Сергей Алексеев - Очаровательная блудница Страница 35

Кроме кержаков да геологов на Карагаче больше никто не охотится.

Сразу за логом следы терялись, хотя на другой его стороне пошел смешанный лес, усыпанный палой и влажной листвой. Будь это днем, что-то можно было найти, но уже смеркалось, подступала хоть и белая, однако ночь, и потому Рассохин побежал наугад, ориентируясь по тому направлению, как погорельцы форсировали снежную полосу.

— только бы у них не было лодки, — вслух подумал он.

И через несколько минут выскочил на берег весеннего речного разлива, отороченного болотным кустарником на высоких кочках. Пока еще хватало призрачного, дрожащего света, отраженного водой, прошел в одну сторону, затем в другую и наткнулся на свежие следы бродней, оставленные на раскисшей почве.

Кержаков было двое, и пришли они на двух обласах, которые вытаскивали на отмель между кустов, а потом сталкивали уже с грузом, и совсем недавно, может, всего час назад. И эти следы делали реальными не только похищение и похитителей, но и строй мыслей, по крайней мере от паники уже ничего не осталось. Рассохин повернул обратно, на стан, теперь напрямую, вдоль разливов. Сейчас все зависело от скорости: на обласах против течения они тоже далеко не оторвутся, и если бы днем, то догнать их на дюральке под «Вихрем» — дело одного часа. Конечно, ночью, услышав вой мотора, они могут уйти в пойму и затаиться в залитых кустах, но в семнадцати километрах выше был залом, где можно их настигнуть. Берега высокие, погорельцам придется обтаскиваться — там и потеряют нужных ему полчаса.

И ведь есть еще богиня Удача!

Прибежав на стан, он с тайной надеждой заглянул в палатку, нащупал фонарик и посветил — чуда не случилось. Поднял расческу Жени и обнаружил волосы на зубьях — они еще пахли отроковицей… или так показалось? Завернул в пробный мешочек, сунул себе в карман, прихватил полевую сумку с картами и помчался к лодке.

На воде было светлее, розоватое небо отражалось в речке, в залитой узкой пойме, и это добавляло уверенности. Рассохин гнал моторку на полном газу, едва вписываясь в крутые повороты. Скоро отметил место на берегу, откуда отчалились обласа, револьвер вынул из кармана и положил рядом, чтоб был под рукой, в другую взял фонарик, опробовал — плохо, слишком белая ночь, чтобы лучом пробивать пойму. А материковая терраса и вовсе кажется непроглядной…

Он ждал появления обласов на реке за каждым поворотом и по мере приближения залома испытывал страсть гончего пса — непроизвольный, яростный стон походил на скулеж. Несколько раз мотор выбрасывало из воды топляком, но шпонка винта оставалась целой, и это подсказывало — будет удача! За одним из поворотов он узрел на темной, как старое серебряное зеркало, реке нечто, напоминающее облас. Почудилось даже, он движется в крест течению — будто удирает в затопленную пойму, но это оказалось толстое кедровое бревно, потерянное зимой лесорубами. Свежий желтый спил напоминал лунное отражение…

Залом возник внезапно из-за поворота, Рассохин резко сбросил обороты и встал, пошарил лучом по низкому берегу, по нагромождению белесого лесного завала — никого, только шевеление теней. Он причалил возле волока, выскочил на берег и побежал по таску, хорошо заметному на сырой глинистой почве. На верхнем бьефе[25] залома до следующего речного поворота было пусто.

И редкие следы бродней только в обратном направлении: то есть погорельцы здесь перетаскивались, но в сторону устья и Карагача, то есть когда шли к стану…

Неужели успели спрятаться в пойме? И он проскочил мимо?

Стас пробежал берегом до разливов, но следующий поворот так и не открылся. На обратном пути он почти убедил себя, что погорельцы остались где-то на отрезке реки между участком и заломом. Возможно, вообще отплыли на несколько верст, забились в пойму и ждут, когда он перестанет метаться по реке и искать, чтобы уже спокойно уйти. Спрятать лодку и сесть в засаду? Догадаются… Пустить ее по течению, посадив за румпель чучело, — мало ли, бензин кончился, мотор сломался… Самому залечь на заломе! И валить, как медведей!

В тот миг он не сомневался, что может хладнокровно убить человека.

Рассохин вернулся к лодке, прикинул место для засады, нашел подходящую корягу, чтоб обрядить в куртку и берет, и хотел уже усадить чучело вместо себя, но заметил, на бензобаке нет соединительного шланга с «грушей». Потом оказалось, отсутствуют провода на свечах зажигания, а шнур стартера отрезан.

И это все проделано за десять минут его отсутствия…

Погорельцы были где-то рядом! Они ждали здесь в засаде, точно зная, что он погонится, видели, как подъехал к залому, и, чтобы избавиться от преследования, испортили мотор.

Стас выскочил на берег, трижды выстрелил наугад в кусты и закричал:

— Сволочи! Ублюдки! Выходи!

Эхо на ночной реке было гулким и громогласным. Он прислушался, в надежде, что его услышит Женя и откликнется. Но единственным ответным звуком было испуганное кряканье взлетевших с разливов уток…

8

Чтобы зайти в устье Карагача, теперь надо было делать крюк в пятнадцать верст по Чилиму и там штурмовать Белоярский Залом, либо подниматься по затону — старому руслу — до образовавшейся плотины, перетаскиваться в отмершую от реки курью[26] и уже по ней выходить на Карагач. Правда, был самый короткий путь — лесовозная дорога из поселка прямо на реку, но и по ней весной почти не ездили из-за двух глубоких логов, залитых водой.

Галицын со Скуратенко добирались по этой дороге, поэтому Рассохин решил идти их следом. В Усть-Карагаче наняли «ГАЗ-66», приехали на берег затона и там выбрали самую маленькую, более похожую на скутер, лодчонку.

— Двоих-то подымет? — с сомнением спросил Стас.

— Как раз на двоих, — заверил участковый. — Плюс бензин и вещи. А на другой нам сквозь сору не пройти, вода падает. Если что, и через залом перетащимся.

Загрузили дюральку с мотором, вещи, продукты и пять километров пилили три часа, причем водитель вездехода после каждого лога удваивал сумму, угрожая вытряхнуть пассажиров с барахлом и повернуть назад. Как и во все времена, милиции здесь не боялись, поэтому Гохман помалкивал и разводил руками. Если московский полковник проявлял тут столичную резвость, то вполне мог нарваться. Но когда угрюмый водила довез и получил деньги, стал добр и услужлив, вызвался даже встретить на обратном пути, мол, только срок назовите.

— Обратно вещдок отвезешь, — велел ему участковый. — В милиции сгрузишь.

Старенькую «Казанку» с булями[27] едва отыскали на берегу: на место происшествия выезжал опер из уголовного розыска, который осмотрел лодку и на всякий случай припрятал в кустах. Дюралька Скуратенко и впрямь оказалась простреленной в пяти местах, да еще и в днище зияло несколько узких прорубов, оставленных топором. Ни вещей, ни каких-либо следов обнаружено не было, поэтому вещдок отправляли в милицию только как факт, подтверждающий характерность исчезновения Галицына и моториста. Однако когда стали грузить лодку в кузов и поставили ее на попа, Гохман что-то заметил и попросил подождать. Он достал складник, склонился к кормовой банке непотопляемости, отковырнул аккуратно вырезанную ножом торцевую стенку и отогнул в сторону. Вместо пенопласта, которым обычно заполняются банки, там оказался промокшее и тяжелое банное полотенце. Участковый осторожно вынул сверток, положил на землю и развернул — внутри лежал пластиковый пакет с сырыми слипшимися бумагами в картонной папке.