Александр Золотько - Цель - Перл-Харбор

Александр Золотько

ЦЕЛЬ — ПЕРЛ-ХАРБОР

Иной мерзавец может быть для нас тем и полезен, что он мерзавец.

Что касается меня, то я не мог поверить, чтобы какие-либо потери в Малайе могли составить хотя бы одну пятую того ущерба, который нанесла бы нам утрата Египта, Суэцкого канала и Среднего Востока. Я не мог допустить и мысли об отказе от борьбы за Египет и был готов заплатить за это любой ценой в Малайе. Этот взгляд разделяли и мои коллеги.

Глава 1

— Всеволод Залесский, — сказал Игрок.

На веранде ресторана было шумно, и Орлов не разобрал, что именно сказал Игрок.

— Что? — переспросил Орлов.

— Я говорю, — чуть повысив голос, повторил Игрок, — Всеволод Залесский. Всеволод Александрович, если хотите…

Игрок поднес к губам бокал, сделал глоток, с видимым удовольствием опустил веки.

— Обожаю немецкое вино. — Игрок открыл глаза и вздохнул. — Понимаю, что это звучит как извращение, но предпочитаю его французским, итальянским и прочим винам — нынешним, прошлым и будущим. А вы?

— Я равнодушен к алкоголю, — сказал Орлов. — Не получаю удовольствия ни от процесса потребления, ни от результата. Вот, как от нашего с вами разговора…

Орлов налил себе в стакан сок из запотевшего кувшина.

— А мне казалось, что разговор коснулся, наконец, интересной для вас темы, — тонко улыбнулся Игрок. — Вы так заботитесь об этом туповатом мальчишке…

— Но ведь это вы предложили использовать его, — напомнил Орлов.

Ему не нравился разговор, да и собеседник, если честно, не нравился. Но больше всего не нравилось то, что от Орлова в этом случае вообще ничего не зависело. Игрок решил, что им нужно пообщаться именно в этом месте, именно в этом времени. И это значило, что так оно и будет.

Игрок умел настоять на своем.

— Да, — кивнул Игрок, — предложил я. И вы не станете отрицать, что выбор оказался более чем удачный — мальчик без всякой информации, неспособный рассказать даже при допросе чего-либо существенного… И приносящий пользу только своим существованием. Карта полезная, но не обременительная. Это уж вы, Даниил Ефимович, все усложнили… Мы ведь как договаривались с вами изначально? Мальчик попадает в прошлое сразу пред ясные очи комиссара Корелина. Из холодного января две тысячи одиннадцатого в жаркое лето сорок первого. Так?

Орлов не счел нужным отвечать.

— Так, Даниил Ефимович, так. Я вам указал на «воронку», которая вела из Харькова две тысячи одиннадцатого к Москве сорок первого. Паренек, почти близнец пропавшего сына комиссара Корелина, в необычной одежде, со странными знаниями в голове, наверняка привлек бы внимание Комиссара и уважаемого Евграфа Павловича. Все просто, рационально и надежно. Но вы, Даниил Ефимович, не ищете легких путей… — Игрок снова отпил вина и снова сделал паузу, наслаждаясь вкусом напитка. — Да, не ищете… Зачем вы устроили это потрясающее испытание — голый юноша посреди степи, реальная угроза его жизни, путешествие по немецким тылам, перестрелки и все такое?.. Стали играть перед ним роль командира Красной Армии… Зачем?

Орлов еле заметно пожал плечами.

— Я настаиваю на вашем активном участии в разговоре, — сказал раздраженно Игрок. — Это невежливо, в конце концов. Я хочу услышать от вас, наконец, внятный ответ — почему вы не убрали эту карту со стола? Не сбросили ее в отбой? Чего проще, даже в вашем варианте, встретиться с Комиссаром и стариком, предъявить им свои возможности и намерения, а потом… Вы же выходили вместе с Залесским из дому, сами попросили его вас проводить. Я думал, что там, в подъезде, вы его и оставите… Или где-то по дороге. Вы ведь ловко работаете ножом, я знаю. Да и голыми руками вы бы прекрасно справились… Но вы его отпустили, позволили остаться в живых, даже собирались его тащить на Базу после залпа реактивных минометов… Зачем?

Орлов остановил проходившего мимо официанта и попросил принести мясо.

— Вы проголодались, — участливо улыбнулся Игрок. — Вам нужно подкрепиться… И кстати, у вас неплохой немецкий, почти как настоящий… Вы ведь бывали в Германии в той своей жизни, до нашей встречи.

— Неоднократно. Последний раз — в восемнадцатом. Как раз местные красные перестреливались на улицах с местными белыми.

— Да-да, я тоже в это время здесь бывал… Я вообще люблю Берлин, особенно почему-то лето тридцать девятого… К сожалению, не могу бывать здесь слишком часто, вы меня понимаете? Приходится все время менять место прогулок и маршруты передвижения, чтобы не встретиться с самим собой или не оказаться вдруг за соседними столиками… — Игрок вздохнул. — Это как иметь последнюю бутылку любимого вина, понимать, что рано или поздно оно закончится, позволять себе сделать очередной глоток и с ужасом смотреть, как уровень в бутылке все понижается и понижается… Когда я гуляю по улицам предвоенного Берлина, то испытываю странное чувство… Вот люди вокруг меня — большинство из них очень скоро погибнет. Вот дома — многие из них будут разрушены, некоторые потом восстановят, но на месте многих просто разобьют «бомбен-парки», посадят на освободившейся территории деревья и цветы и будут делать вид, что так все и было изначально… Даже дух захватывает. Острее этого чувства для меня только то, что я испытал в Помпеях, за пару дней до катастрофы. Люди вокруг тебя еще живы, но… Когда-то давно… давно во всех отношениях, я любил заговорить с человеком за несколько минут до его неизбежной гибели. Художник рассказывал мне о своих планах, у него только что купили картину, заказали новую… Художник был счастлив, говорил о том, что напишет через год, через два, куда съездит за новыми впечатлениями… А жить ему оставалось пять минут, до поворота за угол. Его там встретили уличные грабители и зарезали за пустой кошелек… А как была восхищена и счастлива молодая пара, когда я подарил им билеты на «Титаник»!

Лицо Игрока вдруг превратилось в неподвижную маску, а глаза блеснули льдом.

— Значит, вы решили не отвечать на мои вопросы, господин Орлов… То есть вы считаете, что можете себе это позволить.

— Вы — сдаете карты, — тихо, но твердо произнес Орлов. — Вы об этом неоднократно говорили, это правило номер один нашего сотрудничества. Так?

— Так. И что?

— Вы карты сдаете, а я ими играю, уважаемый…

Что-то дрогнуло в лице Игрока, когда он услышал это «уважаемый», распознал оскорбительную, лениво-барскую интонацию.

— И я, не нарушая правил, могу сохранить жизнь Всеволоду Александровичу Залесскому. Могу оставить его в сорок первом, могу отправить его домой…

— Как он пожелает?

— Как он пожелает, — кивнул Орлов. — Вы установили такие правила и обещали мне, в обмен на мое честное слово, правила не нарушать. Не так?

Игрок задумчиво поболтал вино в бокале. Слишком резко — несколько капель вылетели на белоснежную скатерть.

— Вы правы, — сказал наконец Игрок. — Тут — вы правы. Игра есть игра, и правила есть правила. Их нельзя менять на ходу, даже если они нас не устраивают. Можете и дальше играть со своими игрушками. Но вы сами сказали — я сдаю карты. Добавлю — я указываю цель игры. А вы делаете то, что я говорю. Как с тем древним городом. Привезти в прошлое «катюши», нанести удар снарядами с отравляющим газом, увезти «катюши»…

Игрок искоса посмотрел на Орлова, словно ожидая от того вопроса. Но Орлов молчал.

— Вы забавный человек, Даниил Ефимович. — Игрок допил вино. — Вы себе кажетесь взрослым и самостоятельным, но на самом деле… Вам же до смерти хочется спросить, что это был за город. Зачем мы с вами его уничтожили, что обрекло несколько тысяч человек на мучительную смерть? Ведь хотите, но думаете, что взрослым мальчикам не к лицу такое любопытство. А хотите, я вам и так скажу? По дружбе.

— По дружбе? — со странной интонацией спросил Орлов.

— А мы разве не друзья? — очень удивился Игрок. — Разве вы не испытали ко мне дружеских чувств, когда я предложил вам жизнь? Тогда, в двадцатом? Неужели забыли?

… Чахлая роща из акаций, пронизываемая насквозь ветром и пулями. «Маузер», который с каждым выстрелом становится все легче и легче, пытается взлететь кверху, прижаться дулом к виску Орлова, предложить выход — жестокий, но честный.

Женька Корелин загнал-таки своего старого приятеля и брата своей жены в ловушку. Загнал и не выпустит — слишком много всего накопилось, даже если не считать двух приговоров революционного трибунала и трех личных приказов Правителя Юга России уничтожить предателя, нарушившего присягу. Поручика Орлова ни белые, ни красные не собирались брать живым. Женьку было даже немного жаль — Орлов умрет в этой рощице, неподалеку от Феодосии, а ему придется с этим жить дальше и как-то рассказать об этом своей жене… Убил я твоего брата, скажет Женька, своей рукой убил, а жена ему…