Вилл Третьяков - Увидеть Дракона…

Вилл Третьяков

Увидеть Дракона…

Ф.Е.Б. - с любовью, без веры и надежды.

Я убил его с неестественной легкостью. Я увидел его издали, с пригорка, на пологом склоне с кустами можжевельника среди редкой жесткой травы. Вверх да вниз плыла дорога, и я плыл, покачиваясь в седле, и копье мерно ходило вверх-вниз, упертое древком в гнездо стремени. Погожий, пригожий день расцветал, канун яблочного Спаса, и ветер, налетавший спереди и сбоку, был чист и свеж. А говорили о дремучем драконьем смраде на милю в окружности. Говорили. В коллеже Ордена я был обучен трудному военному ремеслу и всем подлым уловкам обитаемого мира. Нам передавали те крохи знаний о чудесном, которые сохранялись в памяти и древних свитках спустя века после встречи с ним. Миниатюры — дракон, пожирающий пустынника Никомеда и деву Олеонору, дракон в небе над башнями астрологов. Дракон в ярости. Спящий дракон. Мертвое знание, бесплотные сотни слов страшной речи чудовищ. Кто из наших магистров видел в натуре хоть изумрудную чешуйку с хвоста? Опыт дракоборцев старых лет выродился в изощренный ритуал, и немногие всерьез верили в сказки о крылатых ящерах. И вот я рискнул отправиться вслед баснословному Этерику Магнусу. До половины его путь был хорошо известен. До гор Желания, до перевала семи троп. Но перевала более не существовало, охотники ходили по одной тропе. Да и та обрывалась на непостижимой высоте, приводя к разлому без дна, всегда затянутого клубящимся туманом.

Эхо дробило и множило звуки. Белый пар окутывал ноздри наших коней, в сумерках скалы чернели, и снег становился лунным, синим. Каменная мелочь ссыпалась из-под переступающих подкованных ног.

— Сюда приходили они все, — мой проводник Элайя повел над пропастью рукою в рукавице толстой вязки. — Доблесть во взоре, и крепость тела, и твердыня духа. Они бы бросили вызов самому дьяволу, они верили в себя, но биться лбом в глухую стену… Ведь такая стена надежнее прочих, мастер Вилл, согласись.

Темнело быстро, и холод сковал сочленения моего панциря. Я с усилием кивнул, говорить не хотелось. Эх, мальчишка, ты решил преуспеть там, где отступали поколения отважных.

— У всех у них, — внезапно громче заговорил Элайя, — были чересчур трезвые головы. Конь не птица, и облако не пух. И магией они не владели. Они поворачивали вспять, убедившись в справедливости старой легенды. И до сих пор тень доброго Этерика напрасно ищет покоя в диких горах. Но пришел заветный день. Ты явился. Да ты и не мог иначе.

Я еле различал, как шевелятся заросли его усов в ледяной корке. Я бы хотел посмотреть ему в глаза.

— Какого же лешего ты молчал всю дорогу? Я ведь сказал тебе, что хочу только взглянуть на это гиблое место. Не больше. Я же еще… Я же щенок для такого дела.

— Тебя ведет твоя судьба, ее же не обманешь. Каждый твой следующий шаг уже предречен, теперь тебя будут направлять все встречные. А я лишь первый в их цепи. Здесь мясо, хлеб и ячмень на три дня.

Он вдруг заторопился. Я чуть было не упустил горловину объемистого тюка.

— Быстрей. Доверься мне. Небо почти черно. Сказано: «На грани черной ночи избавитель пройдет сквозь стену из ветра и туч и, проблуждав три дня, к исходу третьего увидит костры в долинах злосчастной страны Мо».

— И это я убью дракона?

— Ты одолеешь его, да, да, если только сейчас решишься на безумство. Вперед, мастер Вилл, вперед…

Не знаю, уж чем он кольнул Семле — ножом, шилом ли, — мы обрушились в пропасть, и мой предсмертный вопль заглушил крик полоумного старика:

— Тюк держи, тюк!

Какое-то время мы летели одним целым, потом медленно разъединились, я с перехваченным судорогой горлом, с тюком в обеих руках, и слепо дергающий тонкими ногами Семле. Сердце затрепетало и остановилось, зашлось в древнем ужасе падения. Я ничего не видел больше, только свистело в ушах, и безуспешно силился вздохнуть… Потом что-то упругое, подающееся, остановило меня. Я проваливался сквозь мокрый легкий пух, и слой за слоем он гасил скорость моего полета, это был не снег… Это был туман на дне ущелья! Стена из ветра и туч. Сильный удар по плечу вывел мое дыхание из спазмы. Железом по железу. Подкова Семле. Краем сознания я взмолился, чтобы не оказаться на земле раньше него и под ним. Дышать было еще трудно, но меня захватила бурная радость и понесла, взмывая с каждым новым облаком. Только в снах я парил так над землей, сознавая свою полную безопасность, хочешь опуститься — прижми коленки к груди, и камнем, бесплотным камнем вниз. К камням я все-таки приложился основательно.

Туман подо мною засветился, все ближе передавали меня его воздушные пелены-перины, и вот я выскользнул из последней и с высоты увидел ад. Из скалы вязко вытекала бурая лава в оранжево-багровых ярких пятнах. Было светло, свет играл на вонючих дымах над лавой, на камнях в липкой горячей грязи, на множестве луж черной жижи, радужных пузырях. Временами скала выпускала густые стаи шипящих искр, как с точильного колеса. Я стукнулся правым боком и заработал обширный синяк на руке. Семле опалил шкуру, и я битый час тянул его с места. А потом сам не мог взобраться в седло, меня трясла частая дрожь, и мы потащились вдоль лавового потока. Кирасу я без сожалений бросил у истока огненной реки, оставил только меч в кожаных ножнах, поднял кверху наушники глубокой шапки волчьего меха и распахнул полы полушубка. Ветер и холод бесились поверху. Я не знал куда идти, лишь бы вперед и прочь отсюда. Лава пугала меня, но она давала свет и тепло. И направление. Недолго мы прошли, но достаточно, чтобы привыкнуть к этому окружению. И наконец я просто отвел Семле в сторонку, под плиту розового гранита в блескучих зернах, навесом выдававшуюся из ровной скалы. У меня еще достало воли подвесить ему на шею торбу с ячменем и самому покусать холодный каравай. А потом я заполз, стеная и содрогаясь, в тесный спальник и отрубился до утра под свист, и рев, и шип, и вой волков, и хрип грифонов в удаленных пещерах, и рокот обвалов. Я был заговорен ото всех опасностей, и тень доброго Этерика хранила меня.

С ним я встретился на второй день блужданий. Старые кости не испугали меня, мальчишкой пережившего пятилетнюю резню за веру в наших краях. Его герб я узнал сразу. Этерик Магнус — небесный патрон нашего ордена, его житие входит в Большой Канон. А теперь я видел его въявь, и тяжелые глыбы попирали его прах. Тут ли он погиб под ними, то ли они нагромоздились за последующие столетия. Шкуры и ткань истлели, а доспехи были непоправимо погнуты и зияли красными ржавыми ранами. Стальные щит и шлем магической закалки уцелели. Спасли бы они его от каменного шквала? Но в любом случае только ненормальные странствуют в горах с грузом сильного мула на шее и левой руке. В Каноне сказано, что Этерик дошел до страны Мо, и тамошний дракон извел его хитростью, пустив большой пал по лесу навстречу герою. Однако по всему он так и не выбрался из скального лабиринта. Встреча с ним одарила меня немногим. Шлем был велик и массивен, щит вовсе неподъемен. А легкое и длинное копье белого камня пошло мне впрок, то самое, которое «…сгибалось в кольцо и разгибалось без изъяна, било без промаху и сразило пять десятков монстров, не горело в пламени земном и подземном…». И в воде не горело, и в огне не тонуло — как издевались мы, желторотые школяры-зубрилы. Вот оно в моей руке, прохладная ребристая кость на ощупь, легче тисовой жерди, с которой мы работали месяцы напролет. Но я даже не попытался его согнуть, я вырос из того возраста, а хмурые мужчины знают себе цену и не верят в чудеса. По крайней мере, чудеса невольные. На чаше гарды изнутри были неровно процарапаны крестики и притерты чем-то черным, вроде сажи, чтоб заметней стали. Я насчитал четырнадцать таких значков и послал мысленный привет моему каноноучителю отцу Адальберту и кафедрам каноноучения вообще всех коллежей Ордена Дракоборцев. Какая каша заварится! На всех изображениях, витражах, покровах нимб св. Этерика состоит из пятидесяти звездочек, это еще из вопросника младшей ступени.