ведущей в коридор. Мик присел на диван и, стараясь говорить как можно бодрее, начал передавать приветы от родителей, пересказывать запоздалые медицинские советы, вычитанные матушкой Плотникова из научных журналов, и даже попытался завести беседу о погоде. Говоруха слушал, не перебивая, но взгляд живых серых глаз был столь выразителен, что Мик, не договорив фразы, умолк.

– Михаил, – тихо, еле слышно заговорил Ростислав Вадимович, – не надо! У меня есть все болячки, положенные в мои восемьдесят пять, но разжижением мозгов пока не страдаю. Я позвал тебя не для того, чтобы ты изображал тут Евгения Онегина. Я не твой дядя, и завещать мне нечего. Я уже исповедался и причастился. Я ведь верующий, Мик, и мне не страшно, так что можешь меня не утешать. Но кое-что я не рассказал даже на исповеди…

Старик замолчал, несколько раз глотнул воздух.

– Я мог бы позвать твоего отца. Знаю его много лет, куда больше, , чем тебя, шалопая. Но мне нужен именно ты…

Говоруха на секунду закрыл глаза, затем вновь заговорил, причем голос его неожиданно окреп, даже белое, подернутое легкой желтизной лицо порозовело, будто разговор придал старику новые силы.

– Мик… Ты ведь оттуда, правда? Тебя не было все эти месяцы. Сначала Миша… Михаил Модестович… Потом Тургул и Витя Ухтомский. Я не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, Ростислав Вадимович, – также тихо ответил Плотников. – Я был там. И скоро вернусь.

– Молодец. Не страшно на войне? Когда – со своими?

– Они не свои! – Лицо Мика дернулось. – Рачья и собачья сволочь! Непобедимая и легендарная… Ничего, поглядим!..

– Да… – помолчав, вздохнул Говоруха, – ты стал совсем другим… Это ведь не твоя война, мальчик!

– Моя! – резко ответил Мик, и старик, взглянув ему в глаза, умолк.

Несколько минут стояла тишина. Плотникову стало совестно оттого, что он повысил голос в присутствии больного, и он не знал, о чем вести речь дальше. Впрочем, Ростислав Вадимович заговорил сам:

– Не сердись! Просто я видел за свою жизнь слишком много крови… Впрочем, скоро мне будет уже все равно… Что-то душно…

Плотников оглянулся – окно было открыто настежь, и в комнате стояла приятная прохлада. Старик уловил его взгляд и покачал головой:

– Это все уже не поможет. Слушай, Мик! Мне трудно говорить, но я должен… Ты помнишь рукопись в Ленинке – «Житие Святого Иринея»?

– Помню, – кивнул Плотников, думая, что сознание старого Говорухи уже начинает мутиться. – Ее, кажется, написал Гийом де Ту. Овернский клирик…

– Да… Ты и Миша… Михаил Модестович… искали там заклинание, помнишь?

– Помню, не волнуйтесь! Но там ведь не было ничего. Пустой номер!

– Там было заклинание. – Говоруха вновь закрыл глаза. – Оно было написано на полях…

– Как? – поразился Мик, сообразив, что старик не бредит. – Но вы же мне сказали… И дядя Майкл…

– Мы решили ничего не говорить тебе. Это страшное заклинание, Мик! Ты помнишь, для чего оно?

– Кажется, помню… – неуверенно согласился Плотников. – Если его прочитать, проклятая душа будет спасена. Обычная мистика!

– Да. Душа ярта… проклятая душа будет спасена. Но тот, кто прочитает заклинание, погибнет сам. Миша велел мне переписать. Наверное, нельзя было этого делать…

– Стойте, стойте! – перебил старика Мик; – Ну, дядя Майкл знал это заклинание. Он ведь погиб, он кровью истек!

Плотников не договорил. Перед глазами встало высвеченное лучами фонарей мертвое лицо Корфа – суровое, с глубокими складками у белых, обесцвеченных смертью губ. Барон сидел, прислонившись к влажной, покрытой мелкими капельками воды стене подземного зала. Рядом лежал наган с опустевшим барабаном, а правее…

– Кора? – понял Мик. – Но ведь… Мы убили Волкова! Неужели дядя Майкл?..

– Не знаю! Ничего не знаю! – с отчаянием в голосе произнес Говоруха. – Может, все это и вправду ерунда, средневековые сказки. А если нет? Если он все-таки прочитал заклинание? Зачем я его послушался!

Плотников задумался.

– Ростислав Вадимович, да что вы волнуетесь? В конце концов, какая-то старая книга… Почему вы думаете, что это заклинание действует? Мало ли всякой ерунды пишут?

– А упыри… ярты? – Говоруха застонал. – Это тоже ерунда?

– Да при чем здесь ярты? – удивился Мик. – Это просто название такое дурацкое. На самом деле это не мистика, а, к сожалению, наука. Программа «Зомби», она же «СИБ». Подавление психики и все такое. А дядя Майкл погиб…

– Я рассказал тебе, – еле слышно вздохнул Говоруха. – Ты уже взрослый, Мик. Ты должен знать. Плотников пожал плечами.

– Считайте, знаю, Ростислав Вадимович. Так где написано заклинание?

– Я не помню страницу, но ты ее легко найдешь. Это единственная запись, сделанная зелеными чернилами. Там другой почерк – очень четкий. Только не вздумай, бога ради…

Говоруха умолк, беззвучно шевеля бескровными губами. Мик уже подумывал, не вызвать ли «Скорую», но старик вновь открыл глаза и попытался улыбнуться.

– Не волнуйся, со мною все порядке. Я рассказал, и мне стало легче. Иди!..

Мик попытался вновь заговорить о погоде, но тут в прихожей прозвенел звонок, и в комнату вошла худая девушка в больших очках с сильной диоптрией – внучатая племянница Говорухи. Мик поспешил откланяться.

Очутившись на улице, Плотников перевел дух и поглядел на часы. Об услышанном можно было поразмышлять позже. Мик спешил – в Дворянском собрании его ждал Ухтомский.

Встречаться в Собрании оказалось удобно: в бывшей бильярдной обычно толпился народ и можно было говорить без помех. Ухтомского в Собрании уже успели запомнить и пропускали без звука. Мик предпочел выправить гостевой билет. Он было заикнулся об анноблировании, но после бурной беседы с отцом решил обойтись без излишних формальностей.