Бестиарий - Евгений Рейтар

Бестиарий

Привет, оружие!

Я перехожу проезжую часть, дождавшись зелёного сигнала светофора. Двигаюсь дальше по улице мимо заштатного ресторана. Никогда не видел, чтобы тут "гуляли" просто так: только свадьбы или похороны. И то, и другое заметно сразу. Если люди на высоком пороге стоят хмурые, из подъехавших машин выходят заплаканные женщины в черном, то понятно, что это — поминки.

Но в этот раз — свадьба! На крыльце курят мужчины, уже слегка навеселе. Они сегодня в туфлях и, возможно, единственных парадных рубашках. Суетятся тщательно накрашенные девушки в светлом и надевшие всё самое лучшее дородные матроны.

Один парень пришёл в камуфляже. Защитная, покрытая пятнами различного оттенка светло-зелёного, туника надета навыпуск, а не заправлена в ремень. В былые времена такое ношение считалось бы неопрятным и, даже, позорным. Он идёт слегка вразвалочку, выпятив грудь колесом. Не очень широкие плечи гордо развёрнуты. Локти слегка расставлены, как у излишне закрепощённых культуристов. Но парень не похож на последних. Просто он гордится собой, своей ролью и своей формой. На ногах, естественно, защитные штаны и чистые военные ботинки-калиги.

Военная форма — это сейчас модно! Хоть на свадьбу, хоть на похороны.

Я делю военных на два типа. Этот — тыловой. У таких форма чистая и выглаженная. Аккуратная борода только что из барбершопа. Такая же аккуратная причёска. В частности, тщательно выбритый короткий ирокез. Сейчас лето, и чёрные солнцезащитные очки придают ещё более мужественный вид.

Второй тип — те, кто действительно побывал “на передке”. Их можно встретить и в тылу “на ротации”. Я видел таких, например, в метро. Одежда грязная и мятая. Ворот камуфляжной туники неаккуратно расстёгнут. Сами потные. Взгляд затравленный, но злой. Иногда с костылём или палкой. Часто татуированные буквально по глаза. У одного прижатого ко мне в тесноте вагона прямо на красной от загара шее было набито на урук-хайском: “Боятыся нэ грих, грих зрадыты свойих!”. Остальное в виде коловратов и других языческих символов. Патчи на форме в том же духе. Вот у одного на рюкзаке “чёрное солнце”. В угольном круге спрятался многорукий паучок из ломаных зигзагов, почему-то белого цвета.

Первый раз настоящих солдат я увидел давным-давно. Мы стояли на блокпосту. Представьте себе огромный длиннющий мост: одно из тех мега сооружений, доставшихся Урук-хайе от Мордорского Союза. С одного конца моста не видно другого. Под мостом река. Вернее, когда-то была широкая полноводная река. А сейчас только овраг, на дне которого, то тут, то там, среди гор камней и разного рода мусора, текут неглубокие ручьи, перемежающиеся с заболоченными участками стоячей воды. Кое-где растёт трава и высокий кустарник.

И вот мы стоим, охраняем въезд. Прибыли буквально только что. Никаких бетонных укреплений. Они появятся позже. Нас неожиданно направили сюда, хотя мы, как территориальная оборона, думали, что будем защищать “окружную” Минас-Тирита. Да что там бетон? У нас толком нет боекомплекта. По три ржавых арбалетных болта на каждый самострел. Мы приехали на грузовиках. Нас высадили, и грузовики уехали. А мы просто остались у начала моста. Или конца. Этот как посмотреть. В общем, мост за нашей спиной. Перед нами только поля, дорога и неглубокие лесопосадки. Когда начало смеркаться, на горизонте за ними стали видны всполохи.

— Работают реактивные катапульты, — объяснил наш комбат с позывным “Белый”, — системы “Град”.

Самого звука слышно не было. Слишком далеко. Но было ясно, что в той стороне только враг, а значит, стреляют по кому-то из наших.

Вообще, мы быстро начали обращаться друг к другу исключительно по позывным, которые задумывались в качестве идентификаторов для связи с помощью войсковых палантиров. Но эти позывные, больше похожие на собачьи клички, сразу стали нашими вторыми и главными именами. “Белый”, по логике особого армейского юмора, огромный чернобородый мужик, комплекцией больше похожий на медведя, нежели на человека. И, несмотря на приближающийся к пятидесяти возраст, волосы его полностью чёрны. Без седины. Разве что залысины на голове обнажали похожие на шрамы складки кожи. Он считался самым опытным, так как ещё во времена Союза успел послужить где-то в Южном Хараде и поучаствовать в реальных сражениях. По слухам[ЕМ1] [ЕМ2] , он начинал этот новый виток своей военной карьеры в стане врага. Но почему-то “переобулся”. Как он будет утверждать позже, по концептуальным мотивам. Ну, то есть вот прям такое эльфийское слово Белый, конечно, не употреблял. Это моя интерпретация. Впрочем, что произошло там на самом деле, история умалчивает.

И вот тогда, когда мы стояли на своём посту, на дороге появились они. Они брели по видавшему лучшие времена асфальту —усталые и грязные, в рваных штанах и кое-где разодранных туниках старого военного образца. Их калиги былипокрыты толстым слоем пыли и грязи. Взмыленные от жары и явно из-под обстрела, они еле волочили свои самострелы. Обычные мужики сильно старше тридцати. Вообще эта война, вопреки киношному и песенному стереотипу, не дело молодых. И мужики эти были похожи на крестьян, возвращающихся с полевых работ или на строителей после тяжёлой смены.

Стояло солнечное лето. Первые подошедшие воины быстро осушили наши фляги с водой, но совсем недавно были дожди, и на неровном асфальте остались лужи. И вот, остальные, дойдя до нас и почувствовав себя в безопасности, опускались на колени и, как животные, жадно лакали эту грязную воду.

Многие стягивали свои туники, и я видел огромные синяки на спинах, локтях и руках. Такие же, наверняка, были и на ногах. Мне, как хиллеру, было непонятно их происхождение. Впрочем, мои знания ограничены ускоренным курсом первой медицинской помощи. За разъяснениями я обратился к Белому.

— Это следы камней, — объяснил он. — Человек лежит на земле или в неглубоком окопе, а рядом рвутся фаерболы. Они подбрасывают в воздух комья земли, глины и камни. А потом всё это сыпется на головы.

И если на голове ещё есть каска (могу дополнить я), то кирасы с обвесами тогда были далеко не у каждого. И это, мягко говоря.

— Кто-то под градами, а кто-то под наградами, — пошутил Наг.

Изначально его позывной был "Нога" - по созвучию с его фамилией. Но звучал он, хоть и созвучно, но не благозвучно. Ещё позже, чтобы в условиях цейтнота и помех было легче, когда каждое слово по палантиру на вес золота, он стал просто "Нагом". Я говорю, наши позывные, как клички у собак.