Рейнеке Патрик - Ива и Яблоня: Новое платье королевы

Рейнеке Патрик

Ива и Яблоня: Новое платье королевы

По лесу шла девочка. В руках у нее была корзинка, внутри которой виднелась клетчатая салфетка. Шла она, словно в сказке — так и подмывало спросить, к кому она идет и что в корзинке. По крайней мере, оттуда, откуда он смотрел на нее, свесившись головой из ветвей огромного дуба, девочка выглядела довольно сказочно. Сам он, помнится, был вождем ирокезов — голубиные перья за ухом, на лбу цветная повязка, — и уже полчаса наблюдал за тропой, высматривая, не покажутся ли из-за деревьев красные мундиры. Но вместо враждебной армии на тропинку вышла она. Лет ей было девять или десять. Впрочем, по тем, что из народа, не всегда можно сказать, какого они возраста. От ежедневной работы они все кажутся старше. Вот и эта тоже явно шла куда-то по делу. Несмотря на это он все же решил завязать разговор и, когда она поравнялась с дубом, швырнул в нее желудь.

— Эй, стой! Куда идешь? — крикнул он грозным голосом. — Никто не смеет ходить по моему лесу без разрешения.

Она подняла на него глаза и посмотрела с тем выражением, с каким все девочки смотрят на всех мальчишек.

— Это мой лес, — внятно сказала она.

Это была очевиднейшая наглость.

— Нет, правда, — сказал он примирительно. — Он действительно мой, по всем законам. Ну, или будет моим, когда я вырасту.

— Он мой. Потому что я здесь живу.

Повернулась и так же не спеша пошла дальше.

Потом он видел ее еще раза четыре. Два раза на матушкины именины, на годовщину родительской свадьбы, и на какой-то еще праздник, по поводу которого устраивался во дворце бал. Она приходила к замку со стороны заброшенного сада, скидывала деревянные башмаки и, сверкая голыми пятками через дыры в чулках, забиралась на дерево. Оттуда, прижавшись к стволу, она, как завороженная, следила за силуэтами людей, мелькавшими в больших окнах аванц-залы. Он смотрел на нее, сам спрятавшись на другом дереве, и ему безумно хотелось оказаться в той чудесной стране, которая должна была отражаться в ее глазах. Собственно, ради этой волшебной страны, которую сам он видеть не мог, он и сбегал из дворца. И никакие наказания не могли его остановить. Потом она почему-то приходить перестала, хотя он так и просиживал все праздничные вечера в заброшенном парке, каждый раз придумывая новый способ улизнуть от приставленных к нему людей. А потом он вырос, уехал за границу, и что с ней стало, узнать было неоткуда. Может быть, она умерла. А если и жива, то давно уже могла выйти замуж. Да и в любом случае, на этот раз сбежать из дворца, как в детстве, уже не получиться…

Окна его комнаты выходили на северо-запад. В детстве он любил просыпаться до рассвета и смотреть, как сначала медленно светлеет небо, резко вычерчивая темную линию гор о правую руку, затем неожиданно на другой стороне вспыхивает золотом вершина Кёнигшпиц. Воздух над долиной постепенно становится все более прозрачным, уже можно разглядеть пятно города и разбросанные внизу среди полей и пастбищ фермы. Это значит, что солнечный диск уже показался из-за невидимого отсюда Санкт Эммерама… Последний год в Вене он с тоской в сердце думал о предстоящем возвращении домой и том, что всю свою жизнь будет принужден провести в этой долине, всякий день видя вокруг себя одни и те же знакомые с детства вершины. Но сейчас, стоя перед окном, и глядя на раскинувшиеся внизу поля и леса, он вдруг почувствовал, что его место здесь.

Внизу серебряной ниткой блеснули в лучах восходящего солнца воды Ау. Приток притока Великой реки. Народная мудрость пренебрегает мнением ученых географов, и здесь издавна говорят: "Рейн начинается в Оберау". Помимо выражения локального патриотизма, эта фраза имеет и другое значение: "Все великое начинается с малых дел". Пора было спускаться к завтраку, чтобы решить одно такое малое и вместе с тем малоприятное дело…

— Горничная сказала мне, что будет устроен большой бал в честь дня рождения его высочества принца Гортензия.

— Прости, я прерву тебя. Ты разговариваешь с горничными?

— Да, матушка, и при этом не считаю их людьми второго сорта.

— Это очень вредное веяние. Тебе надо будет пересмотреть свои взгляды на жизнь. Но что же тебя так удивило? Мы всегда устраивали балы по таким случаям.

— Ожидается, что на балу принц выберет себе невесту…

— Ожидается? Ты, должно быть, не в курсе, но это событие ожидается уже много лет. Но поскольку его высочество предпочитает жить заграницей и интересоваться всем на свете, кроме положения дел в его собственной стране, ожидание это несколько затянулось. Так что на этот раз речь идет, увы, не об ожидании, а об официально объявленной помолвке.

Он знал, что когда-нибудь это должно было случиться, но…

— Почему так скоро? Я едва успел вернуться.

— Потому что, как это ни печально, но настало время платить по счетам. Мы разорены, и надеюсь, для тебя это не секрет. И для того, чтобы по-прежнему жить в кредит, нам необходимо пойти на определенные уступки. Отец, как ты уже успел заметить, сильно болен. Он практически не участвует в управлении страной. Достаточно скоро ему придется объявить тебя соправителем и передать власть в твои руки. Наши кредиторы хотят быть уверены в том, что страна окажется в руках зрелого человека, с которым можно иметь дело.

Отец сидел тут же за столом, глядя перед собой и мерно покачивая головой в такт словам матери. Не понятно было, слышал ли он, о чем идет речь, или был погружен в свои мысли. И то обстоятельство, что мать говорила о нем в его присутствии так, как будто бы его рядом не было, да и сам он только сейчас взглянул на него, говорило о многом.

— Уже есть какие-то договоренности по поводу кандидатуры?

— Да, определенные договоренности есть. Девушка должна быть католического вероисповедания, говорить по-немецки, и… она должна быть из Оберау.

К этой новости он был не готов.

— Как, из Оберау? В Европе не осталось незамужних принцесс?

— Незамужних принцесс-католичек, готовых поселиться в нашей глуши и связать свою жизнь с потомком купцов и ремесленников? Я уже не говорю о твоей достойной репутации, — помрачневшим голосом добавила она.

К сожалению, мать была права. И он сам прекрасно понимал это. Все члены королевской фамилии по возможности стремились отсюда уехать. Кто же поедет сюда по доброй воле?

— Имей в виду, что ни твоего прадеда, ни твоего деда, ни твоего отца эта перспектива не испугала. В нашем доме никогда не было иностранок, и королевский совет счел необходимым продолжить эту традицию.

— То есть для того, чтобы нам и дальше, как вы говорите, матушка, жить в кредит, нам необходимо породниться с кем-то из наших кредиторов?