Брендон Сандерсон - Стальное Сердце

Редактор перевода: Сергей (Inoplanetjanec) Капцан.

Перевод с английского: Сергей (Inoplanetjanec) Капцан, Марина (Zhuzh) Манелис, SchwammKopf, paloozer, katusik517, maryiv1205, notabenoid.com, 2013–2014.

Редакционная коллегия: Марина (Zhuzh) Манелис, SchwammKopf, katusik517, Григорий (Quilstin) Лямин, Rediens.

В переводе также принимали участие: Григорий (Quilstin) Лямин, Rediens, Alex_Winter, bazalmont, elanna14, Garik007, gojungle, inferno89.

Ответственные за выпуск: Григорий (Quilstin) Лямин, Rediens.

Для booktran.ru, 2014.

Брендон Сандерсон

СТАЛЬНОЕ СЕРДЦЕ

Посвящается Дэллину Сандерсону,

который каждый день с улыбкой борется со злом.

ПРОЛОГ

Я видел кровь Стального Сердца.

Это было десять лет назад, тогда мне было восемь. Мы с отцом пришли в Первый Объединенный Банк на Адамс стрит. Мы пользовались старыми названия улиц, теми, что были до Присоединения.

Банк был громадным. Огромный зал с белыми колоннами и полом из мозаичной плитки, широкие двери в задней части, ведущие вглубь здания. Выходом на улицу служили две большие вращающиеся двери, по сторонам от которых было несколько обычных дверей. Бесконечный человеческий поток вливался в здание и вытекал из него, этот зал походил на сердце громадного чудища, перекачивающего вместо крови людей и деньги.

Я забрался коленями на стул, который был слишком большим для меня, и наблюдал за потоком людей. Мне нравилось наблюдать за людьми. Разные лица, прически, одежда, выражения. Все тогда казалось таким разным. Меня это притягивало.

— Дэвид, обернись, пожалуйста, — сказал мой отец. У него был мягкий голос. Я никогда не слышал, чтобы он повышал его, кроме того одного раза, на похоронах моей матери. Воспоминание об этом его страдании до сих пор вызывает у меня дрожь.

Я неохотно развернулся. Мы были в одной из расположенных вдоль стены главного зала стеклянных кабинок, где работали кредитные менеджеры. В кабинке были стеклянные стены, отчего она казалась больше. Но это только казалось. На стенах висели три фотографии в деревянных рамках — члены семьи работника банка. На столе стояла стеклянная банка с дешевыми леденцами, а на шкафу с документами — ваза с полинялыми пластиковыми цветами.

Имитация уюта. Да и на лице сидевшего перед нами мужчины была только имитация улыбки.

— Если бы у вас было больше залогового имущества… — произнес мужчина, сверкая зубами.

— Все, чем я владею — здесь, — ответил отец, указывая на бумагу, лежащую на стойке перед нами. У него были мозолистые руки и покрытая старым загаром кожа — результат многодневной работы на солнце. Мама вздрогнула бы, увидев, как он вырядился — рабочие джинсы и старая майка, с каким-то героем из комиксов.

Хорошо хоть расчесал свои редеющие волосы. Он не очень-то переживал по поводу потери волос, во всяком случае, не настолько, как многие мужчины. «По крайней мере, можно будет не так часто стричься, Дэйв», — сказал он как-то, смеясь и проводя рукой по своим жидким волосам. Я тогда не сказал, что он не прав. Ему придется стричься так же часто до тех пор, пока волосы не выпадут совсем.

— Даже не знаю, что с этим можно сделать, — произнес кредитный служащий. — Вам об этом уже говорили.

— Но другой человек сказал, что этого должно хватить, — ответил отец, сцепив перед собой свои большие руки. Видно было, что он переживает. Очень переживает.

А кредитный служащий лишь продолжал улыбаться. Он поправил стопку бумаг на столе:

— В мире сейчас столько опасностей, мистер Чарльстон. Банк решил, что не может себе позволить таких рисков.

— Опасностей? — спросил отец.

— Ну да, вы знаете, Эпики…

— Но они не опасны, — пылко ответил отец. — Эпики здесь, чтобы помочь.

«Только не начинай», — подумал я.

Улыбка служащего пропала, как будто он был ошеломлен тоном моего отца.

— Разве вы не видите? — продолжал отец, наклоняясь вперед. — Это совсем не опасное время. Это чудесное время!

Служащий поднял голову:

— А разве ваш предыдущий дом не был разрушен Эпиками?

— Там, где есть злодеи, будут и герои, — сказал отец. — Дайте только срок. Они появятся.

И я верил ему. Тогда многие люди думали так же, как он. Со времени появления в небе Напасти прошло лишь два года. И всего год, как обычные люди стали меняться. Превращаться в Эпиков — почти как супергерои из комиксов.

Тогда мы были наивными. И невежественными.

— Ладно, — сказал служащий, сцепив руки на столе прямо перед фотографией улыбающихся детей с разным цветом кожи. — К несчастью, наши оценщики не согласны с вашими взглядами. Вам придется…

Они продолжали говорить, но я перестал следить за ними и вновь забрался коленями на стул, обратив свое внимание на толпу. Мой отец был слишком поглощен спором, чтобы делать мне замечания.

Так я собственными глазами увидел, как в банк вошел Эпик. Я заметил его сразу же, хотя больше никто, кажется, даже не обратил на него внимания. Многие скажут, что нельзя распознать Эпика в обычном человеке, пока он не начнет использовать свои способности, но это не так. Эпики ведут себя иначе. Это чувство самоуверенности, даже самодовольства. У меня всегда получалось их определять.

Хоть я и был ребенком, я понял, что в этом человеке есть что-то особенное. Он был одет в чуть мешковатый деловой костюм, светло-бежевую рубашку, без галстука. Мужчина был высоким и худощавым, но, в то же время, крепким, как многие Эпики. Мускулистым и подтянутым — это заметно даже под одеждой.

Он направился к центру комнаты. Из нагрудного кармана свисали солнечные очки, надев их, мужчина улыбнулся. Затем он поднял палец и привычным движением коснулся проходящей мимо женщины.

Она превратилась в пепел, одежда рассыпалась, скелет с грохотом повалился на пол. Однако ее серьги и обручальное кольцо не сгорели. Они упали на пол со звоном, который я расслышал, несмотря на шум в помещении.

В комнате воцарилась тишина. Люди застыли в ужасе. Все разговоры смолкли, только кредитный служащий продолжал что-то втолковывать отцу.

Наконец и он закричал.

Не помню, что я почувствовал в тот момент. Странно ли это? Я помню мерцание — от таких притягательных люстр наверху, осыпающих комнату искрами отраженного света. Помню лимонный запах недавно вымытого пола. Слишком хорошо помню пронзительные крики ужаса, безумную какофонию, когда люди ринулись к дверям.

Лучше всего я запомнил, как Эпик широко улыбался — почти кровожадно, когда указывал на проходящих людей, превращая их в прах и кости простым движением руки.

Я застыл на месте. Может, от потрясения. Я вцепился в спинку стула, наблюдая за этой бойней с широко раскрытыми глазами.

Люди выбегали из дверей. Каждый, кто оказывался слишком близко к Эпику, погибал. Несколько сотрудников и посетителей рухнули на пол или спрятались под столами. Странно, но в зале становилось тише. Эпик стоял, как будто был один, в воздухе летали клочки бумаги, вокруг него валялись кости и черный пепел.

— Я называю себя Смертоносным, — сказал он. — Согласен, это не самое остроумное из имен. Но мне оно показалось запоминающимся.

Его голос звучал пугающе, будто он болтал с друзьями за выпивкой.

Мужчина начал прохаживаться по залу.

— Думаю, это произошло со мной сегодня утром, — продолжал он. Зал был достаточно большим, и его голос отдавался эхом. — Я принимал душ, и тут меня осенило. Я спросил себя… Смертоносный, почему бы тебе сегодня не ограбить банк?

Он лениво махнул рукой в сторону пары охранников, прижавшихся к стене рядом с кредитными кабинками. Охранники превратились в пыль, их значки, пряжки от ремней, пистолеты и кости рассыпались по полу. Я слышал, как они громыхали друг о друга осыпаясь на пол. Оказывается, в человеческом теле гораздо больше костей, чем я предполагал, и рассыпаясь они образуют приличную кучу. Такое вот странное наблюдение я сделал при виде столь ужасной картины. Но я помню все в точности.

Я обхватил себя за плечи. Мой отец упал возле стула и пытался стянуть на пол и меня, чтобы я не попался на глаза Эпику. Но я не двигался, а отец не мог меня стащить, не поднимая шума.

— Видите ли, я планировал это неделями, — вещал Эпик. — Но мысль клюнула меня только сегодня утром. Зачем? Зачем грабить банк? Я и так могу взять все, что захочу! Это ведь смешно!

Он перепрыгнул через стойку, прятавшаяся там кассирша вскрикнула. Я едва заметил ее, свернувшуюся на полу.

— Деньги совершенно ничего для меня не значат, — продолжал Эпик. — Абсолютно ничего.