Алексей Лебедев - Легенды Аркхэма

Алексей Лебедев

Легенды Аркхэма

Свет на чердаке

Я встретил его в Хэллоуин на развилке дорог у пика Эйлсбери.

Собственно, сначала я просто увидел машину, одиноко стоящую на обочине, и остановился спросить, не нужна ли помощь.

В этом немолодом и грузном человеке мне сразу почудилось что-то необъяснимо знакомое. Но согласитесь, странно было видеть товарища студенческих лет постаревшим.

— Рэй, это действительно ты? — меланхолично спросил он.

— Элайя? — в свою очередь, удивился я. — Элайя Новак? Сколько лет, сколько зим… Что случилось?

— Ничего, — ответил он, вновь уставившись куда-то вдаль. — Просто задумался.

— Ага, — сказал я. Новак всегда был необычным человеком, и с этим нужно было смириться.

— Ты никуда не торопишься? — вдруг спросил он.

— Да нет!

Я решил, что он хочет предложить пойти куда-нибудь опрокинуть стаканчик за встречу и вспомнить старые времена, но у Элайи оказалось на уме нечто другое:

— Я был бы очень признателен тебе, Рэй, если бы ты согласился поехать со мной в одно место… Это старый дом, милях в пяти отсюда. С этим местом связаны детские воспоминания… и ночные кошмары, которые мучат меня теперь. Порой я уже не знаю, Рэй, где сон, а где реальность. Я хочу, чтобы ты пошел туда со мной и сказал — видишь ли ты то же, что вижу я? Для меня это очень важно.

Всю эту странную тираду он произнес в своей обычной манере — тихим монотонным голосом и как по-писанному. В пору учебы в университете Элайе сулили блестящее будущее, но эксцентричность характера и трудности в общении с людьми помешали ему сделать карьеру. Друзей у него всегда было немного, и я когда-то входил в их число, но с тех пор минуло четверть века — чем и как он жил эти годы, мне было неведомо.

Наверное, следовало бы отказаться и не лезть в это темное дело. Но я не мог оставить старого друга в таком состоянии — если бы с ним что-нибудь случилось, я не простил бы себе этого.

— Хорошо, — согласился я. — Поехали.

Мы проехали несколько миль в сторону Данвича, этой самой гиблой дыры в Массачусетсе, и притормозили около большого замшелого камня, бог весть с каких пор стоящего у дороги. Должно быть, когда-то он скатился с горы, чью вершину от нас скрывал дремучий лес.

— Здесь, — сказал Элайя дрогнувшим голосом. И замолчал надолго.

— А где же дом? — попытался я вывести его из комы.

— Дом… — повторил он. — Дом там, выше… Ладно, пошли.

Мы стали подниматься вверх по склону, причем Элайя не проявлял особой прыти, поминутно оглядываясь по сторонам, а мне приходилось тащиться следом. Лесная тропа, по которой мы шли, совсем заросла — должно быть, ей не пользовались много лет. Ветки деревьев задевали за лицо и одежду. И честно говоря, чем дальше, тем больше я злился на старого друга за это непредвиденное путешествие. Когда я уже хотел открыто заявить ему об этом, мы наконец пришли.

Дом на поляне действительно выглядел довольно старым и зловещим — впрочем, в округе много таких домов, и некоторые даже с обитателями…

Увидев этот мрачный призрак прошлого, Элайя охнул и остановился.

— Что, сердце? — испугался я.

— Ничего, ничего… — прошептал мой друг. — Просто он совсем такой же, как в моих снах. Ты тоже видишь его, Рэй? Тут нет ничего необычного?

— Дом как дом, — пожал плечами я. — Здесь что, когда-то жил твой дедушка?

— Дедушка? — нервная гримаса перекосила лицо Элайи. — Н-нет… Слушай, прежде чем мы войдем внутрь, я должен поведать тебе одну историю. Это история моего детства. Она, наверное, покажется тебе безумной, но ты можешь потом проверить ее в полиции штата. Впрочем, всех подробностей я не рассказал даже им…

Ты знаешь меня как Элайю Новака, но моя настоящая фамилия — Лэмб. Мои родители, Питер и Джессика Лэмб, были родом из Бостона. Они погибли в автокатастрофе на горной дороге близ Данвича. Мне было тогда шесть лет, и я выжил. Меня нашел и забрал к себе человек в черном балахоне. Я никогда не видел его лица. Впрочем, может, и видел, но теперь не могу вспомнить… Он учил меня какому-то колдовству, Рэй, и часто запирал на чердаке — видишь, под двускатной крышей, где забито досками окно? Человек в черном сажал меня на маленький коврик с узорами — вроде тех, которыми пользуются арабы, — и зажигал старинную масляную лампу с багровым пламенем, источавшую терпкий аромат. Багровый свет озарял бревенчатые стены чердака, кругом шевелились тени… А потом эти стены исчезали, открывая безграничную тьму. Там гулял ветер и слышалась музыка, Рэй. И оттуда приходили чудовища.

Я не могу вспомнить, как они выглядят. Каждый раз, когда я вижу это во сне, то просыпаюсь с криком ужаса, в холодном поту. И в памяти остается только ощущение чего-то изменчивого, извивающегося, бесконечно чуждого разуму человека. Иногда мне кажется, если я приму то, что вижу, Рэй, то уже не буду таким, как прежде… Как ты думаешь, можно сойти с ума во сне?

Но что интересно, Рэй, в детстве я совсем их не боялся! Мне кажется, мы проводили вместе немало времени и даже играли, хотя теперь и представить страшно, во что. Потом я сбежал оттуда и, добравшись до человеческого жилья, рассказал обо всем. Только о чудовищах умолчал. Должно быть, я был умен не по годам, и смекнул, что к чему. Иначе, как пить дать, загремел бы в психушку, и никогда не завел бы таких приятных знакомств, как с тобой, Рэй!

Я видел, что Элайя пытается шутить — как всегда, неудачно. Но мне было совсем не смешно слушать эту безумную, но почему-то убедительную в устах моего друга историю посреди дремучего леса, тревожно шумящего на ветру, в двух шагах от зловещего старого дома, под хмурым осенним небом.

— Потом я попал в приют, — продолжил свое повествование Элайя. — Не очень-то веселое было время… Но скоро меня усыновили Новаки, и с тех пор я живу под этой фамилией. Я никому не рассказывал свою историю, даже самым близким друзьям. Ты — первый!

Наверное, я должен был гордиться такой честью, но мне было как-то не до того. Однако теперь я начинал понимать многие странности в поведении Элайи — очевидно, они были вызваны душевной травмой, полученной в детстве. Если бы тогда с ним поработал психолог, все могло сложиться иначе… Хотя нет, какие в те годы были психологи!

— Теперь ты понимаешь меня, Рэй? — обратился ко мне друг. — Я хочу пройти этот путь до конца, вернуться к истоку моих страданий. Ты видишь — я старею, и меня начали мучить кошмары из детства. Сорок лет прошло, а этот проклятый дом стоит и ничуть не изменился!