Mercedes Lackey - Сломанная стрела

Мерседес Лэки

Сломанная стрела

Глава первая

«Мы могли бы быть братом и сестрой, — думал Крис, поглядывая на сотоварища-Герольда. — Может, даже близнецами…»

Тэлия сидела на Ролане легко и непринужденно — сказывалось то, что в течение ее стажировки на севере они большую часть времени проводили в седле. Посадка Криса была столь же раскованной — по той же причине. После столь долгой практики оба легко могли бы есть, спать… да, и, возможно, даже заниматься любовью, не сходя с седла! Первые две вещи они проделывали, и неоднократно. Третьего не делали ни разу — но Крису доводилось слышать сплетни о Герольдах, которые пробовали. Звучало не настолько интересно, чтобы ему действительно захотелось попытаться.

Они рассчитывали добраться до столицы и Коллегии ранним вечером, посему оба облачились в самую лучшую и чистую форму. Белые одежды Герольдов, предназначенные для полевой службы, шились из прочной кожи, но после восемнадцати месяцев в поле у Криса с Тэлией осталось только по одному более или менее приличному комплекту, и они берегли его для сегодняшнего дня.

— Значит, мы выглядим пристойно. И не более, — простонал про себя Крис, скорбно разглядывая левое колено. Кожаная штанина износилась настолько, что слегка замахрилась — что означало, что она приобрела склонность пачкаться. А уж на Белом грязь видна хорошо; после целого дня езды верхом форма обоих Герольдов слегка посерела. Может, на взгляд поверхностного наблюдателя и нет, но Крис заметил.

Тантрис сделал курбет, и до Криса вдруг дошло, что его Спутник с Роланом на пару хорохорятся.

— Нарочно, двуногий братец, — пришло мысленное послание Тантриса, окрашенное намеком на смех, — Раз вы двое такие жуткие оборванцы, мы подумали, что надо отвлечь от вас внимание. Когда мы так выкамариваем, на вас никто и не посмотрит.

— Спасибо — еще бы.

— Кстати, вы не могли бы сойти за близнецов: у ее волос слишком рыжеватый оттенок, и она чересчур мала ростом. Вот просто за брата и сестру — да. Хотя откуда у тебя голубые глаза…

— У меня в роду много голубоглазых, — ответил Крис с деланным возмущением. — И у отца, и у матери глаза голубые.

— Тогда, если бы вам захотелось быть братом и сестрой, вашей матери пришлось бы прятать в сундуке Барда, чтобы Тэлия получила карие глаза и вьющиеся волосы. — Тантрис сделал скачок и выгнул шею, лукаво скосив на своего Избранника сапфировый глаз.

Крис исподтишка еще раз глянул на свою стажерку и пришел к выводу, что Тантрис прав. Волосы Тэлии и в самом деле слишком отливали рыжим и вились, чтобы выйти «из той же корзинки», что и его прямые иссиня-черные пряди. И Тэлия еле доставала ему до подбородка. Но у обоих Герольдов были тонко очерченные, суживающиеся к подбородку лица — и к тому же одинаковая манера двигаться.

— Альберихова выучка. И Керен.

— Вероятно.

— Но ты смазливее ее. Что, впрочем, тебе известно. Крис от неожиданности расхохотался, и Тэлия вопросительно посмотрела на него.

— Дозволено ли будет спросить?…

— Да Тантрис, — ответил Крис, полной грудью вдыхая весенний воздух и посмеиваясь. — Дразнит меня за тщеславие.

— Как бы я хотела, — отозвалась Тэлия с ноткой зависти в голосе, — когда-нибудь смочь вот так говорить с Роланом.

— Радоваться надо, что не можешь. Ты избавлена от множества шпилек и подколок.

— Сколько нам еще до дома?

— Чуть больше часа. — Крис с явным удовлетворением оглядывал зеленеющий ландшафт, то и дело глубоко вдыхая пахнущий цветами воздух. — Ставлю серебряную монету, что знаю, о чем ты думаешь.

— Так много? — Хмыкнула Тэлия, поворачиваясь в седле, чтобы взглянуть ему в лицо. — Медяк был бы более уместен.

— Позволь уж мне судить. В конце концов, спросил-то я.

— Вот именно.

Несколько верст они проехали в молчании: Крису хотелось предоставить Тэлии возможность ответить, когда сама захочет. Тихий перезвон подуздных бубенцов и копыт Спутников по твердому покрытию Торгового Тракта звучали успокаивающей музыкой.

— Об этике, — сказала Тэлия наконец.

— Уф, что за серьезный предмет для размышлений!

— Думаю, да… — Тэлия явно вновь ушла в себя; глаза ее затуманились, и Крис кашлянул, чтобы снова привлечь ее внимание.

— Ты куда-то пропала, — мягко упрекнул он подпрыгнувшую от неожиданности Тэлию. — Ну, так ты говорила — этика. Этика чего?

— Моего Дара. Особенно его использования…

— Я думал, ты разобралась с этим.

— В ситуации опасности — да. В ситуации, когда в рамках нормального судопроизводства не существовало подходящего и справедливого наказания.

— Тому… что детей насиловал?

— Именно. — Тэлию слегка передернуло. — Мне казалось, я уже никогда не почувствую себя чистой после соприкосновения с его разумом. Но — что я могла с ним сделать? Приказать казнить? Это… было бы недостаточной карой за то, что он совершил. Заточить в тюрьму? Никуда не годится. И, как бы мне ни хотелось медленно разорвать его на куски, Герольды пытками не занимаются.

— Так что же ты все-таки с ним сделала? Я имею в виду, в подробностях. Раньше ты не хотела об этом говорить.

— Применила… что-то вроде приема душевного целительства, только навыворот; основой послужило то, что я — проецирующий эмпат. Не помню, как Деван это называл, но ты привязываешь к какой-то конкретной мысли другую мысль или набор чувств, который выстраиваешь сам. Затем каждый раз, когда такая мысль приходит человеку в голову, с ней приходит и то, чего хочешь ты. Как с Востелом — всякий раз, когда он думал, что сам виноват в случившемся, ему тут же приходило на ум то, что вложила в него я.

— А именно? Тэлия усмехнулась.

— «Ну уж в следующий раз я такого дурака не сваляю!» А когда он уже готов был сдаться от боли, то думал: «Но сегодня уже не так плохо, как вчера, а завтра станет еще лучше». Фактически, без слов — одни чувства.

— В данном случае чувства работали лучше всяких слов, — задумчиво пробормотал Крис, рассеянно отгоняя муху.

— То же самое сказал и Деван. Ну вот, я проделала нечто в таком роде с той… тварью. Взяла худшие воспоминания его падчерицы и привязала ко всем его мыслям о женщинах. И позаботилась о том, чтобы ему казалось, что жертва — он сам. Ты видел, что случилось.

Крис поежился.

— Он свихнулся. Просто рухнул с пеной у рта.

— Нет, он не сошел с ума. Просто сам себя запер в бесконечном повторении того, что я в него вложила. Достойная кара: он испытывает в точности то же, чему подвергал своих падчериц. Это справедливо, по крайней мере, на мой взгляд, поскольку, если он когда-нибудь изменит свое отношение к содеянному, то сможет освободиться. Конечно, тогда, — Тэлия скорчила гримасу, — он, вполне возможно, запляшет в петле за убийство старшей падчерицы. Закон запрещает казнить умалишенных, но не щадит тех, к кому вернулся рассудок. Наконец, то, что я сделала, должно удовлетворить его падчерицу, которая, в конечном счете, и есть та, кому я всем сердцем желаю выйти из всей передряги здоровой душевно.