Валерий Атамашкин - Избранный. Печать тайны

Избранный. Печать тайны - Валерий Атамашкин

ПРОЛОГ

***

– Турек, я не играю по чужим правилам.

У короля слезились глаза. Турек до крови прикусил губу.

– Я знаю, брат, я все знаю, но…

– Но?! – взревел король. – Что но? Ты хочешь, чтобы я отдал ребенка? – Грозный взгляд короля метал молнии, желваки ходили взад-вперед. – Не бывать этому! Сами Боги подарили мне малыша!

Турек задумался, его рука скользнула по плечу брата. Пальцы сжались. На гневный взгляд брат отвечал брату холодным спокойствием.

– Ты уверен что это твой сын? – спросил он.

Они долго смотрели друг другу в глаза. Никто не смел моргнуть. Лишь часы настойчиво, удар за ударом, маршировали по циферблату. Перед глазами Турека стоял древний как само мироздание обряд. После рождения наследника, ребенка ложили в корзину и опускали в океан. Считалось, что тот ребенок, которого морская волна выбросит обратно на берег достоин престола. Ребенка короля, в корзине подхваченной волнами, унесло в океан. По королевству был объявлен траур. Однако на третий день волны выбросили на берег корзину. В ней лежал малыш. На плече ребенка отпечаталась черная как смола метка, которую поначалу приняли за родовое пятно. Тогда все думали, что наследник вернулся.

Турек понимал, что король не ответит.

– Ты должен! – сказал он.

Взгляд без толики сомнений пытался проникнуть королю в душу. Могучий владыка не выдержал и отвернулся. Свеча на столе горела в полумраке и освещала маленькую комнату. Глаза короля блестели. Он смотрел в окно, широкая могучая грудь содрогалась немыми рыданиями.

– Я не могу, – тихий голос обогнул комнату.

Турек остался недвижим.

– Совет прав.… Это пророчество, Халиф.

Колыхнулось пламя свечи.

– Марионетки, – прошипел владыка, голос обжигал твердостью. – Марионетки, глупцы. Неужто им не понять истины?

– Ты не прав, брат. Пророчество! Ты же сам не раз перечитывал главы «Вех» – Турек врезал кулаком по столу. – Никто из них не перечил королевской воле! Никогда! Ты думаешь, им легко дался приговор?

Король не ответил.

– Марекон лично ходатайствовал за отложение дела во втором заседании.

– Бред! Это ничего не могло изменить, – вздохнул Халиф.

Турек кивнул.

– И мы оба это прекрасно знаем. Это судьба.

Халиф печально улыбнулся.

– Этот ребенок… Он судьба. Он дал смысл моей жизни, спас престол. Когда я нашел его на берегу, то не знал, что все обернется так. В нем сила, брат. В нем. Он нем может умереть, – по суровому лицу повелителя скатилась слеза и затерялась в густой бороде. – Рок ждет каждого, – добавил он задумчиво. – Он меченый, брат. Мой сын – меченый.

Турек почесал бороду. Он видел, как мучился брат.

– Есть понятие, но нет четких рамок. Нет рамок, значит, есть простор.

Король наморщил лоб, а Турек скрестил руки на груди и уставился в одну точку. Повисло молчание. Тихо тикали часы, которых никто не слышал. Турек замер.

– Есть простор, но нет понимания, Халиф, – он кивнул, пальцы забарабанили по столу. – А если есть понимание… – Турек похлопал короля по плечу. – Все будет хорошо, мой брат. Я знаю выход, Халиф.

***

Палящее солнце лениво спряталось за горизонтом, и дышать стало легче. Неожиданно проснувшийся ветерок хлопал настежь распахнутыми окнами и теребил шторы на третьем этаже в небольшой комнате, служившей кабинетом. Сквозняк, гуляя по комнате, то и дело перебирал листочки на столе. Грузного вида старик, с солидным, спрятанным под столом пузом, торопливо накрывал бумаги папками, дабы они не разлетелись вокруг или, чего доброго, сквозняк не сдул их на улицу. Но проснувшийся ветерок не собирался сдаваться, и на пол спланировал первый лист, на котором рукой старика были записаны кое-какие пояснения по одной из заявок. Толстяк беззвучно выругался, а затем уже вслух добавил.

– Так дело не пойдет.

Кряхтя, он поднялся из-за стола и на своих маленьких, коротких ножках засеменил к оконным проемам, чтобы закрыть ставни на щеколды. Очередной рабочий день клонился к концу. Толстяк задернул шторы и улыбнулся.

– Вот и все, – прошептал он. – Так и справляемся. М-да, – выдавил он.

На вид ему было около семидесяти лет. Он был маленького роста, с короткими руками и ногами, аккуратно зачесанными назад волосами и большим носом, необычайно сочетающимся с широким красным лицом и желтыми зубами. Где-то в волнах морщин плавали маленькие озорные глазки. И что самое удивительное – старик не был гномом, о чем можно было бы подумать, увидев его впервые, а был, самым что ни на есть, обычным человеком. Поэтому, каждое утро он брился нарочито тщательно, дабы показать, что не имеет даже намека на бороду.

Он поправил деловой костюм и скользнул взглядом по часам.

– Вот и еще один день долой, а как вас осталось мало, – прошептал толстяк и вздохнул.

Ловким движением старик зажег огниво и запыхтел трубкой, с наслаждением втягивая ароматный дымок. Свободная рука нащупала на столе кружку с чаем, старик отпил и отрыгнул. Сложный денек выдался, ничего не скажешь. Заявлений непочатый край, полсотни отказов. И перебором дырки не закроешь, да и всем не угодишь. Так что хочешь, не хочешь, а ждать до следующего года придется. Он присвистнул. Впрочем, работа была, есть и будет. Хотя, по добру по здорову, прием детишек был закончен еще вчера. Он покосился на край стола. Там лежала целая кипа бумаг. Старик застонал. Ужасно не хотелось работать, а времени до пяти осталось совсем чуть-чуть.

– Пятнадцать минут ничего не изменят, – выдавил он.

Руки потянулись к бумагам, и вся куча оказалась в ящике стола с короткой надписью «Работа». Где-то не хватало печати, где-то подписи, а где-то и полновесного объяснения в письменной форме о причине отказа…

– Надо бы не забыть про Хопса и Энорье, – сказал он вслух.

Старик отложил два дела в сторону и вытащил из кармана ручку.

– Хопса мы поместим… – он задумался. – На флот, а Энорье пойдет…

Старик посмотрел на лист, где в аккуратно очерченной рамочке хранились названия учебных заведений.

– У механиков перебор, в Дрогне своих хватает. Ага, вот. – Указательный палец остановился на разделе купцов и кузнецов. – Быть ему торговцем.