Урсула Ле Гуин - Всегда возвращаясь домой

Урсула Ле Гуин

Всегда возвращаясь домой

ПРИМЕЧАНИЕ ПЕРВОЕ

Люди, описанные в этой книге, возможно, будут жить через много-много лет в Северной Калифорнии.

Основа книги — их живые голоса; они рассказывают легенды и истории, разыгрывают спектакли и поют песни. Если читатель постарается смириться с некоторыми незнакомыми словами, то все они в итоге станут ему ясны. Будучи автором романов, я, приступая к этой работе, решила, что лучше все пояснения и примечания поместить отдельно, в последней части книги, которая называется «Приложения»; тогда те, кого больше интересует сюжет, смогут не обращать на примечания особого внимания, а те, кто любит всяческие комментарии, получат их. Глоссарий также может оказаться для кого-то весьма полезным, а для кого-то — просто любопытным.

Существенными представляются проблемы перевода с языка, которого пока еще нет в действительности, однако не следует их преувеличивать. В конце концов, прошлое может быть не менее туманно, чем будущее. Древняя китайская книга «Дао Дэ Цзин» десятки раз переводилась на другие языки, и, конечно же, сами китайцы тоже бесконечное число раз переводили ее с более старого китайского на более новый, но ни в одном из этих переводов нет того, что мы могли бы прочесть у самого Лао Цзы (которого, возможно, и на свете никогда не было). Мы имеем возможность читать только сегодняшнюю «Дао Дэ Цзин». То же самое и с переводами литературы отдаленного будущего. Тот факт, что эти произведения пока еще даже не написаны, то есть в природе нет текста, который нужно перевести, вовсе не делает различие между переводом литературы далекого прошлого и отдаленного будущего столь значительным. То, что уже было, и то, что еще только будет объято молчанием и подобно лицам не рожденных еще детей, которых мы увидеть не можем. В действительности же нам доступно только одно: то, что существует сегодня, сейчас.

ПЕСНЬ ПЕРЕПЕЛКИ ИЗ ТАНЦА ЛЕТА

Тропою, берегом реки,

Из заливных лугов,

Из дальних полей,

Тропою, берегом реки

Спешат две перепелки.

Спешат две перепелки,

Взлетают, поспешают.

Бегут две перепелки,

Взлетают, поспешают

Из заливных лугов.

ПО ПОВОДУ АРХЕОЛОГИИ БУДУЩЕГО

Сколь велик восторг ученого, когда бесформенные кочки и канавы, заросшие чертополохом и кустарником, начинают вдруг приобретать некие конкретные формы: ура! здесь был внешний крепостной вал — вот ворота, а вот и амбар для хранения зерна! Сперва мы будем копать здесь и здесь, а потом я бы хотел еще взглянуть, что это там, под тем бугорком на склоне…

Ах, как хорошо им ведом настоящий восторг, когда вдруг вместе с просеиваемой землей проскользнет маленькая металлическая пластинка, а потом — одно прикосновение большого пальца, и перед вами изящная чеканка по бронзе: рогатый бог! Как я завидую им, их лопатам и ситам, их рулеткам и прочим их инструментам, а также — их мудрым умелым рукам, которые могут коснуться того, что находят! Но им недолго удается подержать свои находки в ладонях; они, разумеется, отдают их в музеи; и все-таки какое-то время они действительно держат в своих руках Прошлое…

В конце концов и я отыскала тот город, который столько времени не давал мне покоя. После целого года раскопок в нескольких неверно выбранных местах и упорного следования разным дурацким идеям — например, той, что город должен быть окружен стеной с единственными воротами, — меня, когда я в очередной раз изучала его возможные очертания на карте Долины, вдруг осенило, как если бы из-за туч внезапно ударило солнце, озарив землю вокруг: этот город должен быть именно здесь, у слияния многочисленных ручьев и речек, буквально у меня под ногами. И никакой стены вокруг него нет и не может быть; да и зачем им какие-то стены?

То, что я в воображении своем приняла за ворота, было просто мостом над местом слияния ручьев. А храмы и специальная площадь для танцев оказались вовсе не в центре города, ибо центром считается Священный Стержень, а значительно дальше, и располагались они по одному из витков двойной спирали — разумеется, по правому — прямо среди лугов, что начинаются сразу за главным зернохранилищем города. Ну и так далее…

Но у меня нет возможности, подобно археологам, начать здесь раскопки и надеяться при этом найти осколок черепицы с крыши, переливчатое стеклышко — ножку бокала для вина — или керамическое блюдце от солнечной батареи, или маленькую золотую монетку из Калифорнии, точно такую же (ибо золото не ржавеет), как была отчеканена где-нибудь в городке золотоискателей и потрачена на шлюх или земельный участок в Сан-Франциско, а потом, возможно, была переплавлена и какое-то время служила обручальным кольцом, а потом спряталась где-то в глубоком подземелье, что, возможно, даже глубже шахты, в которой некогда было добыто то золото, и никто, никакая полиция не смогли его отыскать, а потом, побыв колечком, оно превратилось в солнышко с золотыми кудряшками лучей и было подарено искусному ремесленнику в честь его великого мастерства… Нет, ничего подобного я там, увы, не найду! Его там просто еще нет. Нет там этого маленького золотого солнышка — как они говорят, оно не живет в Домах Земли. Оно — там, в воздушных высях, в неведомых просторах, что лежат за пределами сегодняшних дней и ночей, в Домах Неба. Мое золотое украшение прячется среди черепков разбитого кухонного горшка на том конце радуги. Копайте там! Интересно, что вы обнаружите? Ну конечно, семена! Семена дикого овса.

Я могу пройти через поля, заросшие диким овсом и чертополохом, между домами того маленького городка, который так долго искала и который называется Синшан. Потом миную городскую площадь и Стержень и окажусь прямо на площади для танцев. Вон там, к северо-востоку, где сейчас растет этот могучий дуб, будет находиться хейимас Обсидиана, а совсем рядом — хейимас Синей Глины, покопайте-ка там, на северо-западном склоне горы; чуть ближе ко мне и ближе к Стержню расположена хейимас Змеевика; потом обе хейимас Красного и Желтого Кирпича — на юго-восток и юго-запад у тропы, ведущей к ручью. Им придется осушать это поле, если они захотят построить там хейимас, что они, по-моему, и сделают: построят под землей свои храмы, и только их пирамидальные крыши с окнами фонарем будут видны отсюда да украшенные орнаментом входы на лестницы. Это я способна видеть довольно ясно. Здесь мне позволено видеть внутренним взором все что угодно. Я могу стоять посреди пастбища, где пока что нет еще ничего, кроме солнца и дождя, дикого овса и чертополоха да диких зарослей козлобородника; здесь не пасутся тучные стада, только мелькнет порой дикий олень, но я могу стоять здесь и видеть, закрыв глаза: площадь для танцев, ступенчатые крыши хейимас, луну, словно выкованную из меди, прямо над хейимас Обсидиана. Ну а если я прислушаюсь, то неужели не смогу услышать их голоса своим внутренним слухом? А вы, Шлиман, слышали голоса на улицах Трои? Если да, то и вы тоже были сумасшедшим. Все троянцы давным-давно умерли, три тысячи лет тому назад! Но кто из них дальше от нас, кто более недостижим, кого труднее услышать — мертвых или еще не рожденных? Тех, чьи кости истлели в зарослях чертополоха под землей, под надгробиями Прошлого? Или тех, кто скользит невесомо в мире молекул и атомов, там, где столетия пролетают как день, — прекрасных людей, живущих у подножия огромной, похожей на колокол Горы Вероятного?