Далия Трускиновская - Ничей отряд

Далия Трускиновская

Ничей отряд

— Плохо, — сказал Яшка, — и даже очень плохо.

Плотные листы с эскизами он отбросил с такой брезгливостью, что только драматическому актеру стародавней школы сыграть впору, а Яшка был хоть и артистом, но цирковым.

— Почему? — удивился художник, невысокий плотный чернявый дядька лет пятидесяти; судя по округлившимся глазам, он ждал комплиментов.

— Потому что это не цирковые костюмы. Это скучно! Это картинка для учебника истории. А мы артисты! Вот что это за штаны?

— Это чикчиры.

— Это кальсоны. Как у моего покойного деда. А в цирке штаны должны быть нарядные! А то зритель подумает — в чем репетировали, в том и на манеж выперлись.

— Вам требовался гусарский костюм!

— Мне требовался цирковой гусарский костюм! Цирковой!

В общем, разругались в пух и прах.

Когда художник, обозвав Яшку безграмотным кретином, собрал свои листочки и хлопнул дверью, Яшка тосковал недолго. Во-первых, время подстегивало — через полтора часа на манеж, а во-вторых, он знал, как решить проблему. Собственно, он это с самого начала знал…

В вагончиках, где жили артисты цирка шапито, было жарко и душно — они стояли на самом солнцепеке. Поэтому Яшка принимал посетителя в одних трусах. Одеваться страх как не хотелось. Он знал, что еще успеет взмокнуть в синтетическом костюме.

Натянув тускло-синие лосины, из-за которых вся эта катавасия и началась, сунув ноги в короткие сапожки, а доломан с облупленными золотыми шнурками перекинув через плечо, полуголый Яшка запер раздевалку и пошел на конюшню. Вот там-то и ожидал его серьезный разговор. Более чем серьезный…

Яшка влип. И случилось это из-за его фантастической красоты. Когда в придачу к стройной фигуре, широким плечам, росту под метр восемьдесят и талии — семьдесят, если на пустой желудок, наездник-сальтоморталист имеет точеный профиль, вороные кудри и натуральные зубы белее всякого жемчуга, то и к бабке не ходи — ввергнут его девки во всякие безобразия. То есть всякая, впервые его увидев, мысленно произносит одно лишь роковое слово: «Мой!»

Как-то так сложилось, что цирковые конюхи, как правило, девчонки. Или женщины постарше, но с ними лучше не связываться — пьют, заразы. Девчонки-то приходят в цирк ради романтики, а женщины романтикой уже переболели и, разуверившись в своем светлом будущем, глушат тоску водкой.

Так вот, Яшка был руководителем группы наездников-сальтоморталистов из четырех человек, сам — пятый, имел в хозяйстве шесть лошадей, и этот конско-человеческий коллектив держался уже по меньшей мере четыре года без изменений. Быть начальником ему нравилось, и тем, что судьбы четырех артистов и конюха, а также лошадей, полностью от него зависят, он даже наслаждался. Но конюхи у него дольше полугода не застревали. Всякая дурочка, обалдев от Яшкиных зубов, сперва пыталась стать ему боевой подругой, потом проникалась злостью и, наконец, стремительно покидала Яшку навеки. А ему приходилось давать объявления и впопыхах искать нового конюха.

Собственно, их должно было быть двое. Но Яшка посидел с калькулятором, поворчал и понял, что второй конюх для коллектива — идиотская роскошь. Подседлать коней перед представлением, поводить их до и после, расседлать, задать корм и сами наездники прекрасно могут. К тому же две девчонки в коллективе — это двойной геморрой, одна-то уж точно за самим Яшкой бегать начнет, но вторая ведь по такому случаю возьмется плести интриги. Хотя если вторая догадается женить на себе кого-то из парней, то останется в коллективе навеки, а первую можно будет выпроводить. Только, пока это случится, придется платить двум конюхам сразу, а денег у Яшки не густо.

Потому он и не заказывал новые костюмы коллективу, что экономил. Но две недели назад директор цирка шапито Соловьев демонстративно оглядел его после выступления с головы до ног и сказал:

— Яша, твои штаны выглядят так, словно ими на вокзале полы мыли. Пошей наконец, раскудрить тебя и раздолбать, приличные костюмы!

На конюшне ждала конюх Таня. Разговор предстоял неприятный, а куда деваться?

— Я взяла билет на послезавтра, — сурово сказала Таня. — И мне плевать, есть для меня замена или нет для меня замены.

— Давай разберемся по-человечески, — предложил Яшка. — Я дал объявления, я все столбы вокруг цирка обклеил. Как только появится человек — ты свободна, и я сам тебе дорогу домой оплачу. Хотя зря ты это…

— Хватит! Я так решила!

Яшка шарахнулся — Таня была девица крупная, плечистая, а в драных трениках, старом тельнике и с вилами в руках — еще и страшная. Ну как пырнет? Навозные вилы — это гарантированное заражение крови…

Как вышло, что она стала его подругой и два месяца исполняла все обязанности хорошей жены? Ну, как?!? Ведь закаялся встревать в романы с конюхами! Объяснять в общем-то хорошей девчонке, что не созрел для брака и семьи, — малоприятное занятие…

— Я так понимаю, что деньги тебе предлагать бесполезно, — сказал Яшка. Это был дипломатический ход — теперь Таня должна была ответить: «Смотря какие деньги». Но Яшкин кошелек был спасен самым неожиданным образом — в воротах конюшни возник Соловьев и с ним — незнакомая, но очень эффектная миниатюрная молодая блондинка.

По случаю жары она была в коротком сарафанчике и в хитросплетенных босоножках, которые делали ее выше чуть ли не на пятнадцать сантиметров. Цирковые обычно хорошо одеваются, любят принарядиться, и фамильные драгоценности в цирке — явление нормальное. Яшка сразу оценил дорогой прикид. Но он знал цену своей мускулатуре, своей осанке и своему лицу.

— По твою душу, Каллаш. Катя, это тот самый гусар и есть.

— Добрый день, — сказала блондинка, с интересом глядя на голого по пояс Яшку. — Есть деловое предложение. А это — те самые лошади?

— Те самые, — подтвердил Яшка. И с превеликой радостью убрался с конюшни — словно бы забыв надеть доломан в рукава. Пусть Катя полюбуется…

Предложение оказалось хорошим — сняться вместе с ребятами в рекламном ролике. Сперва в гусарских костюмах проскакать по природе галопом, с простенькими трюками, потом сыграть сценку и изобразить сверкающую улыбку с большим фуфырем пива в руках. Затея объяснялась названием пива — «Бородинское».

— Ты новые костюмы заказал? — спросил Соловьев. — Хотя бы эскизы?

— Этот художник — он не цирковой, — прямо сказал Яшка. — Гонору — на целый Эрмитаж, а сам передирает картинки из исторических книжек. Другой нужен.

— Срочно нужен, — поправила Катя. Она представляла ту студию, которой пивоваренная компания заказала ролик, и всяко показывала свою принадлежность к великому и ужасному миру киношников.

— Мы, правда, потеряли время, но ведь Сорокина работает быстро. Ну, приплачу за скорость. Сейчас ей и позвоним.

— Кто ж тебе виноват, что взял не циркового? — полюбопытствовал Соловьев. — Говорили тебе — сразу звони Сорокиной, она не подведет. А ты?

Яшка развел руками. Виноват был, конечно, он сам, но — пополам с Игорьком Даниловым. Игорек, самый маленький из наездников, классический «верхний», венчающий пирамиду из четырех человек, стоящих на бегущем рысцой тяжеловозе Маське, коллекционировал оловянных солдатиков и возил за собой по городам и весям целый чемодан этого добра. Приезжая в город, где предстояло проработать хотя бы неделю, он первым делом бежал на местный блошиный рынок. Однажды экспедиция кончилась плохо — торгуясь с каким-то дедом и убалтывая его в ближайшей пивнушке, наездник подцепил вшей и поделился ими со всем коллективом, крику было много. По своим коллекционерским каналам Игорек, когда приехали работать в Вязьму, вышел на художника Шульмана — великого знатока униформы всех армий, и почему-то решил, что рисовать новые костюмы для номера должен только этот старый зануда. Яшка в неудачную минуту выслушал аргументы и дал добро. Ну и вот — зря выброшенные деньги…

Сорокина отозвалась с готовностью. Старуха на своем веку одела целую дивизию цирковых, и ей не приходилось объяснять простые вещи. К тому же она выучилась пользоваться Интернетом и могла прислать эскизы по электронной почте. Столковались насчет гонорара, и Яшка, довольный, что одной проблемой меньше, уговорился с Катей о важных деталях и помчался на конюшню. Времени оставалось — с гулькин нос.

Игорек, Саша и Влад уже были на конюшне, водили лошадей — Руську (по бумагам — Рубин), Гошку (по бумагам — Гиацинт) и Хрюшку (по бумагам — Хризолит). Сюська (по бумагам — Сюрприз) и Серый (по бумагам — Калиостро, но наездники ничего уменьшительного из клички не извлекли, прозвали по масти) стояли в стойлах. Мишаня где-то задерживался. Таня сидела возле огромного Маськиного панно, весом в сорок кило, которое громоздят на конскую спину, чтобы получилась необходимая для трюков ровная площадка чуть ли не в два квадратных метра, и подшивала отпоровшуюся бахрому к вальтрапу — здоровенному чехлу, прикрывавшему бока и круп лошади. В последние недели вальтрап с панно ни разу не снимали — возни с ним было минут на сорок, решили сэкономить время. Вид у Тани был угрюмый.