Джо Аберкромби - Последний довод королей

Джо Аберкромби

Последний довод королей

Посвящается четырем читателям — вы знаете, кто вы.

Часть I

Жизнь как она есть — всего лишь мечта об отмщении.

Грязные торги

Наставник Глокта стоял в зале и ждал. Он вытянул свою искривленную шею сначала в одну сторону, потом в другую, прислушиваясь к знакомому потрескиванию связок. Привычная боль пронизывала мускулы между лопатками.

«Зачем я так делаю, если это причиняет мне боль? Почему нас всегда тянет проверить, болит или нет? Прикоснуться языком к язве, потрогать ожог, сковырнуть болячку?»

— Ну? — резко вопросил он.

Мраморный бюст у лестницы хранил презрительное молчание.

«Пожалуй, с меня хватит».

Глокта зашаркал по плитам. Он волочил изувеченную, совершенно бесполезную ногу, стук трости отдавался эхом под высокими сводами, украшенными лепниной. Когда лорд Ингелстад, владелец этого огромного зала, присоединился к благородным мужам на Открытом совете, сам он был маленьким человеком в прямом смысле. Глава семейства, чье состояние за прошедшие годы уменьшилось, а благополучие и влияние сошли на нет.

«Чем ничтожнее человек, тем более раздуты его амбиции. Неужели трудно понять? Мелкое кажется еще мельче на больших пространствах».

Где-то в полутьме пробили часы, как будто выплюнув несколько вялых ударов.

«Хорошо, но уже поздно. Чем ничтожнее человек, тем приятнее ему, когда его ждут. Но если нужно, я могу проявить терпение. Мне нет необходимости спешить на пышные банкеты, вокруг меня не теснятся возбужденные толпы народа, прекрасные женщины не поджидают, затаив дыхание, моего появления. Больше ничего этого нет. Гурки позаботились обо мне в темноте императорских подвалов».

Он прижал язык к беззубым деснам и охнул, подвинув ногу — точно иголки вонзились ему в спину, и веко задергалось от боли.

«Я умею быть терпеливым. Когда каждый шаг становится испытанием, быстро учишься двигаться с осторожностью».

Дверь рядом с ним резко распахнулась. Глокта повернулся, стараясь скрыть гримасу боли, когда его шея хрустнула. На пороге стоял лорд Ингелстад — полный, по-отечески добродушный мужчина с румяным лицом. Он одарил Глокту дружелюбной улыбкой, приглашая пройти в комнату.

«Словно это частный визит и я долгожданный гость».

— Должен извиниться за то, что заставил вас ждать, наставник. После приезда в Адую у меня столько посетителей! Голова кругом идет.

«Будем надеяться, твоя шея не свернется окончательно».

— Очень, очень много посетителей!

«И без сомнения, все с выгодными предложениями. За голос при голосовании. За помощь в выборах нашего нового короля. Но мое предложение, полагаю, тебе будет трудновато отклонить. И больно».

— Немного вина, наставник?

— Нет, милорд, благодарю. — Глокта, болезненно прихрамывая, перебрался через порог. — Я не задержусь у вас. У меня тоже много дел, требующих внимания.

«Выборы не происходят сами собой, разве не знаешь?»

— Конечно, конечно. Пожалуйста, присаживайтесь.

С завидной легкостью Ингелстад уселся и указал Глокте на соседнее кресло. Наставник осторожно опустился в него. Ему потребовалось время, чтобы найти положение, в котором спина не докучала постоянной болью.

— А что вы хотели обсудить со мной?

— Я пришел от имени архилектора Сульта. Надеюсь, вы не обидитесь, если я скажу прямо: его преосвященство нуждается в вашем голосе.

Крупные черты лица вельможи скривились в гримасе притворного удивления.

«Уж слишком наигранно».

— Я не уверен, что понял вас. Нуждается в моем голосе — по какому вопросу?

Глокта вытер капельки влаги, выступившие под слезящимся глазом.

«К чему это недостойное виляние? Мы же не собираемся вальсировать. У тебя для такого дела неподходящее сложение, а у меня нет ног».

— По вопросу нового короля, лорд Ингелстад.

— Ах, вот что.

«Да, вот что. Идиот».

— Наставник Глокта, я смею думать, что не разочарую вас или его преосвященство, к которому я отношусь с глубочайшим уважением… — Он склонил голову, дабы продемонстрировать свое почтение. — Но совесть не позволяет мне допустить, чтобы на меня влияли с какой бы то ни было стороны. Полагаю, что я и все другие члены Открытого совета наделены священным доверием. И я обязан отдать свой голос за того, кто представляется мне наилучшим кандидатом из множества весьма достойных мужей.

Он усмехнулся, явно довольный собой.

«Душевная речь. Но даже деревенский болван вряд ли поверит в это. Сколько раз мне приходилось слышать подобное за последние недели? Как правило, после такого вступления наступает черед торгов. Обсуждение того, сколько в точности стоит „священное доверие“. Сколько серебра перетянет эту самую совесть. Сколько золота потребуется, чтобы разорвать узы долга. Но у меня сегодня нет никакого желания торговаться».

Глокта высоко поднял брови.

— Я должен поздравить вас, лорд Ингелстад, это очень достойная позиция. Если бы все обладали таким же благородством, наш мир был бы гораздо лучше. Ваши убеждения… тем более, когда вы столько можете потерять. Когда вы можете потерять все. — Он сморщился, взял трость в одну руку и, преодолевая боль, придвинулся к краю кресла. — Однако я вижу, что вы непреклонны, и ухожу.

— Что вы имеете в виду, наставник?

Озабоченность явно читалась на пухлом лице вельможи.

— Ну, некоторые ваши делишки, связанные с коррупцией, лорд Ингелстад.

Розовые щеки лорда разом поблекли.

— Здесь, должно быть, какая-то ошибка.

— О нет. Уверяю вас. — Глокта вытащил листки с признательными показаниями из внутреннего кармана камзола. — Ваше имя довольно часто упоминается в признаниях торговцев шелком, особенно старших членов гильдии. Очень часто.

Наставник протянул руку с шелестящими листками бумаги, чтобы оба могли видеть их.

— Здесь вас называют — поверьте, не я выбрал такое слово — прямым соучастником. Главным бенефициарием, то есть получателем выгоды от самой отвратительной контрабандистской операции. А здесь, сами можете заметить, и мне даже неловко упоминать об этом, ваше имя и слово «предательство» стоят в самой непосредственной близости.

Ингелстад обмяк в кресле, откинувшись назад, и опрокинул бокал с вином, стоявший рядом на столе. Капли темно-красной жидкости пролились на отполированный пол.

«О, надо бы их вытереть. Не то останется отвратительное пятно, а от таких пятен невозможно избавиться».