Дженна Блэк - Мерцающие врата

Дженна Блэк

МЕРЦАЮЩИЕ ВРАТА

Пролог

Последней каплей стало то, что мама явилась ко мне на выпускной в стельку пьяная. Не «под мухой», а именно «в стельку». Она едва держалась на ногах, язык у нее заплетался — ну, вы сами знаете, как это бывает у пьяных. Кроме того, она опоздала. Так что когда она распахнула дверь и с грохотом рухнула на металлический стул в заднем ряду, все буквально свернули шеи, чтобы посмотреть, кто прервал концерт.

Я стояла на сцене с краю, и мне было так стыдно, что я готова была сквозь землю провалиться. Миссис Моррис, учительница пения, была единственной, кто догадался, что женщина, которая с шумом ввалилась в зал, — моя мать. В этой школе, где я начала учиться совсем недавно, я очень тщательно следила, чтобы одноклассники не сталкивались с моей мамой, потому что эту школу я надеялась закончить — вот только бы не пришлось снова переезжать! Только бы два полных учебных года прожить в одном городе!

Когда настала моя очередь выступать, миссис Моррис, приподняв руки над клавиатурой, взглянула на меня с сочувствием. Я тут же покраснела от смущения, а в горле встал ком — да такой, что теперь я боялась открыть рот. Вдруг я запою, а голос задрожит от подступающих слез?

Голос у меня вообще-то ничего. Достался в наследство по папиной линии. А папа у меня — Волшебник. Только — шшш! — никому ни слова, это большой секрет. Честно говоря, уроки пения были мне вообще не нужны. Но через пару недель должны были начаться летние каникулы, и мне нужен был повод, чтобы уходить из дома, но при этом не тратить на занятия слишком много времени. Уроки пения подвернулись очень кстати, и мне они нравились.

Итак, миссис Моррис заиграла вступление, мое сердце гулко застучало о ребра, и вспотели ладони. Я с трудом заставила себя сосредоточиться на музыке. Если мне удастся спеть арию и ничем себя не выдать, то никто не узнает, что пьяная идиотка в последнем ряду имеет ко мне отношение.

Наконец, вступление закончилось, и пришло время петь. Невзирая на то, что я чувствовала себя не в своей тарелке, музыка захватила меня, и на какое-то время я расслабилась. Красота «Voi Che Sapete», одной из моих любимых арий Моцарта, захлестнула меня. Традиционно ее исполняет женщина в роли мальчика. Мне, с моим чистым сопрано, эта ария подходила идеально — особенно сейчас, когда легкая дрожь в голосе привносила человеческие нотки в исполнение. Не будь ее, мой волшебный голос показался бы чересчур холодным для простых смертных.

Я легко брала самые высокие ноты, я не забыла ни слова, и миссис Моррис несколько раз одобрительно кивнула в тех местах, где я интонировала музыкальную фразу именно так, как она меня учила. Но я-то знала, что способна на большее, не думай я неотступно о пьяной маме в последнем ряду зала.

Когда я закончила петь, я с облегчением вздохнула. Но облегчение было недолгим, до первых аплодисментов. Большинство родителей и ребят хлопали вежливо — чтобы не сказать сдержанно. И только мама устроила настоящую овацию, так что все снова закрутили головами, чтобы посмотреть на нее. А она, естественно, всячески давала понять, что она — со мной.

Если бы сверкнула молния и небеса обрушились на меня, я бы ничего не имела против.

Не надо было мне говорить ей о выпускном! Но несмотря на то что я прекрасно отдавала себе отчет в том, к чему это все может привести, в глубине души я хотела, чтобы она пришла, и услышала, как я пою, и похлопала мне, и гордилась мной — как любая нормальная мать. Ну и дура же я!

Я подумала: интересно, сколько времени понадобится на этот раз, чтобы новость облетела всю школу? В прошлый раз на все про все ушел один день. Мама никогда не бывала настолько трезвой, чтобы самой съездить в магазин за продуктами. И вот, когда мы с ней однажды затоваривались в супермаркете, на нас налетела девица из школы, где я тогда училась. Да не тихоня какая-то, а лидер команды поддержки… Короче, уже к вечеру вся школа знала, что моя мать — пьяница. Я и до этого-то не была в числе «звезд», ну а уж после — что и говорить. Могу только признаться, что в тот раз я была даже рада, что мы переехали в другой город.

Мне было шестнадцать лет, и мы переезжали из города в город десять раз — это из того, что я помню. Мы переезжали так часто, потому что мама боялась, как бы нас не нашел мой отец. Она считала, что он попытается отобрать меня у нее. А учитывая то, что она не была образцовым родителем, у него это вполне могло бы получиться.

С отцом я никогда не встречалась, но мама все рассказала мне о нем. Рассказ варьировался в зависимости от того, насколько пьяной и/или удрученной была мама в тот момент. Я вполне уверена только в том, что она родилась в Авалоне и прожила там большую часть своей жизни. А папа был там какой-то большой шишкой среди Волшебников. Но когда мама начала тусоваться с ним, она ничего этого не знала и, только когда оказалось, что она беременна, узнала всю правду. И тогда она сбежала — прежде, чем кто-нибудь понял, что она «залетела».

Иногда мама говорила, что сбежала потому, что отец — ужасный и злой человек и что он жестоко обращался бы со мной и обижал бы, если бы я жила с ним. Это то, что она рассказывала мне по трезвости. Высосала из пальца — чтобы я никогда не захотела встретиться с ним. «Он — чудовище, Дана, — говорила она, объясняя, почему мы в очередной раз переезжаем. — Не могу допустить, чтобы он нашел тебя».

Но когда она была пьяна, как сапожник, и выбалтывала все, что приходило ей в голову, она говорила, что уехала из Авалона, потому что иначе меня задействовали бы в какой-то мерзкой политической интриге — как дочь могущественного Волшебника. И в таком состоянии она не переставая говорила о том, каким классным парнем был мой отец, как она его любила больше жизни, но как материнский долг взял верх и… тьфу, даже вспоминать противно.

Короче, я очень хотела смотаться с выпускного еще до окончания концерта, но у меня просто духу не хватило. Возможно, у мамы еще были силы добраться за рулем сюда, но вот вести машину обратно она будет уже явно не в состоянии. Этого допустить я никак не могла. Не в первый раз у меня в голове промелькнула мысль — и я тут же почувствовала укол совести, — что моя жизнь наладилась бы, разбейся она на машине. Мне было стыдно, что эта мысль приходила мне в голову. Конечно, я не хотела, чтобы мама умерла. Я просто хотела, чтобы она не была алкоголичкой.

Как только концерт закончился, миссис Моррис отвела меня в сторону. Она смотрела на меня с такой жалостью, что это было почти невыносимо.

— Тебе помочь, Дана? — тихо спросила она.

Я помотала головой в ответ. Я старалась не смотреть ей в глаза.