Капрал Серов: год 1757 - Иван Юрьевич Ланков Страница 39

– Извиняйте за непорядок, люди добрые. Мы с дороги усталые, потому неуклюжие.

Архип тем временем завернул в холстину все собранное с оборванцев оружие и деловито поволок к выходу.

– Возвращаемся!

Нестройная толпа солдат вывалилась на улицу, жадно хватая-вдыхая свежий морозный воздух, и потопала к гостиному двору, шумно обсуждая произошедшее.

Ко мне сбоку тихо подошел Архип.

– Услуга за услугу, Жора, – и протянул мушкет Никиты. Тот самый, что утащили с собой напавшие и из которого стреляли в дверной проем перед нашим штурмом.

– Спасибо, Архип.

– Квиты.

Быстрым шагом опережаю галдящих солдат и иду напрямки к гостиному двору. Я, конечно, капрал, мне, конечно, командовать… но сейчас есть дело поважнее. Отмечаю краем глаза, что ундер-офицер Фомин заново расставил посты и караулы – уже из своих солдат. Ефим стоит рядом – видимо, задним числом выполняет формальности сдачи караула, а скрученного «душегуба» ведут уже другие солдаты. О, а вот и поручик Нироннен. Держит под уздцы пританцовывающую от возбуждения лошадь капитана и, глядя снизу вверх, что-то страстно ему втолковывает.

– Ну вот сам этим и займись, педант чухонский! – небрежно отмахнулся капитан. – Поутру бумагу подашь – я подпишу. А сейчас отвали, у меня там ужин стынет!

* * *

Одну из кухонь гостиного двора старый ротный лекарь отвел себе под госпиталь. На дровяной плите кипятился чан с водой, на веревке сушились наспех выстиранные тряпки. В тесной комнатушке было жарко и пахло смолой. Я тихонько ругался, молился и протирал вымоченной в кипятке тряпкой голову Никиты. Английская опасная бритва, которую я взял мимоходом у Ефима, лежала рядом в плошке. После того как мы в четыре руки сбрили Никите волосы, проломленный череп стал выглядеть еще страшнее.

– Не хочу тебя расстраивать, Георгий Иванович, но парубок твой не жилец. Прости.

– Доврачебную медицинскую помощь следует оказывать до прибытия медицинской бригады, – невпопад буркнул я.

– Что говоришь? – переспросил старый лекарь.

– Чудеса случаются, Никанор Михайлович. Если их, чудеса эти, приближать своими руками.

Никита застонал, его тело дернулось в судороге. На какой-то момент мне показалось, что у него пропал пульс. Уф, вроде нет. Пусть еле-еле, но что-то прощупывается. Я поелозил на корточках, устраиваясь поудобнее у лежанки раненого, и смочил ему еще одной тряпкой губы.

Это ведь голова. Тут не поможет просто насыпать сахару в рану и заштопать кожу. А я ничего другого и не умею.

Старый лекарь положил мне руки на плечи.

– Я позову попа. Иванов сказал, что если нужен будешь в капральстве – он за тобой пошлет. Так что делай, что считаешь нужным. Если хочешь, можешь здесь прилечь, вот там еще одна лежанка есть. Задремлешь вдруг – к зоре тебя разбужу.

Потрескивали дрова в печи, прерывисто и тихо дышал Никита, бурлила в чане вода. А еще хотелось выть в голос от собственного бессилия.

* * *

– Осторожно, двери закрываются! Следующая станция – Синево!

Я устало прислонился горячим лбом к холодному стеклу окна. Сидящий напротив толстый неопрятный мужик смотрел с сочувствием.

Привет, родная электричка. Давненько меня здесь не было. И тебе привет, толстый.

Мужик молча достал из полиэтиленового пакета банку пива и открыл ее, слегка забрызгав пеной свои тонкие серые брюки.

– Привет, старый, – сказал я.

Он редко начинает разговор первым. А я могу вообще молчать, и тогда беседа не состоится. Посидим, посмотрим друг на друга и все. Время ограничено, ехать от Отрадного до Синево всего ничего. Такое было один раз, во Пскове, незадолго до моей командировки в Печоры. Хотя – кто знает? Может, в тот раз это не видение было, а просто дурной сон.

– Здравствуй, малец. На вот, держи, – толстый протянул мне банку пива. – Хлебни, попустит.

Я покачал головой, но банку взял.

Теплое. И пахнет кислым, как просрочка.

– Старый, спаси Никиту.

Тот откинулся на спинку сиденья и помотал головой.

– Нет.

Вот так. Коротко, ясно, без всяких этих своих вывертов. Просто – нет.

– Почему?

Мужик сунул руку в пакет, достал оттуда беляш, завернутый в бумажную салфетку, и начал жевать, пачкая жиром густые неопрятные усы.

– Могу и помочь. Если попросишь. Право на ответный ход у нас с тобой есть, – промямлил толстый набитым ртом, – но прежде чем попросишь, хочу рассказать тебе кое-что. Выслушаешь?

Я покрутил банку пива в руке. Когда-то она меня спасла, если верить старому. Или это просто такая визуализация, а на самом деле происходило нечто другое? Если отхлебну – вдруг тогда именно этого глотка не хватит Никите?

– Говори.

Толстый бросил надкушенный беляш обратно в пакет и вытер жирные пальцы о брюки, размазав не до конца впитавшиеся в ткань хлопья пивной пены.

– Я тебя тогда предупреждал. А он, – мужик ткнул пальцем куда-то за окно, – предупредил своего. Вы встретились. Вы были совсем рядом друг с другом. И оба слышали наше предупреждение. Помнишь?

Это когда такое было? Неужели там, у Таилово?

– Я думал, что ты мне про развилку посигналил. Так это значит… – я резко выпрямился. – Да как так-то! Я ж его только со спины видел, и то издалека! Ты не мог хоть на минуту раньше свой дурацкий гудок дать, старый?

Какое же у него мерзкое лицо. Вроде бы мужик как мужик, но эти нечесаные седые лохмы, грязные усы…

Толстый издевательски захихикал в ладошку:

– Вспомнил, ну надо же! – и тут же продолжил уже серьезным голосом. Ритмично, монотонно, слегка покачивая толстым пузом в такт словам: – Он дал сигнал своему. Я дал сигнал тебе. Он понял, что ты рядом. Он смотрел на ваши сани и запомнил Никиту. А Никита запомнил его. А ты лежал, закопавшись в тулуп, и дрых как сурок. Глазами тебя не увидели. Но его игрок прочитал твой сигнал и понял, что ты начинающий стабилизатор. Я прочитал его сигнал и понял, что он опытный баламут. В следующий раз он увидел тебя с Никитой на той площади и узнал его. Теперь понимаешь?

Я помотал головой, и толстый продолжил:

– Если Никита умрет – он будет уверен, что мой стабилизатор погиб. Если выживет – его добьют. Ну или поймут, что ошиблись, и стабилизатор кто-то другой.

– И что, если поймут, что ошиблись, – будут снова искать меня? Так пусть ищут, делов-то!

Мужик отрицательно махнул головой:

– Если они подумают, что тебя больше нет – они станут делать ходы без оглядки на мои права. Толку-то с моих прав, если мне ходы делать некем, верно?