Владимир Коваленко - Камбрия - навсегда! Страница 68

Что сида с башни видит все, как-то самой собой разумелось. Что память у нее хорошая — знали, но не соотнесли. И лишь как рыжая да ушастая начала обход рядов, поняли: не только видит все, еще и помнит все. Совсем или почти — неважно. Главное рассмотрела. Кто герой, кто трус. Кто умно бился, кто чудом не полег по глупости. Теперь шагает вдоль гленской шеренги. Спрашивает имя. Как бился — сама рассказывает. Два-три слова — рисунок. «Завалил сакса. И подранил двух». «Крепко и сильно бился, не бросил щит с тремя дротиками в нем». «Добрый боец. Но горяч. Сегодня со мной не иди». Вручает расписку. Заранее объяснила: это чтобы врагу добыча не досталась. Дома, как бы то ни было, можно будет получить золотом. Отличившимся — двойная доля. Семьям погибших — тройная. Раненым — по увечью.

С добычей покончено. Короткая речь — Ивор довольно дергает ус, все по его советам. Обращается ко всем, не только к гленцам. Предлагает: всем, кто здесь, но не желает идти — уйти. Времени — пока сида стократно прочтет «Ave Maria». Становится на колени — перед ними, перед строем. Откидывается на пятки. Закрывает глаза. Чтоб уходящим стыдно не было. Только ушами воздух щупает — много ли сапог топочет?

В ушах — тишина и собственный шепот. Уходят те, кому сказала, — больше никто! Слишком молодые, слишком горячие, многодетные и единственные кормильцы. Ирландцы — все. Горячие головы с ночи отвозмущались и смирились. Им везти домой Этайн. Главой местной ветви клана выберут кого-то из ее детей, а пока те маленькие, посовещавшись, просили в регенты Луковку. Хороший человек, целая пророчица, а вне клана! Родителей, и тех не помнит. Непорядок. А тут просят сразу в старшину. Та отказалась, умница. Сказала, ирландкой числиться — честь, а вот управлять пока не умею. Придется почетной родне меж себя регента выбирать.

Сэр Кэррадок стоял плечом к плечу с товарищами, но ощущал себя вдали. Жизнь превратилась в краткий сон между схватками. Смерть не приходила, несмотря на все удобства, и это значило, что главный подвиг еще впереди. Недалеко впереди, судя по тому, как смыкался вокруг волшебный туман. Среди которого плыла тонкая фигурка сиды. Между ним и Немайн тумана почему-то не было. Вытоптанная земля гнется под тяжелым шагом, носки белых башмачков изредка выглядывают из-под серого от росы подола. И голос. Что золото волос и белизна кожи? Сила сидов в песнях. И красота тоже, даже когда не поют. Повторяет одно и то же. Хотя каждый раз чуть по-иному.

— Сэр Овайн, рада, что ты со мной.

Этот придумал таранную атаку. Умный, читать умеет. Постоянно рассказывает про подвиги Александра Македонского. Теперь носится с идеей усилить заднюю луку у седла.

— Сэр Валган, рада, что ты со мной.

Тот самый мальчишка, что получил охранную грамоту вторым. И сейчас таскает на тесемке за пазухой. Ничего не боится, кроме потусторонних козней, а как обзавелся защитой, так и вовсе ничего.

— Сэр Ллевелис, рада, что ты со мной.

Человек, способный выдернуть товарища с падающей лошади себе за спину. Хотя, если что, двоим на одной кобыле не уйти.

— Сэр Белен, рада, что ты со мной.

— Сэр Мэлон… сэр Гайон… — Этот покраснел. Гайон — измененное Гвин. — Сэр Карадуг, сэр Марх, сэр Кинлан…

— Леди Вивиан…

— Я зовусь твоим именем! Если позволишь, после кампании я перейду в твою гвардию. Нехорошо, что гленские рыцари — сплошь мужчины.

Немайн благосклонно кивает. Вивиан — еще одна форма ее имени, хотя и искаженная. Неметона — Немайн — Нимуэ — Вивиан…

— Сэр Кинон, сэр Кай, сэр Оуэн… — Заминка. Но и ему рада… — Сэр Эрбин, сэр Ллойд… — этому подарила улыбку. Даже спросила, как сиятельному мужу нравится новомодный ячменный напиток. Неудивительно, славный рыцарь сэр Ллойд! Даром что шрамы через морду накрест да восемь внуков подрастают. Выполз из отставки ради битвы с саксами, чему теперь очень рад. Говорит, с Кадуаллоном так интересно не было…

Сида с каждым шагом все ближе. И вот бескрайние серые глаза упираются в него.

— Сэр Кэррадок… — Заминка. Сейчас назовет судьбу или с губ сорвется лишь общее «рада»? Вот уши виновато упали вниз, как у побитой собаки… — Сэр Кэррадок, ты слишком храбр. В этом походе мне понадобятся более осторожные люди. А потому я прошу тебя не идти с нами.

Шагнула вбок — и туман сомкнулся, оставляя только сон, бессмысленный и бесконечный. Вокруг мелькают тени. Тени-люди скользят мимо, некоторые что-то пищат, проносятся тени-лошади. Кер-Нид стоит на месте, и найти свой шатер, наверное, несложно. Да зачем шатер человеку, лишенному судьбы? И винить некого, сам потерял! Не то чтобы отказался. Утешаться сомнительным величием выступившего против рока героя рыцарь не стал. Различил ясность разума и любовный дурман. Теперь они уживались в голове вместе, почти не мешая друг другу, но тогда, в ночной скачке — нет. А новую судьбу сида подарить не хочет. Или не может. Она не всемогуща. Наоборот: маленькая, хрупкая, так нуждающаяся в защите — и не той, которую дает ящеричья шкура пластинчатого панциря. Увы, закрыть ее телами доведется другим. А у него — туман, и ничего более.

Кэррадок помахал рукой перед глазами. Болотная муть не рассеялась. И куда же деваться? А никуда. Теперь что ни делай, куда ни иди — все одно. Пустота. Так не повернуться ли спиной к последнему остову, что связывает с миром людей, к деревянным башням, мужеством людей и мудростью сиды ставших неприступными? И сделать шаг. Еще один. И еще.

Шаги — это все, что у него осталось. И верный лук за спиной. Остальное растворилось в тумане и больше не имело смысла. Таков Иной Мир. Не христианское посмертие. Удел сидов. Здесь можно провести годы и вернуться к людям в то же мгновение. Или час, но застать правнуков стариками. Можно бежать и остаться на месте и стоя перенестись в Ирландию или Дал-Риаду, а то и на Острова Блаженных. Сиды как-то ухитряются понимать Иной Мир и пользоваться им к собственной выгоде. Вот и Немайн давеча наверняка срезала дорожку, а войско подумало — утренняя сырость. И правда же сыро. Вот и овес не вызревает. Впрочем, что овес человеку, у которого нет судьбы?

Зато есть мужество. Быть может, стоит прекратить служить игрушкой неведомым силам? Сломать себя? Вот дымка гуще, сквозь нее дышит вода. Берега и вовсе не видно, наверное, достаточно просто дойти, упасть в бездонный поток. Лучше муки ада, чем служить орудием злу. Только туман этот наверняка ее. А Немайн не зло! Достаточно вспомнить ее лицо, когда сына баюкает. И песню, повергающую врагов Камбрии. Тогда что, и Камбрия — зло? Нет. Всему виной собственная растяпистость. Сам потерял судьбу, сам виноват… Стоп!

Кэррадок хлопнул себя по лбу и захохотал. Были б рядом люди — сочли бы безумцем. Но вокруг вьется молочная дымка, и если на земле его и слышат, то, вздрогнув, затворяют ставни плотней и крестятся, поминая разных фэйри. Кто — проказливых, радующихся шутке, кто — угрюмых, хохочущих раз в столетие. А кто прижившихся в Волшебной Стране людей, тоскующих по прежней жизни. Эти-то почти правы.

Только Кэррадок не тоскует. Радуется. Понял наконец! Кто потерял судьбу, может попробовать найти в тумане другую. Может, не свою. Но судьбу человеческую.

Судьба не попадалась долго. Десять тысяч шагов, сто тысяч — он не считал. Во рту пересохло — спасла фляга, но начало подводить желудок. По левую руку маячило темное, верно, лес, в котором лучник без пищи не останется. Но принять пищу в Ином Мире — признать себя его обитателем. Стать фэйри! Это не отказ от души, конечно, но Кэррадок не хотел надолго задерживаться в краю вечных сумерек. К которым так хорошо приспособлены ясные глаза Немайн…

Оставалось терпеть и топать куда глаза глядят. Спереди донесся прелый запах моря. Море дохнуло — и туман смело, как не было. И вот перед Кэррадоком в свете рыжего, как волосы сиды, разъевшегося неплотными тучами Солнца лежит галечный пляж. На сером песке возятся двое, пристегивая кожаный верх к небольшому курраху. Серая запыленная одежда… Рясы. Пялятся настороженно.

— Кто ты, добрый человек?

Голос не подвизгивает, не лопочет с непристойной быстротой. Обычная человеческая речь. Но раз он слышит, значит, должен принять назначенный разговор. Таков закон волшебного мира.

— Теперь уже и не знаю. Но человек. Насколько добрый — судить не мне.

— По крайней мере, ты не сакс. Не поможешь ли спустить лодку? Прошли слухи, что пал восток. Говорят, саксы только пройдут, а судный день пришел для Диведа. Но я-то знаю норов дикарей. Они никогда не проходят мимо и убивают всех. Братия затворилась в обители, ожидая последнего часа. Куррах у нас один и обычно назначен для рыбной ловли. Нам же выпало вынести Слово: монастырскую летопись, священные книги…

— Вам не нужно бежать. Саксы разбиты! Я только с поля битвы. Женщины бриттов смеются — даже те, кому приходится плакать по павшим родным. Неметона ужаснула врагов песней, а войско не жалело ни стрел, ни жизней!