Александр Афанасьев - Ответный удар 2 Страница 50

От жары мы спасаемся по-бедуински — каждые пять минут по рукам идет очередной термос с чаем. Чай с солью и бараньим жиром, очень горячий — типично бедуинский, заваренный по всем правилам настоящим бедуином, сыном и внуком бедуина. Он же — сказал нам напоследок типичное бедуинское напутствие, принятое в его роду: возвращайтесь с честью или не возвращайтесь вовсе. Надеюсь, мы все же вернемся…

Очень надеюсь…

На эстакаде — растяжка с портретом Саддама Хусейна, на дороге в Бааакубу ей самое место. За ней прячется снайпер.

У нас тут — есть собственный транспорт два Хаммера. Старой модели, еще на низкое подвеске, кустарно доработанные. Это — еще старые подарки американцев. Наклонная крышка багажника снята, вместо нее установлено два кресла и тут же — две пулеметные турели для защиты машины с хвоста. По бокам машины — установлены длинные скамьи с ремнями, на четыре человека каждая. Получается что-то вроде вертолета AH-6, только наземный — там тоже бойцы на скамьях по бортам сидят. Если не понимаете, о чем речь — посмотрите фильм «Падение Черного ястреба», там все увидите. Отличный фильм, кстати, его Саддам своим генералам перед вторым вторжением крутил. Но мешки долларов из багажников пикапов без номеров — оказались для многих убедительнее…

Надеюсь, что сегодня мы поимеем американцев не хуже, чем те отморозки на улицах Могадишо.

Эти машины принадлежат антитеррористическому полку особого назначения в Аль-Азизии. И снаряжение все — тоже. И оружие. Я все это взял взаймы. Скажете, это невозможно? Ошибаетесь — здесь все возможно. Недавно начальника полиции в одном из районов разоблачили: он использовал задержанных экстремистов для вымогательства денег с торговцев. Утром он их выпускал — а вечером они возвращались обратно в камеру. Здесь все возможно, не переживайте…

Ну, или почти все.

Я посмотрел на часы. Похрустывая камешками прошел к Хаммеру, достал очередную флягу, открыл. Отпил. Противно. Но привычно. Если вы говорите, что это противно — вы никогда не пили рыбьего жира, которым советских детей поили. Не пытки ради а токмо пользы для…

— Ну и видок у тебя, друг. На. Пей.

Американец совсем скис. Смотрелся он почти комично — он среднего роста, в то время как в Аль-Азизию отбирают здоровяков, многие по нашим меркам культуристы настоящие, здесь качаться любят. Мы выбрали самый маленький размер — но и он на нем висел как на вешалке. Автомат на груди, лицо серое…

— Пошел нахрен… — сказал он

— Кока-колы, извини нет — сказал я и прикрикнул — пей, а то сдохнешь!

Американец принял кружку, зажмурился, отпил. Судорожным глотательным движением протолкнул жирный чай в глотку, скривился…

— Пей все. Тебе надо компенсировать потери жидкости в организме. А то свалишься. Пей!

Американец — героически допил все.

— Когда?

— Не знаю.

Я отобрал у него кружку.

— Сядь у машины. Попробуй расслабиться. Тогда не так сильно будешь потеть…

Остальные — грудились у обочины. Движение на трассе шло судорожными толчками, полиция проверяла документы, то и дело останавливая машины для досмотра. С водителей траков брали деньги — внаглую. Иракцы — испуганно косились на черные костюмы бойцов антитеррористического полка у обочины.

— Думаю, немного еще…

Тот, кто забрал у меня флягу — глотнул из горлышка, передал дальше.

— Спекся… — кивнул он на Хаммер — союзничек?

— Ботало захлопни… — дружески посоветовал я. И пошел обратно, туда где стоял. Почему то, стоя под эстакадой я нервничаю.

Б… ну долго еще, нет?

Словно отвечая на мой немой призыв… не знаю, к кому, кто там есть — зазвонил телефон. Я нажал на «зеленую трубку».

— Я… — коротко ответил я

— Гости приехали. Десять минут…

— Понял…

— Три машины. Цель посередине.

Пока все в норме.

— Принял…

— Удачи.

Невидимый собеседник отключился. Я побежал к Хаммерам, размахивая руками.

— Пошли!

Спецназовцы — побросав чинарики, бежали к машине.

Я — втиснулся на оставленное мне второе сидение справа — я буду во второй волне, прикрывать штурмовиков. Проверил — ремень, автомат. Выставил руку вперед — большой палец. Готов.

Пулеметчик — занял позицию за пулеметом. Иранцы немного переоборудовали Хаммер — вместо обычной открытой американской башни сейчас наша, усовершенствованная. С КПВТ. Дувал лупит — только так.

— Первый пошел! — это уже в рацию.

Тяговитый американский движок — легко двигает машину с места, мы взлетаем на насыпь. Мчимся мимо длинного ряда машин, задержанных в результате проверки.

Три Субурбана. Три белых Субурбана, на головном — значок с американским флажком. Если кто-то думает, что это от чего то сейчас защищает — он дурак.

Если не хуже…

Вот они!

Ничего не подозревают. Наверное, насторожились — но не более того.

— Пять секунд!

Ничего, щас вам обломаем вечеринку…

— … Одна! Пошли!

Наша, головная машина стремительно проносится мимо всех трех машин и тормозит, пулеметчик — разворачивает башню и бабахает в воздух. Тот, кто не слышал, как работает КПВТ вблизи — много потерял. Прямо под ложечкой екает.

Трое — бросаются к третьей машине, еще трое — ко второй. Двое — в том числе и я — остаемся на месте. Немилосердно глушим в воздух длинными очередями — прием подсмотрен у нашего ОМОН он так же глушит при штурмах, подавляя волю обороняющихся. А против нас — не новички играют, американцы. Их никак, ни при каких раскладах слабаками не назовешь…

— Давай!

Негромкий хлопок, крики, автоматные очереди.

— Лег! Лег!

— Стреляю!

— Holy shit!!!

Американцы — ошеломленные внезапным нападением со стороны сотрудников правопорядка ничего не успевают предпринять. Уважение к полицейским — любым полицейским — у них в крови. А нам много времени не надо — пока чухнут, мы все сделаем. На это и расчет — может, даже без крови обойдемся.

Накаркал! С третьей машины — толкнув дверь, выпадает парень в форме ВВС, с короткоствольным Кольт-Коммандо. Моя и еще чья-то очередь перекрещиваются на нем — и он падает прямо под ноги еще одного американца, которого тащат за шкирку из второй машины. Он в шоке и не сопротивляется — ему же лучше.

— Мешок!

На него накидывают мешок и бросают в машину. Начинают глушить пулеметы, установленные на пять и на семь. Не миниганы — но тоже впечатляет. Даже если не в цель — а над головой…

— Ушли! Ушли!

Я едва успеваю упасть на сидение — как Хаммер рвет с места. Автомат болтается, кто-то держит меня, пока я застегиваю ремень! Ушли!

Ушли, твою мать…

Где-то в Ираке

Точное место неизвестно…

13 июля 2019 года

Это был кошмар. Хотелось проснуться — и никогда больше не закрывать глаза, чтобы снова не оказаться в это мире, где нет ничего кроме оглушительно звенящей черноты. Но увы — это было жутковатой реальностью…

Его похитили боевики. Каждый, кто работал в ЦРУ знал, что случается с теми, кто работал на американцев и попал к ним в руки. В отличие от армии США — в ЦРУ не ведется учет потерь. Да, в старом здании ЦРУ есть стена, где каждый потерянный агент — отмечается звездочкой, имена многих из них не раскрываются в черной книге, которая лежит рядом. Но после 9/11 — на стену помещают только тех, информацию о гибели которых невозможно сдержать. Так было, например, с оперативником, голову которого подбросили в мешке к консульству США в Пешаваре. Остальные уходили безвестными, родственникам ничего не сообщали — да и не было у многих родственников. Порой — на ящики ЦРУ приходили жутковатые видео, их смотрели в КТЦ, чтобы помнить и знать, за что они борются и против чего. Много ли их было? Достаточно. После 9/11 — они открыли для себя жутковатый, доселе неизвестный мир — целый континент, где не пели Биттлс, и не было фестиваля в Вудстоке — а была лишь вековая история горя, страданий и передаваемой из поколения в поколение, заботливо копящейся ненависти. В этом мире не было детей — дети здесь на вопрос, кем ты хочешь стать, когда вырастешь, отвечали — шахидом и уже с десяти — одиннадцати лет участвовали в нападениях. Стариков здесь было немного — просто не доживали. С людьми здесь — невозможно было просто поговорить, они говорили на языках, про которые в США и представления не имели. Например, язык нахин — язык пакистанских гастарбайтеров, сильно искаженный урду с большой примесью арабских слов — только в две тысячи девятом удалось составить некое подобие словаря… а ведь это был язык Аль-Каиды, один из основных языков. Или язык Мехри, язык горцев Омана и Йемена — словаря по нему не существует до сих пор! Эти люди не брали ипотеку, не работали на заводе, не имели в собственности земли — не имели ничего, что связывает из с этим миром. Они просто ненавидели и убивали. Ненавидели и убивали. Ненавидели и убивали…