Сергей Алексеев - Волчья хватка Страница 30

Тогда он положил её на поддоны и отполз к стене, хватая ртом воздух, как загнанный конь. Ледяной пот стекал по лицу и спине, рубаха прилипла, точнее, примёрзла, и чтобы согреться, он зажёг спичку, удерживая её в ладонях.

Миля ещё не шевелилась, но дышала глубже и ровнее, как во сне, а контуры тела её охватывались золотистой, летучей пеленой.

— Подойди ко мне… — через некоторое время прошелестел слабый голос. — Кажется, ты горячий и светишься.

— Это горит спичка, — проговорил он сухо.

— Нет, я чувствую! В твоей руке холодный огонь… Тепло льётся от тебя, а я зябну…

— Тебе нужно двигаться — и согреешься. Пошевели руками.

Она медленно подняла дрожащие руки и тут же уронила их, потом нащупала пододеяльник, инстинктивно, как всякий мёрзнущий, натянула на себя, завернулась, знобко съёжилась. Спичка погасла…

— Все равно холодно… Почему я здесь? — спросила в темноте. — И что со мной было?

Всем воскресающим нельзя было говорить о смерти, дабы вновь не высвободить душу из остывшей плоти, и потому Ражный проговорил успокоительно:

— Случился обморок, по дороге…

— Вот как?.. Странно. Зачем же меня… завернули в простынь? И положили сюда? Здесь так холодно… Это что, холодильник?

— Нет, просто комната, неотапливаемая комната, — он все ещё не мог приблизиться к ней, поскольку сам был холоднее, а солнечная энергия костей источалась медленно и была не более, чем огонёк спички.

Вообще-то следовало бы немедленно вынести Милю отсюда, чтобы не заподозрила свою смерть.

— Здесь не живут… Здесь совсем не пахнет жилым! Напротив, чую дух мертвечины…

— Побудь ещё немного, — хотел утешить Ражный. — Придёт доктор, и мы пойдём, где тепло, где топится печь. Только лежи и не вставай. И все время двигай руками и ногами.

— Не обманывай меня, — перебила она уверенно. — Я вижу… Зачем тут крючья? И какие-то мешки…

Это кладовая!

Мрак в «шайбе» был полнейший, хоть фотоплёнку заряжай, и она не успела бы все увидеть, пока горела спичка.

Кажется, у неё открылось особое зрение…

— Меня положили в склад… потому что мёртвая? А иначе… почему не в постель?.. — она зашелестела тканью — оказалось, встала на ноги. — Вспомнила!.. Я умерла. Это случилось перед закатом солнца… Максы несли на носилках, я смотрела в небо… Потом перед глазами кто-то зажёг свет, очень яркий свет… И я ослепла.

— Ты просто лишилась памяти, потеряла сознание, — он прижался спиной к стене и осторожно двинулся к выходу. — Сюда положили, чтобы скорее пришла в себя… Не вставай, у тебя ещё не окрепли ноги…

— А что здесь делал волк?

— Какой волк, о чем ты?

— Надо мной стоял молодой волк и… вылизывал вот здесь, — она указала на солнечное сплетение. — А потом завыл…

Ражный оттянул запор и приоткрыл дверь: почудилось, с улицы влетел знойный, летний вихрь…

— Тебе приснилось…

— Нет, помню… Это не сон.

За спиной Ражного вспыхнул свет, и на пороге «шайбы» очутился младший Трапезников с фонариком. Полосатый луч, будто шлагбаум, опустился сверху вниз и упёрся в Милю, стоящую в пододеяльнике, как привидение. Она заслонилась рукой, и на несколько секунд повисла тишина.

— Живая! — страшные шёпотом проговорил.

Макс и заорал. — Она живая! Живая! Я знал, ты поднимешь!.. Ты сможешь!..

А сам попятился назад и через мгновение выскочил на улицу. Миля стояла, шатаясь, искала руками опору. Надо было бы подать ей руку, однако Ражный знал, что делать это сейчас опасно: мертвящий холод жжёт сильнее огня, и только от прикосновения к ней можно выжечь всю энергию, с такими трудами добытую.

Влюблённый, но дикий по природе младший Трапезников интуитивно почувствовал это и бежал от страха.

Миля неуверенно шагнула вперёд, попыталась дотянуться до крюков, на которые вешали туши битых зверей, но промахнулась, потеряла едва появившееся равновесие и плашмя упала на бетон. Боли она не ощутила — не ойкнула, не застонала, поскольку тело ещё оставалось бесчувственным, лишь протянула руку к Ражному.

— Помоги мне встать…

Макс орал на улице, как ошпаренный, бессвязно, на одной ноте; ему в унисон орали гончаки в вольере и Люта на цепи.

Ражный тяжело вздохнул и все-таки подхватил Милю на руки, хотел уложить на поддон, однако ощутил слабое сопротивление ледяного тела.

— Согрей меня… Вынеси на улицу. Хочу к огню… Я мёрзну!

— Погоди немного, — сквозь стиснутые, сведённые ледяной судорогой зубы процедил он. — Ещё рано под звезды, душа вылетит. Ты снова умрёшь…

Она поняла, сразу же смирилась, намертво обхватила шею, хотя говорила слабо и казалась немощной.

— Тогда подержи на руках… От тебя идёт тепло. Состояние Правила было близко; ещё бы неделю тренировок на станке, и Ражный смог бы взлетать над землёй без помощи верёвок и противовесов. И сейчас, накануне решающего, второго поединка, да ещё не в своей вотчине, где проходил первый, а на чужбине, вот так, бездарно отдавать почти достигнутую подъёмную силу, высокую, космическую энергию было преступно и бессмысленно.

Тем более, перевоплощать её в тепло, дабы согреть мёртвое тело.

Но и у костра, у самого живого огня Милю было не согреть, не разбудить жизнь в остывшем теле, куда волк загнал почти освободившуюся душу. И она, эта душа, чувствуя живительную силу, тянулась к ней, заставляла стучать ледяное сердце, двигаться омертвевшие мышцы.

Она будила, давала ток ещё теплеющей крови в жилах…

— Я согреваюсь… Я согреваюсь, — бормотала воскресающая.

Энергия Правила уносилась в трубу, как радужная пыльца, созревшая и теперь сорванная с цветов сильным ветром. Однако он чувствовал, как горячеет её сердце и потеплевшая кровь медленно оживляет плоть.

И это чувство неожиданным образом замещало утрату силы, казалось восхитительным, так что он держал сжавшееся в эмбрион тельце на руках и, пользуясь темнотой, улыбался.

Он действительно однажды отогрел замёрзшего скворца и подарил девочке с редким именем — Фелиция…

Тем часом на улице в собачий лай вмешались голоса людей; чудилось, к «шайбе» бежит огромная, взбешённая толпа. Миля услышала, встрепенулась по-птичьи.

— Что это?.. Я слышу голос! Знакомый голос!

— Это твой возлюбленный Макс…

— Нет! Это… врач! — она прижалась ещё плотнее, и отогретые руки похолодели. — Не отдавай меня! Не хочу!..

Доктор ворвался первым, захлопнул за собой дверь, поискал запор — за ним кто-то гнался. Он ещё был пьян, однако то, что увидел в «шайбе», мгновенно его протрезвило.

— Положите труп на место! — луч света запрыгал по Ражному и Миле. — Я должен осмотреть!