Коваленко Эдуардович - Камбрия — навсегда! Страница 89

Тут явился рыцарь-телохранитель.

— Мой король, пришла Кейдрих, требует впустить её.

У городской ночи глаз достаточно: ирландке доложили. Даже разбудить не поленились.

— Ну, вот и повод всё выяснить, — обрадовалась Немайн, — зови! Скажем, что со мной посовещался, да и решил, что она во всём права. Тебе жёнин каблук, мне подружка! Хотя и ревнючая…

Собралась, примчалась — в сердце стучит надежда, что всё не так, что сейчас её пригласят посовещаться, спросят, как она саксов дальше бить собирается… А тут возле порожка легаты переминаются. И даже родственники королевские.

— Сдаётся мне, что сад этот — всё те же лес, луг, болото да торфяник. Только более обходительный.

— Ну почему так сразу? Неметона, она же садам покровительствует. Привыкла, наверное, что ждут её там. Да и успокоение. На улице-то и кузня надымит, и бочка поганая мимо проедет…

— Так что, и правда идти смотреть на голые ветки?

— Приказ есть приказ. От нас не убудет. А вот ещё в Ирландии есть обычай по весне в садах, кто любовным томлением болен, страсть свою утешать. И это грехом не полагается. Один день в году.

— Это весной. И в Ирландии.

— Сида ведь тоже ирландка… Доброй ночи прекрасной дочери Риваллона! Что здесь ищет принцесса, ужасная в битве?

— Короля вашего ищу. Посовещаться надо.

— Не совещательное у него настроение… И у хранительницы тоже.

Тут дверь распахнулась.

— Вы что здесь делаете? Вам куда приказано? Все в сад, — объявил Гулидиен. — А я чем могу служить тебе, Кейндрих?

Та быстренько повторила, что нужно согласовать планы, и попыталась внутрь зайти. Но путь преградила рука Гулидиена.

— Ты пока не часть моей армии. А потому о наших планах знать права не имеешь. Вдруг на общем совете выдашь за свои? Скажешь, вот чего я, умница-разумница, напридумала, подчиняйтесь мне. Мы, конечно, ещё что-нибудь изобретём. Только зачем лишний раз голову ломать? А хочешь присоединиться — согласись, что армией командую я. Ничего зазорного: Немайн вон богиня войны, и то признала. Не хочешь? Тогда извини.

И ушёл. К рыжей сиде. Неправда, что в Ирландии нет змей — а как же сиды? Она там короля с глазу на глаз охмуряет, а тот и уши развесил. Как же, признала главным… Ещё бы не признать! Страшилищу-то, от которой все мужчины тысячу лет бегают!

Вот тут Кейндрих дверью хлопнула. Изо всей силы. Чтоб грохот дурака до сердца достал, и оно заставило — выбежать, догнать… Ничего.

Король и Хранительница мрачно молчали через стол, давили взглядами. Наконец, король снял с пояса флягу, отхлебнул. Протянул сиде. Та скорей губы смочила. Сидр, и довольно крепкий. Зато, обернувшись к дверям, потребовала:

— Солёных огурчиков!

Не нашлись — на тёплом побережьи ещё растут, а в Кер-Ниде не вызревают. Пришлось хрустеть репой. Посмотрев на дёргающиеся в такт поглощения закуски уши, на прищуренные от скромного удовольствия глазищи, король против воли испытал приступ умиления.

— Не смог, — повинился, — вот хотел, поверь — а не смог.

— Тогда начинай исповедаться, — сообщила сида. — Сам не понимаешь, к чему стремишься — так я разберусь. Учти — меня твои грехи не волнуют, на то духовник имеется. Мне сейчас нужно душу твою на кусочки разложить, да посмотреть, что к чему. Я в таких делах не дока, но попробую ничего не сломать…

Говорили — до утра. Сида-то своё отоспать уже успела. С поздним рассветом собрали легатов — все дела разрешились за минуты. Гулидиен превратился в прежнего себя, деловитого и неунывающего. Оставалось заключить — что бы с ним сида ни утворила, для армии это к лучшему. Правда, от дерзких планов становилось не по себе.

— Воюя медленно и размеренно, — объяснял король, — мы дождёмся поражения. Хвикке попросту больше. Пока они не подняли всех, от сопливых мальчишек до стариков, из которых песок сыплется, и не выставили на каждого из нас по десять воинов, нам нужно лишить их самой возможности собраться вместе. Я понимаю, мой план — игра в зернь. Но я не собираюсь играть с врагом честно ни партии! У меня свинец в костях.

Рыжий «свинец» застенчиво улыбался. Потом убежал. Кому идти первой, у той хлопот больше всех.

Кейндрих до утра так и не заснула. Пыталась себя успокоить. Гулидиен — не единственный благородный жених в Камбрии! Но — свет клином сошёлся. И как ни ругай ушастую разлучницу, на душе легче не становится. А поутру выплыли и королевские планы. Отправить рыжую и младшего брата вперёд — за славой, пока сам будет хоронить убитых да ждать сенатского решения. Чтобы перечеркнуть всё, что северная армия уже сделала, и что она ещё только может сделать. Когда пойдёт вперёд.

Старейшины это ей объяснили. Долго старались. Как девочке, как блаженненькой — пока не дошло. Но не во всех же сидовская хитрость от рождения сидит. Сами, впрочем, тоже дурни. Вчера кричали — слава лежит на поле боя. Значит, надо стоять. Были правы, но вперёд и на ход не посчитали. Тот, кто первым двинется вперёд, станет победителем в глазах Глиусинга. И все мелкие княжества, доселе подчинённые Мейригу, начнут выбирать — кому впредь кланяться, кого о защите просить, случись беда. Между Артуисом, который саксов пропустил — и победителем. Тем из победителей, что явится первым.

Обогнать сиду надежды не было. Но хотя б не слишком сильно отстать? Тогда у князей появится выбор между соседом западным и соседом северным. Сама она с поля битвы не уйдёт — но отправить небольшой отряд? Почему нет?

Засобирались и кередигионцы. Сида — тут как тут. Разыскала командира.

— Ты собираешься выступать?

— Да, но не под твоим знаменем.

— Зря.

Спорить без толку. Да и хорошо, что кередигионец не согласился. Он союзник ненадёжный. А соперничество подстегнёт людей.

Зато личная дружина Гулидиена уже седлает коней. И граф Окта собрался в поход! Пусть и морщился от боли, когда его грузили в колесницу. Боевую. Выкупленную у Монтови.

— Верхом с переломом не поездишь. А так… Моё знамя и моя болтовня, надеюсь, окажутся не лишними?

— Для Мерсии — точно, — Немайн подмигнула. — Собираешься прихватить всю свою ораву? Учти мою манеру. Всем придётся махать лопатами.

— Так это ж волхование. Благородному человеку не зазорно.

У бриттов благородному человеку и навоз ворошить не зазорно. Если не чужой. Свой, известно, пахнет розами.

Ближе к утру хлынули одиночки. Вербовкой, привычно уже, занялась Нион. Самых первых, безусую молодёжь с горящими глазами — отправила обратно. Велев без рекомендации старейшин не приходить. Вскоре, понятно, оказалась в работе по уши — услыхав про подобный подход, многие солидные люди, собрав бедных родственников и должников, приходили небольшими отрядами — разузнать, как да что. После первого разговора не уходили. Вокруг луковкина шатра собралась толпа, в середке — самые важные. Говорят мало, усы крутят, ловят пальцами в затылках ускользающие мысли. Большая половина, подумав, исчезает. Зато те, что остались — ждут саму Немайн.