Татьяна Патрикова - Хитрости эльфийской политологии Страница 73

— Выпей. Мне интересно твое мнение.

— У меня такое чувство, что это что-то значит, — пробормотал психолог, — Какое-то особое вино? Или ритуал?

— Просто проверяю, насколько ты мне доверяешь.

— Проверки постелью было недостаточно? — Андрей нахмурился, но бокал принял и даже поднес к губам.

— Я вообще считаю, что постельные разговоры… — жест рукой получился неопределенным, но он лучше любого другого передал мое настроение.

Мне было муторно. Это был не страх, в традиционном понимании слова. А что-то другое. Я пока не мог сказать что. Мне не нравилось это чувство. Но у меня не получалось приказать себе не испытывать его.

— Знаешь, меня привезли сюда досрочно твой дед и Камюэль, — обронил психолог, отпив вина. Он не поморщился и ничего не сказал, но я понял, что вино ему не понравилось.

— Слишком сладкое?

— А? — его мысли были где-то далеко. С одной стороны это задевало меня, с другой… Психолог тряхнул головой и сосредоточил на мне все свое внимание, — Да, наверное. — И сразу же без перехода, — У них в императорском дворце проблемы с очередным вашим ребенком, неправильно ушедшим в мерцание.

— Я знаю.

— Знаешь? — он был растерян.

— Её зовут Лидифемерус. Она дочь маршала сухопутных войск.

— Я не о том, — он весь подобрался и отставил в сторону бокал с недопитым вином. Я же к своему так и не притронулся. — Ты знал, что они идут за мной и не пошел с ними. Почему?

— Потому что… — я готовил ответ на этот вопрос заранее, но в данный момент он начисто вылетел у меня из головы.

— Всерьез на меня обижен? — спросил психолог слишком небрежным тоном, чтобы он прозвучал естественно во всей этой ситуации.

— Уже нет… наверное. А ты на меня?

— Давай прекратим это, а? — вдруг попросил Андрей, вскочил и принялся расхаживать по комнате. Никогда его таким не видел. Что с ним? Психолог, не прекращая ходить туда-сюда, вдруг признался: — Мне трудно говорить о собственных чувствах. О чужих сколько угодно. А о своих… Давай, забьем и просто попытаемся жить немного по-другому?

— Это как?

— Я и сам не знаю.

— Но у тебя ведь есть какие-то свои условия?

— Например, чтобы ты прекратил меня слишком сильно опекать. Я ведь не маленький мальчик, не согласен?

— А тебе не приходило в голову, — я сам не заметил, как оказался на ногах, — что я контролирую тебя куда меньше, чем жизненно необходимо? Ты ведь мало что знаешь о нашем мире. Регулярно говоришь что-нибудь такое, за что любого другого могли бы уже четвертовать не в переносном, а в прямом смысле. То, что тебе пока удавалось избежать по-настоящему неприятных моментов, не значит, что так будет и впредь. Тем более теперь, когда о тебе и твоих выкрутасах весь университет узнал. Думаешь, все будет так же просто, как раньше?!

— И что мне теперь делать? Сидеть дома и носа не высовывать?!

— Доверять мне и моим решениям!

— А ты много мне верил, когда скрывал, что магией на Илюху влиял?

— Судя по всему, не зря не верил, раз ты до сих пор меня этим попрекаешь!

— Так. Стоп. — Он замер напротив меня и вскинул руку в знак протеста, — Так мы не до чего не договоримся. А ведь мне завтра еще ту девочку уговаривать, чтобы в наш мир вернулась.

— Только не надо меня шантажировать!

— Думаешь, это шантаж? — холодно уточнил он. И я был вынужден согласиться, что переборщил со своими обвинениями.

Я первым вернулся за стол, залпом осушил бокал вина и откинулся на спинку кресла. Прикрыл глаза и попытался успокоиться. Знал бы Андрей, как опасно меня злить. В таком состоянии я могу кинуть до того, как осознаю против кого злоумышляю. Как же с ним сложно. Я ведь даже готов признать, что был не до конца прав, когда скрывал от него некоторые подробности того, что делал, но ведь и он должен пойти мне навстречу. Я прав! Хорошо, пусть не во всем. Но это не отменяет моих слов о потенциальной опасности, которая может грозить ему на каждом шагу. Неужели он не понимает?

Андрей тоже снова занял свое кресло. С тоской посмотрел на свое недопитое вино, но больше к нему не притронулся. Значит, и правда, не понравилось. Что дальше?

— Хорошо, давай попробуем выработать общую стратегию поведения, — произнес психолог, встретившись со мной взглядом.

— Может быть, тогда лучше тактику?

— К тактике будем прибегать в каждом конкретном случае индивидуально, — он позволил себе улыбнуться, и я вернулся ему улыбку:

— Хорошо. Что ты предлагаешь?

— Больше никакого недоверия и никаких замалчиваний. Если ты считаешь, что я веду себя как-то не так, ты должен мне сразу об этом сказать, без обиняков.

— А если мы будем не одни?

— Тогда останови меня.

— Как? Предлагаешь выработать общую систему символов? — эта мысль только что пришла мне в голову, я сам не успел её обдумать, поэтому не ожидал, что он так за нее ухватиться.

— Поднял правую бровь — 'Лучше молчи!', поднял левую — 'Я убью тебя позже'? — протянул психолог и, прежде чем я успел среагировать на его подтрунивание, посерьезнел: — Мысль хорошая. Но требует доработки.

— Согласен.

— Тогда давай завтра этим и займемся, — сказал Андрей, покосившись в сторону кровати, из которой мы только недавно выбрались. Понятно, все его мысли о здоровом шестнадцатичасовом сне. И это как минимум. Но я не позволил ему расслабиться.

— Тебе завтра предстоит общаться лично с императором и массой других не менее опасных личностей. Поэтому лучше не откладывать.

— Ир, ты — зануда! — возмутился Андрей, — Я уже общался с темными владычицами. И ничего. Все очень даже удачно получилось.

— Чудом. Только чудом. И тогда я еще не был… — слова, которые чуть не слетели у меня с языка, были вовсе не то, в чем я хотел ему признаться. Возможно, когда-нибудь потом. Не сейчас.

— Настолько ко мне привязан? — по-своему перефразировал Андрей мою недосказанность. Я понял, что молчать поздно. Поэтому кивнул.

Психолог хмыкнул, отвел взгляд, потом снова в упор посмотрел на меня.

— Давай, ты просто меня прервешь, если меня начнет заносить. Я имею в виду завтра. А всякие там жесты и символы придумаем потом, хорошо?

Люблю, когда он такой покладистый и готов согласиться на мои условия. Но почему таким моментам всякий раз предшествует очередное признание с моей стороны? Почему это только моя прерогатива, а сам он никогда… Не буду думать об этом. Это уже даже не боль и не обида. Просто становится холодно и зябко на душе, когда думаю об этом. Поэтому не буду. Вот и все.

Андрей

Никогда не думал, что мне будет так трудно выразить словами свои собственные чувства. Раньше со мной такого не случалось. Наверное, это потому, что и чувств особых не было. Привязанности были, но ничего серьезного. Именно поэтому я лучше Ира понимал, что разговор еще не окончен. Спал я в этих его аспирантских апартаментах как убитый. Перенервничал, вот и отрубился. Зато утро началось для меня очень рано. Я уже успел отвыкнуть от Халярских суток с их тридцатью двумя часами. И поспать подольше не получилось. Ир мирно посапывал на своей половине кровати, но стоило мне пошевелиться, глубоко вздохнул и открыл глаза.