Юрий Нестеренко - Юбер аллес (бета-версия) Страница 83

Борисов почувствовал, что ему становится смешно. Он попытался сдержаться, но ничего не мог с собой поделать: невесть как проглоченная смешинка щекотала и щекотала нёбо, всё сильнее и сильнее, и, наконец, он в голос заржал, утирая подступившие слёзы.

Всё вокруг казалось ему невероятно забавным: и темнота, и расплывчатые жёлтые пятна свечей, и поблёскивание каретки машинки, и то, что Зайн раздавил его очки.

Даже мелькнувшая у него в голове догадка показалась ему очень удачной шуткой.

- Ты свет по... погасил... хи-хи-хи... - смех мешал ему говорить, - ты... хи-хи... в... в... водку... до... добавил? - тут Аркадий почувствовал, что в носу что-то хлюпает и с шумом втянул невесть откуда подступившие сопли. Получилось так смешно, что он чуть не свалился с табуретки от хохота.

- Американский препарат, - любезно объяснил Зайн, - для допроса в полевых условиях. Называется "щекотун". Правда, у него есть кое-какие побочные эффекты, но что ж поделать...

Зайн легонько ткнул Борисова пальцем в бок. Тот зашёлся звонким, радостным смехом.

- Хорошо забирает? Погоди, сейчас будет ещё веселее...

Он поднёс прямо к лицу Аркадия длинный палец и медленно согнул его, коснувшись ногтем борисовского носа. Это показалось Борисову невероятно, феерически остроумным, и он утробно заржал. Он фыркал, давился, шмыгая носом и чихая соплями - ему было очень, очень, очень весело.

Потом перед глазами всё как-то поплыло. В ушах тоненько зазвенела кровь, и Борисов понял, что он куда-то проваливается. Клокочущий в горле смех превратился в судорогу. Аркадий попытался закричать, но не смог: лёгкие оказались пустыми.

Теперь он падал в какую-то чёрную яму. Яма всё сужалась, сжималась, и он сжимался вместе с ней, а потом стенки ямы обрушились на него, задавили, смяли, сжали в точку, и оказалось, что он лежит на полу.

"Я ударился головой" - подумал Аркадий. Мысль прокатилась, как стеклянная горошина, и выпала из головы, не оставив и следа.

"Я умираю" - это была вторая мысль. Она немного попрыгала по извилинам, и тоже выкатилась вон.

"Мне холодно" - третья мысль задержалась подольше. Ему и в самом деле было холодно. Очень холодно. Он чувствовал, как подрагивают сведённые ознобом мышцы - старые, дряблые, они всё ещё пытались согреть своего хозяина. Ноги были совсем ледяные. Борисов попытался сосредоточиться на этом, но мысли тут же расползлись, как мокрая бумага.

- Ты меня слышишь? - раздалось откуда-то сверху. Вопрос заставлял сосредоточиться - ровно настолько, чтобы ответить и снова провалиться в холодное беспамятство.

- Да, - Аркадий даже не понял, кто это сказал. В какую-то секунду он почти осознал, что говорил-то он сам - но мысли, не удержавшись вместе, раскатились на все четыре стороны.

- Я задаю вопросы. Ты отвечаешь на вопросы. Отвечаешь быстро, даёшь правильные ответы, быстро и честно... - последовала пауза, - У тебя есть одна вещь, которую ты прячешь от всех. Ты прячешь её давно, много лет. Ты понимаешь, о чём я говорю?

- Да, - ответил Аркадий, не думая: думать было невозможно. Но это не мешало отвечать.

- Что это за вещь?

- Не знаю. Это было закрыто.

- Свёрток? Упаковка?

- Да.

- Что там внутри?

- Не знаю. Наверное, книга.

- То есть ты так думаешь, что это книга? - голос жирно выделил слово "думаешь".

- Да, - сразу согласился он.

- Что в книге? Это печатная книга? Рукопись? Чертежи? Карты?

- Не знаю. Он мне сказал, что это очень ценная вещь. Она стоит сотни миллионов долларов. Или ещё больше. Это огромная ценность.

Откуда-то послышался мелкий частый стук. Через несколько секунд пришла тупая боль в левой руке, и Аркадий сообразил, что это он сам бьётся об пол костяшками пальцев.

Тяжёлый ботинок наступил ему на кисть.

- Не дёргайся. Кто дал тебе эту вещь?

- Я не брал её, - ответил Борисов. - Я один раз её видел. Он мне показывал её. Она будет моей, когда в России не будет дойчей. Он мне это обещал.

- Кто показывал тебе эту вещь?

- Старик.

- Как звали старика?

- Эренбург. Илья Эренбург.

- Почему он обещал тебе эту вещь?

В голове Борисова что-то заколыхалось.

- Он был красным пропагандистом. Очень известным. Призывал убивать дойчей. Потом вёл работу в красном подполье. После разгрома подполья лёг на дно. Его искали русские и дойчи. Он хорошо прятался, но они его почти нашли. Я помог ему бежать из России. Через наш канал. За это он обещал отдать мне эту вещь.

- Очень интересно. Когда это случилось?

- В пятьдесят шестом году. Я был молодой. Я хотел... - он запнулся.

- Почему ты стал ему помогать?

- Он же юде, - Аркадий почувствовал, что в ответе чего-то не хватает, - Я думал тогда, что юде должны помогать друг другу в случае опасности... когда им угрожают гои... - он попробовал было сказать ещё что-то, чтобы всё объяснить, но голос его перебил:

- Почему ты не доложил об этом в Центр?

- Я хотел оставить эту вещь для себя.

- Почему?

- Я хотел стать когда-нибудь богатым. Иметь свой дом. Не работать. Купить всякие вещи.

- Ты был тогда щенком, но уже думал только о своей шкуре.

Аркадий промолчал: это не было вопросом.

- Где находится эта вещь?

- Эренбург оставил это в банке на бессрочное хранение. Первый Профессиональный Банк, отделение четыре "С", ячейка семнадцать - восемьсот три.

- Ты можешь взять эту вещь из банка?

- Нет.

Наступила пауза, и Аркадий опять оказался наедине с набирающим силу ознобом.

- За бессрочное хранение нужно платить, не так ли? Кто оплачивает хранение?

- Сейчас я.

- А раньше?

- Тот человек оплатил хранение на двадцать лет вперёд.

- Ах, ну да. Ты же не мог платить из тюрьмы... Да и из Аргентины это было бы затруднительно. Тебе повезло... Но сейчас тебе нужно было сделать очередной взнос?

- Да.

- Забавно... Да, ради этого можно нарушить субботу... Ладно. Так ты можешь взять эту штуку из ячейки?

- Нет.

- Почему?

- Я не знаю кода и не имею ключа к ячейке.

- Хорошо. Кто может это сделать?

- Какой-то человек. Я его не знаю, - ответил Борисов. В голове у него сгущался ледяной туман, но отвечал он по-прежнему быстро и чётко.

- Кто этот человек?

- Когда-то он помог Эренбургу бежать из-под ареста. Больше я ничего не знаю.

- Человек знает название банка и номер ячейки?

- Нет.

- Как он это узнает?

- Я приведу его туда. Мы пойдём туда вместе.

- Он знает тебя?

- Нет.

Пауза.

- Хорошо, попробуем по-другому... Как он откроет ячейку?

- Эренбург сказал, что он дал ему код и личный ключ.

- Как этот человек тебя найдёт?

- Когда в России будет демократия, он меня найдёт, - ответил Борисов.

- Почему не раньше? Почему такое условие? - поинтересовался голос.

- Эренбург ненавидел дойчей. И русских ненавидел. За то, что сдались дойчам. Он не хотел, чтобы это досталось Райху или российскому правительству.

- Что ж, понятно. Как тот человек тебя найдёт?

- Я опубликую статью в газете. Там будут особое название и четыре абзаца, которые написал сам Эренбург. Тот человек прочтёт статью, позвонит в редакцию и найдёт меня.

- Почему ты не можешь опубликовать статью сейчас? - в голосе прозвучал интерес.

- Пока Россия находится в составе Райхсраума, её нигде нельзя напечатать.

- Вот как? Где находится текст статьи?

- Нигде. Я знаю его наизусть.

- Как должна называться статья?

- "Преступления немецкого фашизма против прогрессивного человечества", - процитировал Борисов.

- Ого! Вот оно как, - в голосе прозвучало нечто вроде удовлетворения, - ну и содержание, наверное, соответствующее... Читай вслух те четыре абзаца. Громко и чётко. И медленно. Я записываю, мне нужна хорошая запись.

Борисов прочёл - громко и монотонно, делая паузы после каждой запятой.

- Да-а-а... - протянул Зайн, выслушав всё. - Давненько я такого не слыхал. Особенно хорошо про "стаю нацистских псов, одержимых безумным желанием расправы над гуманистическими идеалами". Или как там? "Люди доброй воли должны, наконец, загнать осиновый кол в могилу нацистских упырей", я правильно цитирую?

- Да, - сказал Борисов.

- Немного старомодно, но всё-таки чувствуется школа... А ты не думал пропихнуть это в эмигрантскую коммунистическую газету? Или хотя бы на радио "Либертэ"? Тот человек может ведь слушать "голоса"... Хотя нет, если ты разрешишь назвать своё имя, то быстро окажешься в тюрьме. Или, во всяком случае, на помойке.

- Да, - сказал Борисов: ему показалось, что это вопрос.

- А если не разрешишь, он тебя не найдёт. Редакция "Либертэ" не выдаёт информации об авторах кому попало. Ах да: статья должна быть подписана твоим собственным именем?

- Нет. Не обязательно.

- Ну да, это понятно. Хм, кстати... ты что-нибудь делал для "Либертэ"? Или других таких радиостанций?