Сергей Алексеев - Волчья хватка. Книга 3 Страница 6

Игумен не сдержал негодования:

— Сказывай толком, старче! Кто такие — ражные?

Старец вопроса не услышал, зато сказал с мечтательным сожалением:

— Эх, как сгодится ещё сей гоноша для воинства! Коль исполином возвратится. Ты позри в Книге Нечитаной, пророчество там есть. Кто огонь небесный принесёт.

— Позрю, старче… Да ныне об ином речь веду! Может, вернуть его? Обловить окрестности? Покуда не ускакал далеко?

— Даже и не пытайся. Нет у тебя араксов, которым поймать его по силам. Пешего едва изловили, а верхового и вовсе не достать.

— Конокрад про араксов всё изведал! Всю подноготную знает! А ежели он — лазутчик от татар? Или, хуже того, фрязины заслали?

Ослаб передвинул посошки, будто уйти собирался, однако мотнул бородой в сторону братии. Сергий знак понял.

— Ну что таращитесь? Ступайте по местам, на послушание! — прикрикнул и подтолкнул Кудреватого. — А ты поди посмотри, вернёт ли коней…

Иноки и послушники повалили гурьбой, унося с собой недоумение.

— В Засадном полку ему место, — заключил старец. — Да ныне рано ещё, не изготовился. Сам прибежит, когда ощутит силу исполинскую…

Игумен спросить что–то вознамерился, но вдруг прикрыл уста ладонью.

— Спрашивай, — позволил Ослаб. — Чего примолк?

— Да почудилось мне, — смутился тот. — Ты как–то по–отечески беседовал с конокрадом…

— Как же с отроками–то след беседовать? По–отечески и надобно…

Сергий к его уху склонился.

— Не прогневайся, старче… С добрым умыслом пытаю тебя. Уж не сродник ли тебе сей гоноша? Не кровными ли узами с ним повязан?

Старец ответить не успел, ибо в тот час же с вежевой рубленой башни послышался крик караульного:

— Пропавшие кобылицы бегут! Одна, другая!.. Матерь божья, откуда?!

Игумен сам взбежал на башню: из белёсой молочной пелены и впрямь показались пропавшие кони. Будто из иного мира являлись: вначале из туманной дымки ткались призрачные тени и лишь под лучами встающего солнца согревались и обретали естественную плоть…

Глава 2

Калик увязался за ними от кладбища, а чтоб не гнали, умышленно отставал шагов на полста, и когда Ражный останавливался, немедля шмыгал в кусты. Пришлось махнуть на него рукой и не обращать внимания.

— Вороны над рощеньем кружили, — вспомнила Дарья. — Могильный камень увезли… Всё очень плохо, Вячеслав. Разорили твою вотчину.

— Ничего, теперь мы всё поправим, — бодрился тот, однако испытывал сосущую пустоту в солнечном сплетении и противился желанию всё время озираться по сторонам.

Зима в родной стороне запаздывала, и если Вещерские леса тонули в снегах, то тут январь лишь чуть приморозил и припорошил землю, вода в открытой ещё реке с торосистыми заберегами отяжелела настолько, что замедлился или вовсе остановился её ток. В воздухе, в плоских росчерках графически отрисованных лесных окоёмов, во всём стылом пространстве ощущалось ожидание чего–то драматически обманчивого, призрачного, как мучительный, навязчивый сон.

На базе он снял котомку, повесил на воротный столб и встал, будто перед запретной зоной. Устроенный порядок пространства вотчины оказался разрушенным, чужие люди хозяйничали здесь, как им вздумается, причём бежали отсюда торопливо, оставив все двери нараспашку.

— Так и будем стоять? — поторопила Дарья.

Ражный взял её за руку и повлёк в гостиницу. Здесь тоже всюду бросались в глаза следы, оставленные незваными гостями: взломанные замки дверей, пакеты с мусором, грязные от обуви ковровые дорожки в коридорах. Кто–то вроде бы пытался навести порядок, возможно профессор, однако тут требовались генеральная уборка и ремонт.

— Восстановим, — сам себя попытался убедить Ражный. — Хорошо, не сожгли ничего!

В нетопленом просторном помещении было холодно и неуютно, даже в номере для вип–клиентов. Поэтому он привёл Дарью в зал трофеев, усадил в кресло, укрыл сорванной со стены медвежьей шкурой и растопил камин.

— Побудь пока здесь, — подкатил кресло к огню. — Я скоро. Только с боярином побеседую…

— Знаешь, я тебе так благодарна! — вдруг восхищённо призналась она, глядя на разгорающееся пламя. — Мне стало тепло! И вправду почувствовала: наконец–то я — дома! Душа согревается…

— Погоди, — вдохновился Ражный. — Спроважу Пересвета, вычищу баню от скверны… как у тебя вычистил, и поведу смывать дорожную пыль.

— Мне и так хорошо, — по–кошачьи жмурясь, проговорила волчица. — От тебя исходит обволакивающая шелковистая пелена радости и тепла.

— Если немного подождёшь, будет жарко, — пообещал он, прислушиваясь к шагам в коридоре. — Помнишь, как мы парились с тобой в Сиром урочище?

— Никогда не забуду…

Договорить ей не дал калик, нарисовавшийся в дверном сводчатом проёме. Прислонился к притолоке и чему–то хитровато улыбался, стервец.

Ражный и отгонять его не стал.

— Будешь подбрасывать дрова, — приказал он. — Чего встал? Принеси охапку! Да ольховые бери, царские.

— Вот сразу видно — вотчинник! — с сарказмом похвалил калик, шаркая грязными кирзовыми сапогами по ковровой дорожке. — Всё у него есть: звериные шкуры, камин и даже царские дрова…

Когда он удалился, Вячеслав склонился и целомудренно поцеловал Дарью в лоб.

— Можешь даже подремать… Я скоро!

— Наклонись, — попросила она. — И поцелуй меня.

Ражный узрел её желание. Целовать в губы невесту, в том числе избранную и названую, можно было лишь в момент завершения Пира Радости. Это был древнейший и мудрый обычай, миг воссоединения двух начал, мужского и женского, по преданию, исполина и поленицы, когда они сливались в одно целое. Это было таинством брачных уз, когда узы или уста впервые смыкались, раз и навсегда.

Он склонился и поцеловал, но коротко, мимолётно, ибо волчица сама высвободила отвердевшие губы.

И в тот же миг взвился нетопырём.

— Ну, всё, иди! — улыбаясь, толкнула в грудь. — Боярин ждать не любит.

Напоминание о боярине вмиг приземлило его.

— Он лишил моего отца судьбы аракса, — проговорил Ражный, ощущая земное притяжение. — Искалечил руку…

Голос Дарьи вдруг стал низким и каким–то властным, как и мгновение назад — уста.

— Забудь о мести. Помни, ты вернулся из Сирого не для того, чтобы посчитаться с Пересветом.

— Он не имел права перешагивать порог моего родового дома. Чтобы не искушать меня местью.

— Наверное, у боярина есть к тому причины, — жёстко произнесла волчица.

Ответить Ражный не успел: калик принёс охапку дров, с грохотом высыпал возле камина.

— Сейчас погреем невесту! Вотчинник, а топить камин не умеешь. Ну, кто же в клетку кладёт дрова? В пирамиду составлять надо. Вот так! Это же тебе не русская печь…