Дилан Оуэн - Благородство злодеев

Благородство злодеев

(из сборника “Герои Космического Десанта”)

Дилан Оуэн

“Контакт ноль-тридцать!”

“Уверен, Сцеволла? Я ничего не вижу.”

“Положись на меня, Ларсус!”

Сцеволла спустил курок своего болтера. Дюжина снарядов рявкнула в непроглядном зелёном тумане, и из хмари впереди них раздались крики. Он и его люди тяжёлой поступью устремились на звук – восемь массивных воинов в чёрной силовой броне, отделанной золотом. Правый наплечник украшал пылающий глаз, совмещённый со звездой Хаоса о восьми зубцах: эмблема Чёрного Легиона.

Воины издавали свирепые крики радости. Они проделали долгий путь через пустоту к этой бесплодной, укутанной туманом планете, но теперь могли спустить пар на ожидавших впереди приспешниках Ложного Императора. Сцеволла едва ли не жалел врагов. Один из них был нужен ему живым, чтобы узнать, куда судьба направила его, и выяснить имя человека, которого он искал с тех пор, как год назад видения заставили его покинуть Око Ужаса.

Кошмар всегда был причиной, побуждавшей Сцеволлу выводить людей на очередную охоту. Год назад он с криком очнулся от подобного сновидения: серебристые немигающие глаза, проникшие в его сон. Чутьё заставило его направить свой боевой фрегат, Коготь Эззелита, из изменчивых сфер Ока Ужаса в реальность Имперского пространства. Последовательность знамений привела его в этот мир смертельных туманов. Множество боевых кораблей, расписанных символами Губительных Сил, блокировали планету; между ними дрейфовали останки Имперских судов. Коготь обогнул их и приземлился незамеченным посреди низких, укрытых туманом холмов на континенте, разорённом войной. В километре от них раскинулся осаждённый город, к которому влекло мистические чувства Сцеволлы. В какой бы момент он ни закрывал глаза, образ венценосного черепа пылал перед внутренним взором, и он знал, что человек, которого он должен убить, командует местными защитниками.

Лазерные выстрелы засвистели мимо и зашлёпали по броне воинов, не причиняя вреда. Сцеволла ощутил, как один задел его висок, но не почувствовал боли. Он засадил в туман очередную дюжину выстрелов, в ответ на каждый раздавался крик, в этот раз более близкий. Слева от него Опус, самый здоровый в отделении, заревел немелодичную боевую заупокойную под аккомпанемент грохота своей автопушки.

Ряды людей в серой военной форме проявились в тумане, как призраки; шлемы с противогазами придавали им вид пришельцев: широко распахнутые чёрные глаза и металлические хоботы. На шлемах солдат был изображён серебряный двуглавый орёл, символика Имперской Гвардии. Первая шеренга взвода стояла на колене, вторая – в полный рост с лазерными ружьями наготове, павшие скорчились на земле. Бесплотные зелёные щупальца исследовали живых и ласкали мёртвых. Сержант крикнул, и последовал еще один залп, но слепящий поток лишь впустую омыл силовую броню нападавших. Сцеволла невозмутимо выпустил болт и увидел, как голова сержанта разлетелась на мясо и кости. Он не ожидал, что столкнётся с кем-либо из защитников планеты так скоро после высадки с Когтя.

Возможно, этот взвод солдат заблудился в тумане точно также, как и его отделение.

Сцеволла и его люди вломились в ряды врагов. Когда человек вступает в бой, его ощущение времени замедляется. В случае Сцеволлы, первая секунда стычки застывала совершенно. Он окинул взглядом картину предстоящего истребления. Опус распевает песню, без сомнения сопровождающую дьявольский хор, беспрестанно звучащий внутри его черепа, лысая голова, глаза закатились в орбитах, смерть, выплёвываемая его автопушкой, висит в воздухе. Слева от Опуса – Шарн, безликий шлем лишён даже отверстий для глаз, его огнемёт обдаёт солдат жидким пламенем. Еще дальше – Ферокс, голова перекинулась назад под неестественным углом, когда скользкий стебель блестящей мышцы с щёлкающими зубами на конце начал появляться из его рта. Впереди – Икарус, лицо искажено страданием, кровавые слёзы застыли на щеках; там, где цепной топор отрубил конечности противника, воздух расцвечен багрянцем. Икарус оплакивает свои жертвы, которые никогда не познают радости служения истинным богам.

Сцеволла бросил взгляд направо. Лейтенант Ларсус располовинил гвардейца своим цепным мечом и застигнут во время смеха, смакующим кровь, плеснувшую ему в лицо. Ещё дальше, возвышаясь над врагами, стоит Сургит, силовой меч в ножнах, пистолет в кобуре, рогатый шлем изучает взвод в поисках достойного соперника. И, наконец, Манекс, разряжающий два своих болт-пистолета потоками зарядов в строй неприятеля, пена у рта, глаза выкачены от химикалий, поступающих в мозг по трубкам, встроенным в его броню. Пока Сцеволла наблюдал за своим отделением, в его груди поднималась гордость. Бесчисленные зоны военных действий отточили их боевые навыки, и ни один ещё ни разу не подвёл его.

Застывшая сцена потекла, неподвижные фигуры вернулись к жизни. Тела громоздились у ног Икаруса и Ларсуса, каждый  из них был размытым вихрем цепных клинков; отвратительный язык Ферокса извивался среди солдат, обдирая плоть, его пальцы вытягивались в ужасные режущие когти. Яростный огонь оружия Манекса разрывал тела, Опус во весь голос ревел непостижимую оперу, подхватываемую смертельными проигрышами его автопушки, а Шарн в это время выжигал дыру в рядах противника. Воины Чёрного Легиона, хоть и будучи в меньшинстве, отхватывали куски кровавой добычи от шеренг Имперских Гвардейцев, чьи штыки не могли пробить силовую броню. Попытки бойцов задавить нападавших массой напоминали океан, тщетно набрасывающийся на защитную дамбу.

В схватку ворвался комиссар в маске в форме злобного черепа и с поднятым силовым мечом, призывая солдат биться до последнего, сражая тех, кто посмел сделать шаг назад. Сургит, не обращая внимания на лазерный огонь, свистящий вокруг него, триумфально рассмеялся, вытащил силовой клинок и начал прокладывать путь через солдат, чтобы встретиться с офицером один на один.

 Сцеволла получил удар штыком и выстрелом из своего болт-пистолета проделал дыру в черепе его хозяина. Ещё несколько лезвий вонзилось в броню. Сцеволла отступил назад, стреляя без разбора, и штыки скрылись в тумане. На месте остался единственный солдат, сжимавший повреждённое предплечье. Сцеволла протянул свою левую руку и когтём бронированной рукавицы осторожно провёл по коже противогаза. Он заговорил тихим голосом. “Какой сейчас год? Что за планета? Кто командует твоими врагами?”

Из-под противогаза слабо донёсся сдавленный голос.

“Пл... планета? Зинкали VI. Мы сражаемся с предательским Лордом Х’раксором. Год? З... зачем...?”

“Кто командует вашей обороной?”

“Капитан Деметрос... Имперские Кулаки ... он вычистит вашу скверну. Император защищает...”

По мановению увенчанных когтями пальцев Сцеволлы противогаз слетел, открывая бледное лицо с изумлёнными глазами. Боец глубоко вдохнул и содрогнулся. Он схватился своей здоровой рукой за шею, рот широко открылся, в горле забулькало, и на глазах Сцеволлы тёмно-зёленые мясистые ростки вырвались из рта солдата, забивая его глотку. Человек упал на колени, из его ноздрей прорастали маленькие лозы. Он завалился набок со сдавленным стоном, глаза остекленели, и его тело за несколько секунд было спелёнуто растениями, корни которых вползли в чёрную землю, пришпиливая труп к грунту.

Сцеволла глубоко вдохнул; воздух, богатый спорами, был горьким на вкус. Он усмехнулся над слабостью низшего человека.

Звуки битвы стихали. Те немногие Имперские Гвардейцы, что пережили нападение, исчезли в зелёном тумане, как призраки. Там, где когда-то стоял упорядоченный строй полных решимости солдат, теперь лежали груды искалеченных тел; зелёные побеги росли из кровавых ран, через которые из тумана в плоть проникли мельчайшие споры. В тех местах, где огнемёт Шарна испепелил полумёртвые тела, почва горела, и в зареве огня Икарус бормотал над трупами Литанию Проклятия. Опус сжимал Манекса железной хваткой, удерживая того, пока не схлынет безумие. Ферокс испытывал обратное превращение, его руки уже стали человеческими, угревидный отросток исторгал из себя куски полупереваренного мяса, втягиваясь обратно в расширенный рот. За выдающуюся доблесть боги благословили Ферокса мутациями, которыми его плоть взрывалась при возникновении угрозы. Хотя товарищи и испытывали перед Фероксом благоговение, Сцеволла не разделял их восхищения. Он помнил старого Ферокса, поглощённого этими дарами – того, кто поддерживал боевой дух отделения своими непринуждёнными манерами и находчивостью, уже давным-давно канувшими в Лету.

Сургита нигде не было видно. Сцеволла выкрикнул его имя.

“Здесь!” Рога на шлеме воина придали ему демонический вид, когда он возник из липкого тумана, неся голову комиссара. Он фыркнул. “Соперник подкачал. От ненависти стал неуклюжим. Только свой клинок замарал.”