Евгений Филенко - Вектор атаки

Евгений Филенко

Вектор атаки

Пролог

В сумерках перед рассветом

Все кошки кажутся серыми —

Особенно серые.

«Ну вот ты и дома, Северин Морозов.

Ты своего добился. Хотел увидеть Эхайнор? Вот ты его увидел. Глянул одним глазком на самый краешек чужого необъятного мира в надежде ощутить свое с ним родство. Понравилось? Ну, не обессудь: что бы о нем ни говорили, но это твой мир, он дал жизнь твоим предкам, а значит – и тебе тоже. Он должен принять тебя так же, как ты примешь его. Может быть.

Что же дальше-то, дурачок?»

У меня к этому миру есть несколько вопросов. Проблема в том, что я не знаю, как их задать, чтобы не в пустоту, чтобы получить ответ. Ну да, я напуган. Но это пройдет. В любой, самой неприятной ситуации человеку… даже если он эхайн… нужно перестать психовать, и он сразу к ней приспособится. Или, что намного лучше, приспособит ситуацию к себе.

Наверное, меня ищут друзья и родные. Наверное, мама не находит себе места. Наверное, я слишком легкомысленный, чтобы до конца понять, каково им всем сейчас. Один мудрый человек сказал: «Как только наши дети осознают свою ответственность за нас, значит – они повзрослели». Выходит, я еще не повзрослел.

Но и ждать я больше не мог.

Вам всем придется меня простить. Вы добрые, умные и понимающие. Да и нет у вас выбора.

Поэтому я побуду растерянным человеческим детенышем неполных осьмнадцати годков от роду еще немножко, напоследок. А потом, как в сказке, грянусь оземь и обернусь добрым молодцем – юным эхайнским грандом из знатного рода.

Если, конечно, у меня получится такой кульбит.

И если перед этим не наделаю чересчур много глупостей.

…Итак, она сказала:

– Если вы заблудились, сударь, я могу вам помочь.

Прошла вечность, прежде чем я уловил смысл обращенных ко мне слов на чужом языке и собрал из расползающегося, будто ветхая тряпка, словарного запаса ответ. Ну, может быть, и не вечность, но лет пять – это уж точно.

– Я в затруднении… мне действительно нужна ваша помощь… подскажите, как поскорее отсюда выбраться… пожалуйста…

Все в этом зале было нарочито грубым, прямоугольным, окрашено в гнетущие тона: серый, темно-серый и кое-где светло-серый. Девушка была единственным ярким пятном. В своем форменном костюме оранжевого цвета, с солнечно-рыжими волосами, она выглядела, как молодая, тщательно вымытая морковка. Находилась она за стандартной, как и во всех, наверное, космопортах Галактики, стойкой: под руками сенсорная панель, сбоку большой видеал с картинками и неразборчивыми эхайнскими каракулями. Черты лица ее далеки были от земных представлений о совершенстве, хотя по-своему правильны и даже привлекательны – только к ним следовало привыкнуть. Уж это-то я знал наверняка… и привыкал уже однажды. Но при звуках моего жалобного лепета лицо ее застыло и сделалось безнадежно некрасивым. Девушка продолжала улыбаться, только улыбка ее теперь казалась приклеенной к тонким блестящим губам и неприятно холодной.

– Разумеется, сударь, – сказала девушка с неопределенным выражением. – Вам не следует волноваться. Сейчас вы получите всю необходимую помощь.

Даже в ее голосе похрустывали ледышки.

Ее можно было понять. Существо, выглядевшее, как эхайн, тем не менее, одето было иначе, вело себя иначе и разговаривало иначе. Стоило присмотреться повнимательнее, чтобы увидеть: эхайнского там не в пример меньше, чем чужеродного. И с этим удручающим обстоятельством надлежало что-то срочно делать.

Что происходит в больших и маленьких транспортных терминалах, когда вновь прибывший пассажир у стойки ведет себя неадекватно?

На Земле в таких случаях очень скоро появляется доктор-психотехник. Ему достаточно пары фраз и легких касаний, чтобы привести страждущего в относительно вменяемое состояние и снять ощущение тревожности. После чего вдумчиво, не спеша, в другом уже месте, разбираться с причинами, ставить диагноз и назначать лечение с процедурами. Дядя Костя, будучи природным кладезем разнообразных историй из области межрасовых отношений, утверждает, что имели место по меньшей мере два случая прибытия на Землю совершенно безумных инопланетян. Один был рептилоид и вел себя агрессивно: разрушил стойку, перепугал девушек из персонала, так что пришлось его обездвижить мобильными изолирующими полями и опрыскать наспех синтезированными транквилизаторами, что годились для его нервной системы, до прибытия этнически родственных специалистов. Другой, гуманоид, принадлежавший к расе, которую дядя Костя по малопонятным мне этическим соображениям поименовать напрочь отказался, вел себя тихо, беспрепятственно покинул космопорт и затерялся в толпе. А спустя пару дней выдвинул ультиматум земному правительству, в котором провозгласил себя императором Галактики и потребовал изменить спектральный класс местного светила на красный, предпочтительнее – коралловый, как более ласкающий взоры и не оскорбляющий эстетические чувства самодержца. Поскольку он не знал, где находится резиденция правительства – а возможность принципиального отсутствия таковой он как верховный иерарх категорически отметал! – то изложил свои требования устно встреченной в холле гостиницы официантке ресторана. Последняя отнеслась к его словам легкомысленно и неуважительно и в результате едва не оказалась в заложницах маньяка. Ну, уж тут-то на сцену и явился традиционный персонаж, то есть доктор-психотехник, введенный в заблуждение внешним сходством лжеимператора со среднестатистическим образчиком Homo sapiens, у которого вдруг обнаружилась мегаломания в классическом смысле. Заливаясь жизнерадостным смехом, дядя Костя поведал мне, как двое несчастных, маньяк и психотехник, на протяжении нескольких суток потихоньку лишали друг друга остатков рассудка, поскольку ни один не мог добиться от другого ожидаемых результатов. Доктор – улучшения состояния больного, а больной – гарантий аудиенции у президента Федерации и подобающих императорскому статусу почестей. «И сделайте же наконец что-нибудь с вашим светилом!» Поэтому, когда на Землю явились наконец хватившиеся своего пациента инопланетные психиатры, они оказались в затруднении, кого из двоих эвакуировать, а кому поднести пиво и сигарету со словами благодарности за потраченное время. «Представь картинку! – покатывался дядя Костя. – Сидят рядком два небритых и сильно помятых мужика, внешне практически неотличимые, и несут бессвязную чушь. Вошедшие в офис персоны и официальные лица столбенеют в замешательстве от обилия психотиков. В этот момент один из упомянутых мужиков поводит вокруг себя мутным взором и говорит собеседнику: друг мой, у нас гости, потому нам сей же секунд нужно определиться, кто из нас псих. Не знаю, кто здесь псих, отвечает тот с олимпийским спокойствием, а вот лично я – магистр… э-э… м-мм… Его, не дослушавши, берут под белы руки, глушат транквилизатором и, натурально, эвакуируют на лечение. Оставшийся же раскланивается с представителями компетентных структур, пожимает руки, одаряет всех воздушными поцелуями, после чего интересуется, когда же наконец обитатели этого строптивого мирка принесут ему присягу на верность и как долго намерены терзать его чувство прекрасного этим отвратительно желтым светилом…» – «А что случилось с магистром?» – «Ну что с ним могло случиться? Втихомолку избавились от тела… – Дождавшись, пока мои глаза достаточно округлились, дядя Костя продолжил: – Что с тобой, Сева? Это же Галактическое Братство, а не пиратская вольница! Разбудили, убедились в том, что он действительно магистр психотехники, организовали познавательно-восстановительную экскурсию по курортным достопримечательностям, принесли извинения. Там вообще многим пришлось щедро и энергично извиняться»…

На эхайнской планете Анаптинувика все обстояло иначе.

Девушка продолжала городить успокоительную чушь, старательно глядя мне в глаза, чтобы не прервать зрительный контакт и не дать мне натворить глупостей сверх того, что я уже натворил, а я в ответ лишь кивал, сохраняя самый удрученный вид. Может быть, она нажала какую-то скрытую кнопку или сделала некий специальный жест. Но рядом очень скоро обнаружился внушительный, с явными признаками избыточного веса эхайн в униформе: просторные брюки и долгополый, едва ли не до колен, объемный сюртук, все это мрачного густо-синего цвета и осыпано металлизированными знаками различия, словно брызгами замерзшей ртути. Спрашивается: можно ли такое носить? А если можно, то зачем? Неудобно, некрасиво, нефункционально. Еще один «символ созревающей красоты»… И еще один эхайн в моей жизни. Какие же они, оказывается, бывают разные… Тяжелая загорелая физиономия в ранних морщинах, без большого тщания выбритая, как у самурая, макушка в обрамлении венчика соломенных волос, пышные, слегка запущенные бакенбарды. Упомянутая физиономия не выражала никаких эмоций, однако же маленькие рыжеватые глазки изучали меня с нескрываемым интересом. Не каждый, надо полагать, день здесь объявлялись чокнутые пришельцы.