Александр Тюрин - Псих, или Танцы с Виртуэллой

Александр Тюрин

Псих, или Танцы с Виртуэллой

(c) Copyright 2001 Александр Тюрин

Email: [email protected]

WWW: http://rusf.ru/tjurin/ Date: 16 Oct 2001 -

Глава 1. Беспризорные пальцы

0. Алиса в Закавказье.

Когда-то ее звали Аня. Анечка. Еще она помнила, что ей когда-то не хотелось мыть руки перед едой. Перед бульончиком, фрикадельками, клецками, творожком, сметанкой, сладеньким. "Анечка, ешь бульончик. Как доказал академик Опарин, жизнь без него невозможна",– говорила бабушка. Теперь эта еда являлась ей только во сне: тетушки пышки, дядюшки пельмени, братцы голубцы. Разве можно их есть, их можно только трогать и гладить... Теперь ее не заставляли мыть руки. Еду, ставшую просто едой без каких либо отличий, бросали раз в день, прямо на земляной пол. Руки были покрыты коростой. Больная обветренная кожа срослась с грязью в какую-то едва гнущуюся бурую кору.

Вначале еще она вспоминала свои игрушки, Барби из хорошего дома и не слишком воспитанную Варьку, абсолютно дикого хомяка Фому, электронного кота Василевса, демонстрирующего нескончаемые чудеса техники, и безразмерную надувную динозавриху Диньку. Но потом она она перестала играть с ними внутри своей головы. Может потому, что они поднадоели ей еще там, в прошлой жизни. А может потому, что голова стала совсем маленькой и в ней ничего уже не помещалось. В этой яме голова засыхала и съеживалась как апельсиновая корка. Что такое апельсин? Апельсин – это разновидность солнца на земле. Солнца она никогда не видела, даже днем. Но вот ночью, сквозь небольшую щель, которую оставлял наверху "дедушка", чтобы можно было дышать, она видела кусочек звездного неба. И две-три звездочки. Она научилась различать их. Одна, совсем маленькая, по имени Аня. То есть, звезда только кажется маленькой на таком расстоянии. Cвет от нее летит сто миллионов лет, летит себе и страшно скучает. Еще у нее огромные руки и ноги. То есть звезда, конечно, шар...

Иногда удается почувствовать себя такой звездой, и тогда у нее есть ноги, чтобы бежать по небу бесконечно долго, и руки, чтобы ловить планеты, и дыхание, чтобы зажечь полмира. И после того, как она себя так почувствует, ей просто начхать и на эту яму, и на этот холод, и на этих кусачих букашек.

Люк заскрипел и открылся. Возникла голова "дедушки". Она называла его дедушкой за седые пряди в черной как гуталин бороде. А еще потому что он ни разу не ударил ее своей похожей на лопату рукой.

– Ну, невеста, вылезай.

– Гулять, да?

Неужели она сегодня сможет погулять? Ничего, что уже стемнело. Сейчас она увидит целое небо!

– Да что-то вроде этого.

Он опустил вниз лестницу и протянул руку, потому что задубевшим пальцам девочки было неудобно хвататься за перекладины.

– Ну как, ночью не холодно? – спросил он. Голос заботливый, но неужели он не знает, как тут может быть холодно. Наверное, не знает. Однако и она сейчас не так купается в соплях как раньше, привыкла что ли.

– Да ничего, терпимо, я же это шкурой закрываюсь, которая от мертвой овечки осталась. Овце ведь ночью не холодно.

Рядом с "дедушкой" появился другой – неприятный дядька. Когда ее привезли сюда, вытащили из машины и развязали глаза, перед тем как спустить в эту яму, она пробовала заплакать. Так он ей чуть ухо "с корнем" не оторвал. После этого у нее слезы навсегда прошли.

– Овэчка, овэчка, бьется так сэрдэчка...

Чушь какую несет. Дурак в натуре.

– У тэбя пальцэв мыного?

Вот липкий, как какашка просто. Не дает по небу гулять. А небо так близко. Там интересно, там, к примеру, есть и гиганты, и карлики. Но гигант не обязательно сильнее карлика. Крепенький карлик может гиганта распатронить, особенно если на пару с другим карликом. Распухший гигант может вдруг лопнуть, ошметки во все стороны, и на этом месте одна ерунда останется, черная дырка то есть.

Все качнулось перед глазами и ненадолго расплылось. Неприятный дядька еще раз встряхнул ее.

– Я жэ спрасил, у тэбя сколько пальцэв?

– Ну, десять, десять, разве не знаете?

– Одын лишний.

Дядька схватил ее за шею, сжав ее словно стальными клещами, и она подумала, что он сейчас задушит ее. И понадеялась, что ее шея не будет сильно сопротивляться, сейчас просто голова опухнет и лопнет...

Но клещи прижали ее щекой к какой-то склизской доске. Прямо перед глазом шевелила усиками, будто силилась пообщаться глянцевая жужелица. Там за жужелицей, виднелась кисть ее руки, лежащая на той же доске. А "дедушка" держал ее запястье и подносил широкий со следами грязи нож к ее пальцам. Кисть казалась жужелице огромной горой вроде того самого Эвереста, но в руке дедушки она выглядела чем-то незначительным вроде зубной щетки. Потом лезвие кинулось вниз. Она едва успела крикнуть: "Только не пальчик". Боль возникла как будто с другой стороны тела, а потом кинулась к руке ревущим шквалом. Где-то взорвалась звезда.

– А ты памачысь на нее и все прайдет... Всио прайдет, и пэчаль, и радость... Ну, нэ сможэшь сибя щэкотать в одном мэсте. Другой пащэкочет...

Сквозь шторм проходили эти слова, тягучие рвотные горячие. Она хотела бы сейчас заснуть, но у нее не получалось....

Она еще увидела свой палец в симпатичном пластиковом пакетике. На пакете имелся фирменный ярлычок: молния и рядом деревцо в круге.

2. Однажды ночью в России.

Слабость потекла в руки, а экран стал как парусник уходить в туманную даль, оставляя программиста наедине с сумеречной холодной комнатой.

Комната должна была напоминать жилое помещение, для этого ее заставили ненужными вещами, но все равно она оставалась для него пересечением безжизненных плоскостей.

Программист, съежившийся внутри слабого светового пятна, осторожно расслабил сгустившиеся в камень мышцы шеи и хотел было увеличить контрастность монитора, но остановился, прислушиваясь к глазам.

Какая еще контрастность, глазные яблоки пухнут и тонут как в трясине, это предел усталости, им нужно расслабиться и прикрыться веками хотя бы часа на четыре. Четыре часа покоя, отсутствия на этом свете...

Ни четыре, ни полминуты покоя, то что положено даже быку, даже свинье, не положено ему, Юпитеру. Он сам себе придумал, сотворил эту каторгу, она получилась на славу, крепкая, и он должен отсидеть на ней еще еще хотя бы двадцать стуло-минут. Через двадцать минут программа сложит свои крылья, прижмет плавники и срыгнет результат, противная.

Эх, если б у него был приличный многопроцессорный мэйнфрэйм или кластер, если бы имелось подключение к Сети по выделенному оптоволоконному кабелю, то его бы программа обрела бы способность к развитию, она породила бы тысячи познающих субъектов, которые бы смогли осмыслить сто миллиардов всяких мелочей. И тогда бы она предсказала цену на масло в Ульяновской области через два года и нападение шейха Насруллы на пограничные заставы под Омском через пять лет, определила бы судьбу Башкортостана также точно, как определена судьба кирпича, брошенного уличным хулиганом с такой-то скоростью и под таким-то углом, она сообщила бы, что в мире главное, а что полная дресня, где тупики, а где новые измерения.