Владимир Поселягин - Я - истребитель. Я — истребляю Страница 71

Из кухни двустворчатая дверь вела в большую залу с круглой печкой для подтопки.

Две комнатушки, разделенные от зала тонкой дощатой стеной. Печка стояла так, что грела не только залу, но обе спальни, так как ее круглые бока выходили во все помещения. Пока я осматривался дед, шустро закидал дровишек в каждую печку.

Еще раз осмотревшись я сделал вывод, что тут живут довольно простые люди, колхозники, работящие люди. Нужды не было, но и достатка тоже особо не видать хотя дом добротный. Война меньше года идет не успели обноситься или распродать вещи. Посмотрев на гору подарков сваленных в углу. Поинтересовался:

— Как у вас тут вообще? Не голодно?

Старичок хмыкнул. Деревня, хотя продовольствие сдают как положено, выжить можно.

Нормативы с трудом, но выполняют. Спасали старенькая лошадь и молодая дойная корова, у которой недавно появился теленок. Спасало еще то, что Семен Алексеевич заранее позаботился о возможных проблемах с едой, так что запасы были немаленькие. Одних сушенных грибов, что запасли на зиму, поели на двадцать процентов, да столько же отдали продовикам. Первую зиму они переживут на старых запасах, но что будет дальше?

— Тяжко конечно, с мылом плохо да соль сейчас не везут, но живем, вы главное поскорее войну эту закончите, — воздохнул Семен Алексеевич.

— Это не скоро будет. Года два-три потерпеть придется, — в ответ вздохнул я.

— У соседей вчера на сына похоронка пришла… — печально сказал старик.

— Бывает.

— Не пропал без вести, очень тяжело ждать. У нас приходила, только девять дней назад уже похоронка пришла. Марфа, наша почтальонша принесла.

Мы немного поговорили, о Семеныче. Я в подробностях рассказал про нашу встречу, как он помогал разведчикам составлять карту нахождения тяжелый мортирных орудия немцев. Как погиб не рассказал, соврал, что во время перестрелки шальная пуля попала прямо в сердце. Смерть была мгновенной.

— Не мучился значит?

— Нет… не мучился.

— Пьешь?

— Бывает, но редко. Сейчас, буду.

С кряхтением, ссутулившись Семен Алексеевич сходил за занавеску закрывавшую часть угла на кухне. Вернулся он с пятилитровой бутылью самогона. Внутри в чистой как слеза жидкости плавали какие-то листочки травки и зеленый перец.

«Хм, не думал что он тут есть, а ты гляди, уже самогон с ним делают» — покачал я головой разглядывая бутыль. Звякнув стаканами, Семен Алексеевич стал разливать.

Почти в это же время в сенях послышалось движение, и отворив дверь оббитую брезентом с каким-то утеплителем на кухню вошла пожилая женщина за шестьдесят с сумкой в руках.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровалась она с обернувшимся мною.

— Опять?! Чуешь ты ее что ли? — сердито поставив стакан, поинтересовался у женщины, которой явно была Ирина Марковна, Семен Алексеевич.

Почти одновременно с его слов во дворе послышались удивленные детские голоса, звонко звучавшие через оконное стекло, шум в сенях, звон упавшего ведра и в хату врываются два чертенка густо облепленных снегом.

— Молодцы, как раз к чаю поспели, — послышался жизнерадостный голос старичка, и хлюпающие звуки. Обернувшись, я изумленно вытаращился на Семена Алексеевича.

Вместо бутыли самогона на столе стоял самовар, рядом несколько стаканов, тарелка домашнего печенья и банка с вареньем. Каким именно не понятно, то ли из черной смородины, то ли из вишни. Сам дед благообразно сидел за столом, и со знакомым хлюпаньем пил чай из блюдечка, забавно шевеля густыми седыми бровями.

— Здрасте, — заулыбались мне детишки.

Раздеться я успел, поэтому сидел при полном параде наград. Специально надел все чем наградили, так что награды были видны полностью.

— Привет, — ответил им.

— Анька где? — поинтересовался дед, с опаской наблюдая за женой, пока та сперва отряхнув детишек от снега, раздевала, подскочив, я помог снять ей тяжелое пальто, и повесил его на вешалку.

— Спасибо.

— Аня, с Федором во дворе. Там мама идет, ее ждут, — просветила нас маленькая Нина.

— Ясненько. Опять ухажер прибежал, — скорее без одобрения, чем с ним пробормотал Семен Алексеевич.

Через десять минут все собрались за достаточно богато накрытым для военного времени столом. Я тоже не остался в стороне и выложил все привезенные подарки, включая сладости. К моему удивлению на них накинулись не только дети, но и Семен Алексеевич, он оказался еще тот сластена. Хватало всем, благо привез я много. Одних американских леденцов два килограммовых пакета.

Наворачивая щи, я с интересом разглядывал семью, обнаружив, что меня тоже рассматривают. Если дети делали это с детской непосредственностью, Олег вообще залез мне на колени и перебирал награды, то остальные смотрели украдкой. Жена Семеныча, статная сорокалетняя женщина, в черном вдовьем платке, сидела напротив меня, и аккуратно кушала пшенную кашу, что поставила на стол Ирина Марковна. Справа от нее сидели младшие дети налегая на печенье с чаем. Старшая дочка, очень похожая на мать девушка, семнадцати лет отроду сидела вместе с ухажером слева. Причем на меня она не смотрела, молча уставилась на тарелку не поднимая глаз. Парень мне понравился, моих лет сержант госбезопасности в новеньком еще не обмятом обмундировании.

Разговор как-то сам собой завязался между нами. Говорили естественно о Викторе Семеновиче. Достав из вещмешка свой фотоальбом я дал его Инге Владимировне, жене Семеновича, и сев неподалеку, чтобы видеть фото через головы склонившихся детей комментировал все что там было.

— К сожалению общих фотографий с Виктором Семеновичем у меня всего одиннадцать, было бы больше, но затрофеил фотоаппарат я позже чем хотелось.

— А как это произошло? — поинтересовался Федор. Мы с ним уже успели пообщаться, он оказалось сидел тут на усилении уже две недели. Получил кабинет в местном районном отделении милиции, и работал по профилю. Ловил диверсантов и немецких пособников. Он кстати именно из-за этого наведался к Морозовым, вроде как из-за Семеныча они неблагонадежны, тут и случилась большая любовь, в которую он погрузился с юношеским максимализмом. Тем более похоронка сняла все подозрения.

— Сейчас покажу… Вот на третьей странице танк стоит и раздавленные палатки. Мы тут с группой окруженцев аэродром подскока разгромили, там и затрофеил его, и пистолетов штук семь, я их нашим командирам раздал. Виктору Семеновичу кстати артиллерийский парабеллум задарил.

— Это когда вы два немецких истребителя захватили? — впервые подала голос Анна.

— Да, именно тогда. Вот видите, справа от опрокинутой палатки невысокий летчик стоит? Это Карпов, именно с ним мы их и угнали, — несколько удивленный такой осведомленностью ответил я.

Девушка молча кивнула, листая фотоальбом.

— А почему он на обложке дембельским альбомом назван? — поинтересовался вдруг Семен Алексеевич.

— Э-э-э, кхм. Ну, война же когда-нибудь закончиться.

Не говорить же им что это была просто шутка.

— Понятно.

— Да, я с собой тут вам кое-что из личных вещей Виктора Семеновича прихватил, сейчас достану.

Закопавшись в вещах, я достал небольшую коробочку.

— Вот, — отдав орденскую коробочку Инге Владимировне, сделал шаг в сторону, застыв в молчании.

— Орден Красной Звезды, откуда он у вас, чей он? — поинтересовалась жена Семеныча, держа в руках маленькую красную звездочку.

— Папин, так в документах указано, награжден в октябре, — вместо меня ответила Анна, листая орденскую книжечку.

— Ордену пришлось поплутать пока он не достиг части. А там знали, что Виктор Семенович не вернулся с боевого задания, но обратно не отсылали, надеялись, что он вернется. Я его в полку майора Рощина у начштаба забрал, когда узнал, что в Москву вылетаю, решил вам отдать. Он бы так и так пришел, но со мной быстрее.

— Спасибо, — прижав награду к груди тихо заплакала Инга Владимировна.

— Мама! — вскрикнула Анна и обняла мать. Дети всхлипывая поступили так же.

Переглянувшись с Семеном Алексеевичем, который вздохнув кивком указал на кухню, после чего с кряхтение встал, и направился к межкомнатной двери. Обернувшись к Федору я последовал за ним.

Прозрачная жидкость разлитая по кружкам, слегка колыхнулась когда я взял посудину в руки.

— Ну, упокой господь его душу, — вздохнул дед и, выдохнув, одним глотком выпил самогона.

Переглянувшись с Федором, последовали его примеру.

«М-да. Сивуха она и в Африке сивуха» — мысленно подумал я, торопливо закусывая спиртное соленым огурцом. Опытный дед занюхал рукавом, Федор последовал моему примеру.

Мы просидели так где-то час, ведя простые разговоры не касаясь темы о Семеныче. Семен Алексеевич рассказывал как живут поселковые в военный период, а Федор небольшие истории случившиеся со дня его прибытия. Это уже было интересно.