Алексей Евтушенко - Отряд-3. Контрольное измерение Страница 54

— Защита от дурака? — спросил Дитц.

— Да. Если даже направить гравилет на полной скорости в стену, ничего не выйдет. Автомат перехватит управление.

— А отказ двигателя? — поинтересовался Велга.

— Система продублирована трижды. Но даже, если случится невероятное, и откажут все три, то на вас будут антигравы — специальные пояса, которые не дадут вам упасть. Сейчас я вам все покажу, потом вы попробуете сами и — вперёд. В радиусе сотни километров и на высотах до пятисот метров будете свободны как птицы. Решили, кто полетит?

— Всех учи пользоваться, — сказал Велга. — А мы потом разберемся.

На обучение ушло в общей сложности около полутора часов и, когда Велга, Майер, Хейниц и Стихарь вылетели на разведку, по местному времени было девятнадцать тридцать и до темноты, которая, как рассказывал Хан, наступала здесь почти мгновенно, сразу после заката солнца, они вполне успевали.

— По-моему, Хан обиделся, — сказал Хейниц, когда управляемый Валеркой гравилёт поднялся вверх на полторы сотни метров и направился к югу. — Получается, что мы ему вроде как не доверяем.

— Если и обиделся, то не слишком сильно, — сказал Велга.

— На обиженных воду возят, — заметил Стихарь, не оборачиваясь. — Да и как им доверять, после того, что случилось? Доверились уже однажды, благодарю покорно. Нет, вы как хотите, а не нравится мне все это. Правильно ты, Руди, говоришь. Нам такое общество всеобщей справедливости, где людей без всяких объяснений суют в зону, на фиг не нужно. Мы уже в таких обществах живали, знаем. Но то были наши общества, родные, можно сказать, и свои в доску. Мы в этих обществах родились и выросли. А здесь… Нет, ну обидно ведь! Только-только я раскатал губы пожить при настоящем коммунизме и — на тебе. Как серпом по …молоту. Эх, нет в жизни счастья!

— Ты бы лучше меньше трепался, а больше по сторонам смотрел, — посоветовал Майер.

— А чего тут смотреть? Внизу — сопки, вокруг — небо…

— Кстати, о небе, — сказал Велга. — Что это мы так низко летаем? Прямо как и не бравые разведчики. А ну-ка давай вверх по максимуму. Только не резко. Полегоньку.

— Есть, командир!

Валерка принял ручку на себя, и гравилёт, задрав нос, принялся набирать высоту.

Двести метров. Двести пятьдесят. Триста двадцать…

С напряжением и тайной надеждой они неотрывно следили за меняющимися цифрами на альтиметре.

Четыреста пятьдесят…

— Ну, давай… — прошептал Майер.

Это было похоже на не очень резкое но неуклонное торможение, завершившееся ровно на пятистах метрах высоты. Словно невидимая гигантская рука плавно остановила летательный аппарат в воздухе и теперь продолжала удерживать его на весу, не пуская выше.

— Все, ребята, — сообщил Валерка. — Дальше не идёт. Жми, не жми — бесполезно. Все, как Хан и рассказывал. Силовое поле.

— Получается что-то вроде круглой коробки, — сказал Хейниц. — Только вместо стен — специальное поле, непреодолимое для физических тел. Да. При таком подходе и охраны никакой не надо. Отсюда не убежишь.

— Ага, — откликнулся Валерка. — Как магазин от ППШа. Но совсем плоский. А мы — внутри, словно пойманные букашки. Проверили крышку букашки — не открывается… Ну что, теперь стенки проверим?

— Давай, — сказал Велга. — Проверять так проверять. Сколько там до этой стенки осталось?

— Тридцать кэмэ мы пролетели. Значит, семьдесят. Десять минут, товарищ лейтенант. Если, конечно, лететь, а не ползти.

Боковая «стенка» оказалась столь же непроницаемой для гравилёта, как и «крышка». После нескольких бесплодных попыток протаранить невидимую вязкую преграду на разных скоростях и высотах, Велга отдал приказ опуститься на песок (сопки уже кончились, и под ними расстилалась пустыня).

После прохладного кондиционированного нутра машины сухой и горячий воздух пустыни затруднял дыхание.

— Ты смотри как жарко, — сказал Валерка и поглядел из-под ладони на уже довольно низкое солнце. — А ведь и вечер уже близко.

— В пустыне и должно быть жарко, — заметил Хейниц. — Хотя я никогда раньше не был в пустыне. Только читал. Глядите, варан!

Они посмотрели и увидели на гребне ближайшего к ним невысокого бархана большущую — не меньше метра с лишним от головы до кончика хвоста — буро-желтую ящерицу с массивной головой и мощными лапами. Обитатель пустыни, замерев, искоса смотрел на пришельцев круглым немигающим глазом, а из его пасти время от времени вылетал и мгновенно прятался обратно длинный узкий язык.

— Ух ты, — сказал Валерка. — Прямо крокодил! Цып-цып-цып… Эй, а это что?

— Что? — спросил Майер.

— Следы! Варан-то, смотрите, с той стороны прибежал, где стена. И как это может быть?

— А ведь и верно, — сказал Хейниц, всматриваясь. — Следы далеко тянутся. Мы ведь у самой стены сели?

— Точно у неё, — заверил ефрейтора Стихарь. — Я только чуть-чуть назад сдал, метров на десять, не больше. И сразу на посадку пошёл. Вертикально.

— Так, — веско произнёс Велга. — Вот об этом я на самом деле и думал. Машину не пропускает, а человека или животное… Ладно. Стойте здесь, а я попробую, — и он, повернувшись, решительно зашагал на север, в сторону близкой невидимой стены.

Майер, Хейниц и Стихарь, затаив дыхание, смотрели в удаляющуюся спину лейтенанта. Вот он, не снижая темпа, одолел два десятка метров, вот еще десяток… и ещё один… и ещё.

— Неужели получится? — недоверчиво пробормотал Хейниц.

И тут лейтенант остановился, повернулся к ним лицом, махнул рукой и крикнул:

— Эй, Валера!

— Я! — откликнулся боец.

— Садись в машину и попробуй подлететь ко мне!

— Понял!

— Он хочет проверить, — догадался Майер.

— Хорошая мысль, — кивнул Хейниц.

Валерка скользнул в кабину, приподнял гравилёт над песком и медленно двинулся в сторону Велги. Аппарат одолел несколько метров и встал, как вкопанный. Чуть слышно загудел двигатель — это Валерка прибавил мощности, но без всякого результата. Силовое поле все так же не пускало машину дальше определенной границы.

— Ну, вот и ответ на вопрос, — удовлетворенно сказал Велга, вернувшись назад по собственным следам. — Значит, выбраться отсюда можно. Что и требовалось доказать.

— Странно, что Хан не сказал нам об этом, — задумчиво произнёс Хейниц. — Неужели не знал? Трудно поверить.

— А мне не трудно, — заявил Валерка. — Сейчас я вспомню как это называется… А, стереотип мышления, вот! Попробовали раз-другой на гравилёте, не получилось и — всё. Значит, нельзя. И больше уже об этом не думали. Да и зачем, на самом деле думать-то? Еда есть, женщины есть, полная свобода в радиусе ста километров тоже есть. Да и законопослушные они все, хоть и с отклонениями. Воспитаны так потому что. Между прочим, я от бывших зэка слышал, что для побега особый кураж нужен. Не всякий на это способен, даже когда уйти можно по лёгкому. Психология такая у человека. Сказано сидеть, вот и сидят. А поведут на смерть — тоже пойдут, как миленькие.

— Стадный инстинкт, — сказал Велга. — Может, ты и прав. Но, честно сказать, я тоже пока не знаю, что нам делать с этим открытием. Уйти можно и это, разумеется, хорошо. Осталось только выяснить, куда именно нам идти.

— Э, разберемся! — беспечно махнул рукой Валерка. — Главное лично мне как-то сразу легче дышать стало.

— Это потому что воздух остывает, — усмехнулся Майер. — Солнышко-то, вон, уже совсем низко.

— Да, — сказал Велга. — Пора возвращаться. Давай, Валера, заводи. И свяжись с нашими, — пусть сгоношат что-нибудь на ужин. А то что-то я от всех этих волнений здорово проголодался.

Глава двадцать седьмая

Ушедший день забрал с собой изнуряющий жар солнца, а сменившая его ночь хоть и не принесла особой прохлады, но все же давала возможность относительно легко дышать на открытом воздухе, а не прятаться в помещения с искусственным климатом.

Пока Велга, Стихарь, Майер и Хейниц летали на разведку, остальные выбрали пустующий дом на западной окраине городка и перенесли туда нехитрые пожитки отряда — жильё наверху служило чем-то вроде гостиницы для вновь прибывших, и долго его занимать, как объяснил Хан и девушки, было нежелательно.

Теперь они все сидели во дворе этого дома за обширным столом под увитым виноградом навесом, пили чай и обсуждали сложившуюся ситуацию. Несколько искусно спрятанных в виноградных листьях ламп бросали на стол яркий, но мягкий свет, отчего ночь за пределами двора казалось ещё более чёрной и непроницаемой для взгляда, чем была на самом деле.

Где-то вдалеке трещали цикады, и не успевший как следует остыть ветерок, нес на себе, прихваченный на окрестных сопках, сухой запах выгоревшей на безжалостном солнце травы.

— Хорошо как, — промолвил Сергей Вешняк, наливая себе уже третью по счёту чашку. — Покойно. Все живы, сыты… Хорошо.