Марина Дяченко - Уехал славный рыцарь мой

Дяченко Марина, Дяченко Сергей

Уехал славный рыцарь мой...

И через неделю с небольшим у нас полетела связь. Возможно все дело было в передающей станции на башне, и толковый инженер разобрался бы с этим за две минуты. Но только не я.

Я честно поднималась на башню и копалась в проводах и платах, но так ничего и не поняла. Сдавшись, стояла на круглом балкончике и разглядывала землю до горизонта. У подножия холма толпилась маленькая оливковая роща. Далеко на юге чернели развалины имения, сожженного в прошлом году моховыми звездами. По дороге гнали на ярмарку скот. А вокруг - каменистая пустыня, красная растрескавшаяся земля, Аманесер уехал, я жду его и буду ждать, сколько понадобится. Жаль, что связи больше нет. Есть только мутное зеркальце, расколотое пополам - половинка у меня, половинка, соответственно, у него

В зеркальце я могла видеть отблеск его костра Аманесер был жив, здоров, не ранен, и уже через неделю в ворота постучалось первое свидетельство его доблести - оруженосец побежденного рыцаря как-его-там, сопровождающий телегу с замечательными и нужными вещами

Там была солярка - десять канистр, моток медной проволоки, тюк серой ваты, масло - машинное и конопляное. Там были доспехи побежденного рыцаря гора металлического лома, которую Аманесер согласился взять, скорее всего, только как дань традиции. И там было письмо - оруженосец вручил мне его трясущейся рукой, Аманесер не писал ничего о деле - ни о рации, ни о своих ближайших планах, ни когда думает вернуться. Он писал о любви, и большая часть послания была в стихах

- Ты свободен, - сказала я оруженосцу побежденного рыцаря как-его-там.

Его затуманенные, будто закрытые пленкой глаза мигнули и прояснились. Он уставился на меня, словно не веря своему счастью

- Ты исполнил свой долг, - сказала я. - Я принимаю подношение Ступай.

Он попятился и споткнулся, едва не упав. Повернулся и кинулся бежать, слуги беззлобно смеялись вслед.

Закрылись ворота.

* * *

Ночью холм зашевелился

Слуги забились в свои каморки и бормотали молитвы Я и не ждала от них ничего другого; поднявшись на крышу, я расчехлила пушку, закурила трубку и стала ждать.

Уезжая, мой рыцарь отлично пристрелял старый ствол, и теперь единственным недостатком пушки был маломощный аккумулятор. Аманесер обещал прислать новый, как только подвернется что-нибудь подходящее Но подходящее не подвернулось, а моховые звезды были тут как тут

Их было не так много - может быть, пять или шесть, - но и одной вполне достаточно, чтобы поджарить замок вместе с обитателями. Для этого всего только и нужно, чтобы звезда дотронулась до ограды. Дай ей дотронуться - и ты сама удивишься, как быстро превращается в преисподнюю твой уютный дом.

На пушке не было прибора ночного видения - Аманесер не успел поставить. Стояла безлунная ночь, с неба смотрели тысячи неподвижных глаз, и среди них - любимая звезда Аманесера. Я помахала ей рукой. Облачко табачного дыма размазалось в неподвижном воздухе.

Холм подрагивал, будто пузырился в темноте. По невидимым ниточкам бежали огоньки, все ближе и ближе. Я отложила трубку и прижалась лицом к прицелу.

Будь на пушке нормальный аккумулятор, я расстреляла бы их еще на холме, и дело с концом. Но зона поражения начиналась (или заканчивалась?) как раз перед нашими воротами, а интервал между двумя выстрелами составлял пять секунд, не меньше. Если я поспешу с выстрелом, у звезды будет как раз достаточно времени, чтобы добраться до ограды и потрогать ее раздвоенным языком... если это у них язык, конечно

Аманесер никогда не промахивался. Но Аманесер уехал, я жду его и буду ждать, сколько понадобится, а для этого необходимо научиться отгонять моховых звезд.

В прицел я видела все те же бегущие огоньки. Один за другим завыли псы на цепи, в конюшне заревели мулы. Мой палец лег на гашетку, и больше всего я боялась, что рука перестанет слушаться. Темнота стала красная, как сырое мясо. Я заставила себя выждать еще мгновение, а потом пальнула.

Пушка даже не вздрогнула. Холм озарился белым. Перед воротами, в нескольких сантиметрах, забился в корчах волосатый жгут - не знаю, как выглядит моховая звезда на самом деле, в моем представлении она похожа на гигантский комок волос, застрявший в водостоке. В мгновенном свете выстрела я увидела, как близко подпустила звезду, и ужаснулась. Зато и уйти ей теперь не удастся - она разваливалась, растекалась лужей, и несколько секунд слепоты - а после выстрела я всегда слепну - прошли в безопасности и в ощущении победы

Другим бы звездам разбежаться при виде такой картины. Но им плевать. У них нет чувства самосохранения. Они вообще не живые. Аманесер в свое время пытался понять их природу и понял бы, будь у него время.

А так - приходится стрелять по ним, непонятым.

Красный огонек на пульте сменился зеленым - пушка дозарядилась. Холм по-прежнему пузырился: звезды подбирались справа и слева. По второй я выстрелила с опережением - еще чуть-чуть, и промахнулась бы. Звезду отбросило от ограды. Картинка легла на сетчатку, как фотография: жгутики, хлыстики, щупальца, какие-то развевающиеся рваные юбки... Все еще слепая, я отсчитала пять секунд и выстрелила снова. И, когда открыла прозревшие глаза, звезды уже не было. Не знаю, что с ней случилось.

Ночь пахла лимоном и лавром. В степи стрекотали цикады. Прежде чем третья гостя подошла к нашим воротам, я успела выпустить три дымовых кольца. Правда, они не были идеально круглыми.

Беззвучная вспышка. Легкий треск, как от бабочки, угодившей в пламя свечи. Я перевела дыхание; Аманесер был бы мною доволен.

Журчал фонтан во внутреннем дворике. Перед рассветом подул ветерок. От прицела на моем лице остался продолговатый синяк - я чувствовала его, даже не глядя в зеркало.

Одна за другой гасли звезды. Последней ушла любимая звезда Аманесера и я, конечно, снова помахала ей рукой.

И поднялся новый день, освещая холм, оливковую рощу, красноватую землю в трещинах и большую дорогу, пустынную в этот час.

Еще один день в ожидании.

* * *

- Госпожа, путник у ворот. Пустить?

- Кто таков?

- Монах.

- Взвесьте.

Слуга удалился. Я отложила вышивание. Умылась из фонтана. Накинула вуаль. Неторопливо, чтобы не выказать любопытства, прошла во двор поглядеть.

Монах был совершенно безобиден, по крайней мере, снаружи. В момент моего появления он как раз стоял на весах, и показания гирь вполне отвечали тому, что видели глаза: коренастый и тучный мужчина, видавший лучшие времена. Обвисшие щеки. Сожженная солнцем кожа. Линялая коричневая ряса. Монах как монах.