Вера Огнева - Нестрашная сказка. Книга 2.

1

Две недели верхом по дикой местности кому угодно испортят настроение.

Спускаться по предгорьям пришлось целый день. Низкорослая арча так заплела тропу, что движение замедлилось до воробьиного шага. Этой дорогой давно не пользовались. В одном месте ее промыл ручей. Копыта коней скользили по окатышам, оставленным весенним паводком.

Энке время от времени бубнил себе под нос. Лекс молчал. Не сбиться бы с тропы. Пусть бухтит. Если до темноты не выйдут на равнину, придется которую уже ночь спать на голой земле.

В конце концов, Лекс спешился и пошел, осторожно ведя коня в поводу. Энке забубнил громче, потом затих, потом дрожь сотрясла землю — Руст изволил сойти с коня.

Тропа оборвалась внезапно прямо из-под ног короткой ступенькой, от которой уходила уже настоящая дорога, не исключено, что и к человеческому жилью.

До самых сумерек оба погоняли, в надежде то жилье увидеть. Толстые грабы стискивали дорогу с обеих сторон. Повороты сменялись поворотами, но признаки жилья появились только, когда вечер из дымчатого сделался густо синим.

Остановившись у ворот Энке радостно зарокотал. Забор люди поставили из неструганых корабельных сосен — шапка свалится. Ворота, вровень, просто так не перемахнешь.

— Кого нелегкая принесла, на ночь глядя? — откликнулся на стук хриплый бас.

— Путники: Манус Аспер Лекс и Энке Руст.

— Это вас там сколько будет? — подумав, спросил бас.

— Двое, — отозвался Лекс.

— А наговорил то… — бас не желал принимать их всерьез, но и оставлять на ночь за дверями стеснялся.

Огромные ворота открылись без малейшего скрипа. За ними обнаружился человек ростом чуть ниже Энке, облаченный в полный доспех. Боевой топор порхал в его руках как нежное крыло бабочки. Трепетал, можно сказать.

— Оружие имеете?

Добродушие сквозило в каждом слове и даже взгляде хозяина усадьбы. Он улыбался. Из чего Лекс сделал вывод — скучно человеку. Если незваные гости понравятся — накормит, напоит, спать положит. Если, наоборот — отделает — никому мало не покажется. Все — развлечение. В глуши живет, понимать надо.

— Кто ж без оружия путешествует?

Лекс таскал свой меч в заплечных ножнах — так было удобнее. Доставать не стал, обернулся к хозяину дома спиной: одновременно и оружие показать и продемонстрировать добрые намерения. Дескать, смотрите, я вам спину не боюсь подставить. Тем более риска вообще никакого не было. Энке стоял в сторонке, в полемику не встревал, руки держал свеся. И что, что хозяина грозного баса вооружен?

— С каких горизонтов пожаловали?

Топор наконец-то успокоился, прекратил нервное порхание, встав пяткой к пятке хозяина.

— Из-за Рифейских гор.

— Не простые, стало быть, гости… лады. Ты, мелкий, — это Лексу, — отбеги пока за ворота. А ты, темный, — это Русту — выкладывай на землю, все, что при себе имеешь.

В глубине двора замелькали тени. Человек пять в полной боевой выкладке подошли по одному и молча встали за плечами хозяина.

Энке и не подумал выполнить приказ, как стоял, так и остался наблюдать суету. Даже голову набок склонил от вящего интереса.

— Ну, что, сам справишься, или ребята помогут? — поторопил бас, непонятливого гостя.

— Резван, ты давно такой пуганный стал? — шагнул Энке из тени под дерганый свет факела.

— О! О-о-о! Это ты или не ты?! — отвесил челюсть хозяин, перехватив при этом топор обеими руками.

— Я, Резван. Стою и думаю, узнаешь ты меня или нет.

— Энке! Я тебя узнал. Ребятки, идите в дом. Видите — к нам гости. Шало, выкати бочонок из погреба. Зебар, вели нагреть воды, людям с дороги надо помыться.

И вдруг взревел так, что дрогнули верхушки заструганных бревен:

— Остальные — на кухню!!!

Одежду пришлось поменять. То есть, старую выбросить за полной негодностью. Пока шли по горам, вроде и не замечали, что от штанов и курток остались одни ремки. Как голыми задницами еще не сверкали.

Две огромные бочки с водой стояли друг напротив друга. Лекс и Энке время от времени переглядывались, нежась в горячей воде, но переглядывались больше по привычке. В этом доме им ничего не угрожало. Бочки были одинаковые. Лекс сидел по горло, Энке по пояс. Над водой бугрились блестящие от мыла мышцы. Коротко стриженную черноволосую голову он намылил, и стал похож на утес в облаках. Лекс тоже не торопился смывать пену. Грива отросла не хуже чем у церемониймейстерского коня. Воды бы хватило!

— Ну, что, моемся, вытираемся и — к столу? — лениво спросил Лекс.

— Тебе хорошо — нырнул и готово. А мне в бочке не поместиться. Разве встану на голову. Но тогда придется оголять некие места. Боюсь, местные дамы испугаются.

— Врешь! Вот врешь ведь! Я знаю, чего ты боишься. Ты боишься, что местные дамы, а также девицы и старушки, очередью встанут перед твоей спальней.

— А пусть встают, — легкомысленно согласился Энке. — Но только не сегодня! Выспаться надо. Да и поесть не мешает. А потом я весь в их распоряжении. Эй, кто-нибудь! Полейте мне на голову. Мыло глаза ест.

На зов прибежал один из "ребяток", вылил на меднокожего гиганта ушат воды и помог завернуться в полотенце.

— И меня! Меня с собой возьмите! — застонал Лекс.

Его, разумеется, тоже ополоснули, завернули и повели.

— Как ты меня узнал, Энке? Когда мы с тобой виделись в последний раз, я был выбрит от пяток до макушки. А сейчас — сам посмотри.

Хозяин усадьбы Резван Пехлеван, скинув кованый нагрудник и прочее железо, остался в коротких холщевых штанах и рубахе, сквозь прорези которой пер черный курчавый волос. Непроходимые заросли бороды и завивающаяся барашком шевелюра делали его похожим на китайского дракона.

— По приказу шаха мы брились наголо два раза в неделю. Я, как младший палач, мылся три раза в день. Мой старший брат, Режан — пять. Что уже говорить о визирях и прочем диване. Они из бассейна не вылезали. Ни одна вошь не могла проскочить по телу придворного.

— По голосу узнал, — отозвался Энке. — Как тогда рычал, так и сейчас клокочешь будто барс над трупом оленя.

У Энке Руста имелась отвратительная привычка: отдыхая, он задирал рубаху и начинал теребить себя за бока. Пальцы скребли кожу. Хрустела под ногтями редкая курчавая шерсть. Сколько Лекс ни боролся с этой бедой, ничего не получалось. Стоило Энке оказаться в непринужденной обстановке, он тут же лез чесать живот.

В трапезную внесли зажаренного кабанчика. Блестящая корочка кое-где полопалась, к ней прикипели полупрозрачные коричневые яблоки. Рядом поставили блюдо с белоснежным рисом и овощами. Пока хозяин виртуозно, не хуже профессионального повара, разделывал кабана, Лекс непрерывно сглатывал слюну. Энке ухватил заднюю ногу и с налету вонзил в нее зубы. Лекс принялся за переднюю. Резван от них не отставал, хоть и вечерял уже сегодня. Запивали мясо легким розовым вином.

На место опустевшего блюда поставили дичь. Рядом — рыбу. Лекс в конце концов отвалился от стола и сладко икнул в ладошку. Хозяин посмотрел на него с сомнением, кликнул "ребяток" и те принесли тарелки с сыром и виноградом. Лекс прикрыл глаза и застонал.

— Не долго, гляжу, вы в горах болтались. Не успели, как следует оголодать, — заключил Резван, выковыривая из зуба остатки трапезы. — Почему твой друг так мало ест?

— Ты на него не смотри, — отозвался Энке набитым ртом. — Просто он от еды отвык. Когда я его нашел, вообще был скелет скелетом. За дорогу, конечно, немного потолстел, но нормального человека еще догонять и догонять.

— Угу, угу, — покивал хозяин.

Из чего стало понятно: не больно-то верит. Следовало как можно быстрее развеять его сомнения. Резван был радушен и прост, но стоило ему заподозрить подвох — зверел.

Энке вопросительно посмотрел на товарища. Тот — тоже не дурак — сообразил: запираться, себе дороже. Выкладывать все до донышка, однако, никто не собирался. Во-первых — долго, ночь на дворе, спать пора; во-вторых — не всему даже Резван поверит. Следовало только коротко и ясно обрисовать сегодняшние обстоятельства.

— Мы пришли с ТОЙ стороны, Резван. Выскочили на старую тропу, а ей, оказывается, давно не пользовались. Лекс хорошо знает переходы, но кто ж мог предполагать, что там все заросло. Почти две недели плутали. Благо, дичи полно — не померли с голоду.

— И чего вам на ЭТОЙ стороне понадобилось? — спросил хозяин.

Кусочек мясца он из зуба таки выловил и теперь рассматривал вприщур.

— Мне понадобилось, Резван. Мне, — уныло покачал головой Энке.

— Старые горести, или новые радости? — напряжения в голосе Резвана не убывало.

— В моей жизни одна горесть, как была, так и осталась. Зато какая!

— Ты так и не избавился…? — хозяин осекся, покосившись в сторону меланхоличного Лекса.

— При нем можно говорить все, Резван. Он мне на сегодняшний день и отец и мать и грозный хозяин.