Роберт Кнаусс - Воздушная война 1936 года. Разрушение Парижа

Роберт Кнаусс (Майор Гельдерс[1])

Воздушная война 1936 года. Разрушение Парижа

I

Стояло жаркое лето 1936 года.

Лейтенант 3 эскадрильи британского воздушного флота Джордж Винтон шагал по широкому аэродрому в направлении к ангарам. Он с задором 22-летнего возраста насвистывал модный мотив танца, отбивая тросточкой такт по своим шнурованным коричневым сапогам. Где-то высоко в небе жужжало несколько самолетов, но гудение моторов было для него настолько привычный музыкой, что он даже не поднял головы.

Было начало июля. Горячий воздух стоял над пожелтевшим лугом. Травяной покров аэродрома был густой и сочный, как на площадке для тенниса или гольфа. Винтон думал о том, как в Англии сама природа благоприятствует развитию авиации. Благословенный для трав английский климат! Нигде не было подобных чудесных равнин и мягких лугов. В углу аэродрома у красных флажков паслось стадо овец. Овцы добросовестно выполняли свою работу, в которой их не могла заменить никакая косилка: ведь косилка не дает навоза для удобрения.

Казалось, что ангары расположены совсем близко. Но Винтон шагал довольно долго, а цель еще была далеко. На широком травяном просторе трудно было определить расстояние. Ангары вырастали из земли во всем своем величии внезапно, когда к ним приближались на расстояние в 100 метров.

Тяжелый путь в жару через весь аэродром не испортил однако хорошего настроения Джорджа Винтона. В течение нескольких недель он ничего не увидит и не услышит об авиации. Ведь сегодня вечером он уезжает в отпуск. Как ни любил Винтон авиацию, отпуск все же волновал его. У его старика-отца, члена парламента, далеко в шотландских горах было прекрасное старое имение. Он найдет там все, что только можно пожелать: охоту, лошадей, площадку для гольфа на волнистом степном плоскогорья… И затем, — он закрыл глаза, ослепленный ярким солнечным светом, — ему представился стройный образ девушки. Ани хорошо и с увлечением ездит верхом. Последний раз он видел ее на пасху, когда пробыл в Шотландии 5 дней. Теперь он увидит ее вновь. Его горячее желание исполнится.

Вот наконец и ангары в их деловом, железном молчании. Волнистые ворота закрыты. Взад и вперед ходит часовой. На маленькой двери дощечка с надписью: «Вход воспрещен». Туда не впускают никого из посторонних, даже офицеров других родов оружия или других эскадрилий королевского воздушного флота. Войти можно только по пропуску, собственноручно подписанному командиром эскадрильи и снабженному фотографической карточкой. Часовой знает лейтенанта Винтона, но внимательно смотрит пропуск. То, что здесь тщательно охраняется, составляет последнюю тайну английского воздушного флота. Тут стоят гиганты-бомбардировщики. Их видели только издали, в полете, но и то значительно реже, чем другие типы самолетов. Они, конечно, не принимают участия в ежегодном воздушном параде в Гендоне. Хотя французский военно-воздушный атташе в Лондоне уже успел сообщить в Париж об их размерах, о мощности их моторной группы, но даже его разведке не удалось выяснить основных качеств этих сказочных боевых машин. Никто не знал, чем они вооружены, их максимальную скорость, способность набирать высоту, их радиус действия. Это были таинственные сфинксы, скрывавшие в себе еще и другие загадки.

Винтон прошел через маленькую железную дверь, прорезанную в волнистых воротах. Его взор скользнул по темным силуэтам спящих чудовищ. Справа стоит его самолет — Г-46, на котором он числится первым рулевым. Этот самолет ничем не отличается от других. Однако Винтон узнает его с первого взгляда. Почему? Он сам не может дать себе отчета, по каким признакам, может быть, по легкому помутнению окраски левого крыла вследствие атмосферных влияний, может быть по широкому масляному пятну около второго мотора левого борта. Да, пора обновить окраску. Он уже указывал на это механику, хотя это нужно только для внешней красивости. Винтон останавливается около самолета и ласкает рукой прохладную поверхность металла точно так же, как завтра он будет ласкать шею своего коня Аллана. Винтон любит свою машину, как живое существо, собственно какая разница между ними? Наверху в воздушном пространстве он прислушивается к гудению мотора, как к биению стального сердца. При малейшей нервности он напряженно задерживает дыхание. Он знает капризы самолета. Он помнит, что при посадке самолет часто любит заворачивать вправо, именно тогда, когда руль направления находится в полном покое.

«Как поживаешь, дружище! Несколько недель мы не увидимся. Смотри, чтобы тебя никто без меня не расколотил», — обращается Винтон к самолету, слегка постукивая тросточкой по металлу. В ответ по всему телу машины проходит дрожащий перезвон.

Служебные помещения эскадрильи и отрядов находятся в первом этаже здания, примыкающего сбоку к ангарам и похожего на барак. В подвальном этаже расположены мастерские и склады.

Винтон проходит через канцелярию, где стучат две пишущие машинки. «Бумажный хлам, гниль», — думает он и постучав, но не дождавшись ответа, быстро входит в комнату адъютанта эскадрильи капитана Хиткинса.

В комнате никого нет, но лежащие на письменном столе бумаги и папки, висящая на вешалке фуражка и, самое главное, крепкий запах табака указывают на то, что Хиткинс был только-что здесь. Винтон садится на плетеный стул и закуривает папиросу. Через несколько минут в комнату входит сержант Шарп. У него подмышкой папка с бумагами для подписи. Шарп — первый писарь в эскадрильи, незаменимый человек, помнящий все происшествия, гроза всех вахмистров, а иногда и командиров отрядов. Он здоровается с лейтенантом Винтоном с небрежно-благосклонной вежливостью старого унтер-офицера.

— Здравствуйте, Шарп, где капитан Хиткинс?

— У командира, сэр.

— Попросите его доложить оба мне командиру.

— Слушаю-с.

Шарп исчезает в противоположную дверь. Через 1/2 минуты он возвращается:

— Капитан Хиткинс просит вас подождать. У него очень важный доклад командиру. Он предупреждает, что доклад может затянуться.

Солдат умеет ждать. Винтон закуривает вторую папиросу. Он наблюдает, как синий дымок выходит тонкими струйками в открытое окно. Деревья позади ангара залиты яркими солнечными лучами. Тихо. Жгучий полуденный покой. Лишь время от времени долетает заглушенный стук из мастерских. Потом опять тишина.

Сегодня вечером в 20 ч. 10 м. уходит поезд с вокзала в Кинг-Грос. Завтра он будет в Шотландии. Далеко от своей части. Три года тому назад Винтон по собственному желанию поступил в авиацию. Еще 17 лет он выполнил свой пробный полет на легком самолете «Мос» Оксфордского аэроклуба. Но служба в современной авиации была мало похожа на то, как он ее себе представлял. Спортивные полеты составляли теперь самую незначительную часть его служебной работы. Лишь изредка, чтобы не разучиться, он летал на прикомандированном к эскадрилье истребителе.

Как чудесно парить одиноко на самолете в синеве воздушного пространства, оторвавшись от пыльной земли, от повседневной людской суеты! Как прекрасно пикирование с работающим мотором, когда растяжки воют подобно диким зверям и голова становится внезапно тяжелой от давления воздуха. Как хорошо потом подобая хищной птице броситься опять вверх. Машина, как живое существо, изготовляется к прыжку, у летчика на мгновение замирает дыхание. Высшая школа пилотажа — петли, бочки, штопор, когда машина летит вниз, как листок бумаги, скользит на крыло, с характерным свистом винта. Его рука легка и тверда лежит на руле, как бы ни содрогалась и ни рвалась вперед его машина. Он заставляет ее подчиняться своей воле, она стонет в его руках. Он берет от нее все, что она может дать, и тогда им овладевает опьянение своей силой, он чувствует себя властелином сверкающего пространства. Он один в безграничном просторе. Но внизу, в туманной глубине, живет уже побежденный, но еще не покоренный окончательно великан — дух тяжести, постоянно готовый сокрушить своими лапами храбреца. Восторжествовать над этим противником, дразнить его с отважной ловкостью, — вот в чем высшая радость, вот в чем настоящая жизнь! Часто он дико кричал, пел и свистел среди грохочущего гула мотора, в завываниях ветра, чтобы дать выход своим чувствам…

Но как редки теперь эти счастливые часы! Правда, рулевое колесо огромного самолета тоже было в его руках, но это уже не были свободные полеты, подобные полету птицы. Это было управление воздушным омнибусом. Винтон был не один на корабле, он составлял как первый рулевой лишь часть экипажа из 9 человек, он стал одним из рычагов сложнейшего механизма. За последние два года требования к летчикам беспрерывно повышались: курсы усовершенствования по аэронавигации, по радиослужбе, изучение метеорологии, стрелковое дело. Затем снова и снова тренировка эскадрильи, ночные полеты, упражнения в прицеливании бомб. Новый начальник воздушных сил был исключительно точным человеком. Он поднимал эскадрилью по тревоге в любое время дня и ночи, не обращая никакого внимания на сон и усталость после весело проведенных вечеров. Ничто не принималось в оправдание плохой работы. Совсем недавно один командир эскадрильи был переведен из воздушного флота в войсковую авиацию за то, что его эскадрилья пришла в расстройство при повороте вокруг вертикальной оси.