Мария Двинская - Дети богов (СИ)

Мария Двинская

Дети богов

Я лежал и смотрел в небо. Огромное, ночное небо. Звёзды подмигивали мне свысока, но я не отвечал на их заигрывания. Я вообще ничего не делал, только смотрел вверх. Скорее всего, я лежу на краю леса — слышно, как шумят кронами деревья в паре десятков шагов от меня. Среди этого шороха иногда звучали крики ночных птиц и зверей. Мне не хотелось двигаться, и я лежал, оттягивая момент, когда придётся вставать и искать ответы на многочисленные вопросы. Вопросы я тоже сейчас гнал прочь, приятная пустота в голове и незнание мне нравились больше. Вдруг, я встану, а там, у леса меня ждёт толстая, некрасивая и сварливая жена, угрожающе поигрывая скалкой? Хотя, нет. Толстая и сварливая жена не стала бы ждать, пока я соизволю встать и обратить свой мужеский взор на её телеса и я бы уже сполна ощутил всю глубину её недовольства. А красивая и умная не стояла бы в тишине в лесу. Значит, жена отпадает.

Наверно, я задремал, так как звёзды сменили своё положение, а большая луна успела переползти с одного края неба на другой.

А, может, я — нищий бродяга, калека и голь перекатная? Шёл себе, шёл и решил прилечь отдохнуть. В лесу на поляне, под голым небом и безо всякого укрытия от зверья лесного? Если жить расхотелось, то наверняка. А жить мне уже нравилось. Лежишь себе, никого не трогаешь. Тебя никто не трогает. Лепота. Эх, отпадает и бродяга.

Рассветное солнце застало меня в той же позе, которой всю ночь любовались многочисленные звёзды и луна. Интересно, видели ли они меня в траве или же им безразлично, что твориться в мире, вокруг которого они совершают свои бесконечные полёты?

С рассветом пришёл густой туман, на траве появилась роса, и влажная одежда неприятно холодила тело. Со вздохом я сел и поморщился от пронзившей голову боли. Рука нащупала на затылке огромную шишку. Кто или что оставило её также выбило из головы всё, что я знал о себе и окружающем меня мире. Я не имел ни малейшего понятия, кто я, где я, что я тут делаю. Моя жизнь началась на этом лугу под звёздным небом. Я встал и осмотрел себя. Серые полотняные штаны, свободная рубаха из того же материала. Кожаные ботинки. Всё выглядело крепким, слегка ношеным и совсем не грязным. Я, кем бы ни был, судя по всему, не имел обыкновения ночевать в лесу под открытым небом и уж тем более валяться в придорожных канавах. Значит, точно не бродяга. В карманах обнаружилось столько же вещей, сколько памяти в голове. Предположение, что я стал жертвой ограбления, разбилось о голубой шестигранный кристалл размером с мизинец, что висел на белой цепочке у меня на шее.

— Интересно, это считается, что я заблудился? — пробормотал я, осматривая окрестности. Я стоял на краю поляны, а вокруг поднимался огромный, тёмный лес. Деревья плотно сомкнули кроны, не пропуская ещё слабый солнечный свет на землю. Я обошёл поляну по краю, высматривая тропинку или хотя бы следы, приведшие меня сюда, но низкая, упругая трава не хотела показывать мне дорогу, видимо, следопыт из меня не очень хороший. Ещё раз оглядев себя и утренний лес вокруг, я решил, что вряд ли я мог отойти далеко в чистой одежде и с такими познаниями в поиске троп. Меня либо должны искать, либо дом совсем рядом. Но звуков жилья не слышалось с самой ночи, а поиски могли начаться с минуты на минуту. Раз так, то, чтобы не усложнять поисковикам задачу, я сел посередине поляны прямо в уже подсохшую траву.

Утреннее солнце перешло в дневное — яркое и жаркое, но, застеснявшись, укрылось множеством прибежавших облаков. Сидеть было скучно, и вскоре жажда деятельности отодвинула в сторону ожидание поисковиков. Тем более, что кроме птичьего гомона, поутихшего с утра, других звуков из леса я не слышал.

Деревья окружали мою поляну со всех сторон. Одно, росшее чуть поодаль от остальных, возвышалось над собратьями едва ли не на два моих роста. Оно сохранило толстые ветки с самого низа ствола и выглядело вполне крепким. Сняв ботинки, я решительно начал карабкаться по нему, надеясь с вершины увидеть какое‑нибудь поселение, дома или, на худой конец, дорогу. Ветви протестующе скрипели и потрескивали, когда я опирался на них. Не успел я добраться и до середины, изнутри ствола донёсся звук множества рвущихся волокон — зелёный исполин был готов упасть, но не покориться мне. Я испуганно замер, вцепившись руками в ветку и крепко обхватив ногами толстый ствол. Окажись перед лицом ветка потоньше, я бы впился в неё зубами — так мне не хотелось падать. Дерево замерло, затем угрожающе затрещало и начало медленно крениться. В одно мгновение я оказался на земле, преодолев последние шаги одним прыжком. Едва мои ноги коснулись земли, как дерево вздохнуло и, обломившись почти у самого корня, рухнуло. Толстый ствол тяжело подпрыгнул, ударившись об землю, и развалился на части, обдав меня облаком чуть влажной древесной трухи. Дерево, снаружи казавшееся крепким и здоровым, изнутри полностью сгнило.

Запоздало пришёл испуг. Ноги стали мягкими и я сел в траву. Пахло свежей древесиной и грибами. Я посидел немного, приходя в себя. Потом ещё немного. Моя жизнь в этом новом и незнакомом мне мире могла оказаться слишком короткой.

— Спасибо, что предупредил о падении, — я поблагодарил лежащее дерево. Дерево промолчало. Наверно, обиделось.

Не рискнув повторять попытку залезть на дерево, пусть даже другое, здоровое и крепкое, я отправился в лес. Сухие веточки и камни кололи босые ноги — ботинки остались на поляне, вытащить их из‑под тяжёлого ствола мне не удалось. Медленно продвигаясь в сумерках плотного полога огромных деревьев, я пытался вспомнить хоть что‑то, что помогло бы определить направление и идти по нему — кружить по лесу не хотелось. В голову упорно лезла только одна фраза — «мох растёт с северной стороны». Ну, мох, так мох, однако первый же пень оказался равномерно покрыт им со всех сторон. Здравствуй, южный полюс.

Потом я шёл вдоль быстрого, широкого ручья, прорезавшего дорогу в мягкой земле. Ручей вскоре разлился и, выскочив из леса, влился в медленную реку. На её противоположном от меня берегу стояли дома. Но дома я заметил позже — внимание привлекла лодка, угоняемая слабым течением от барахтавшегося в воде человека. Второй человек держался за борт лодки и пытался забраться в неё.

На берегу, на песчаной косе собрались люди. Один, в тёмно — красном платье, бегал между ними, размахивал руками с зажатой в них большой палкой и что‑то кричал. Ветер относил звуки в сторону, и разобрать его слов я не мог. Остальные в нерешительности толпились у кромки воды, но, ни сталкивать в воду лодки, стоящие на берегу, ни самим лезть в воду и спасать тонущего, они не торопились.