Владимир Коваленко - Камбрийская сноровка Страница 91

   Она улыбнулась.

   Народное собрание — сила, но на эту силу наложена узда. Принцепс Сената, хозяин заезжего дома. И та, кому люди верят! Другой должности вне семьи у Глэдис нет, но эта — куда весомей прочих, хотя не подтверждена ни законом, ни обычаем.

   Говорили почти стражу — кто и что должен сделать, чтобы все вышло. Чтобы короли мошну растрясли, чтобы кланы кровное выложили, чтобы гильдии сочли поход — добрым вложением. Старшие дочери Глэдис и их мужья стали спорить: кто больше людей уговорит, больше средств соберет. Эйлет молчит, разглядывает здоровую руку. Повернулась, спросила:

   — А что бы сказал Эмилий? Я ему была только подручная, но и то поняла: на войне идут не куда хочется, а куда надо…

   — Вот именно. Куда надо. А надо, чтобы англы не слишком много о себе понимали! В конце концов, мы — римляне, а они варвары.

   Анастасия сжала кулаки. Это не ее семья! Спасли Августину? Молодцы, и, в принципе, можете числиться родней… но не решать за нее, как вести войну.

   — Вы — римляне? — встать оказалось тяжело, и первые слова пришлось сквозь горло проталкивать, — Тогда, как смеете вы решать государственные дела за спиной августы? В Империи бывает всякое, но это всякое именуется мятежом!

   Если терпит поражение. А если побеждает…

   — Она моя дочь, — сказала Глэдис, — а сида, августа или кто–то еще — мне все равно. И если бы деньги были у меня — вот, в кошеле — я бы ей их просто отдала. Не в долг, так. Но у меня нет, и я думаю, где достать.

   Сердитые взгляды старших дочерей. Разводит руками Кейр — принцепс Сената.

   — Мне нужен крючок, чтобы зацепить кланы. Назло Мерсийцу — это неплохо. Знаете, многим уже поперек горла: Пенда Великий, Пенда Непобедимый…

   Анастасия промолчала, но отметила: таким и сестра скоро комом в горле станет. Империи нужно на кого–то опираться, но лучше никакого костыля, чем гнилье!

   Хозяин заезжего дома приподнялся навстречу сопернику.

   — А мне нужна приманка, и лучше — золотая! Каждый купец знает: дело с Немайн — дело золотое. Но на войне она не зарабатывает, и это тоже знают все. Мне нужна прибыль. Показать — торговые гости друг другу бока помнут, так сиде помогать заторопятся.

   — Купцы–ы–ы, — тянет Сиан. До сих пор сидела тихо, как и положено маленькой. Спину тянула. Радовалась, что разрешили надеть шелковое платье — почти без вышивок, зато работа тонкая… Сестра подарила. Загадка! Здесь с шелком работать еще не умеют, да и для Африки, пожалуй, слишком хорошо. Надо спросить — потом. Пока — объяснить ребенку, что к чему. Если поймет.

   — Торговля — одна из опор процветания страны, — сказала ей Анастасия, — кто не заботится о купцах и ремесленниках, будет беден. Потому лучшие из этих людей стоят близ императоров. Но денег просто так не дадут.

   — Те, кто растит хлеб и разводит скот, важней, — отрезала малявка.

   — И потому их место по другую руку императора. Или императрицы!

   Анастасия знает: чтобы Римом правила женщина, не из за мужней спины, а прямо — не бывало. Но… нет, не будет — уже есть: как ни называй Немайн свою должность, суть одна. Глава республики. А скромность… Октавиан Август даже тогу носил белую, без сенаторского пурпура. Зато правил так, что само имя августа стало титулом!

   Девочка кивает — важно. Чуточку слишком, как и положено, когда ребенок изображает взрослую. У Анастасии — она в этом не признается и самой себе! — эта манера тоже проскальзывает, хотя куда слабей. В чем–то родосский замок заставил ее повзрослеть быстрей, но в чем то — и медленней…

   Так что — сама такая, а смешно. Хорошо, улыбку удается удержать. От веселья и следа не осталось, когда Анастасия поняла, что Сиан представляет кого–то вроде венетов, «синих». Ее мать говорит похоже, но должна стоять над семьей… не для того ли ребенок и сидит на совете — высказывать мысли взрослой, которая должна изображать беспристрастность? Что ж, если продолжать греческую аналогию, то муж Гвен — глава прасинов, «зеленых». Кейр — военная партия, Эйлет, по жениху — дворцовая бюрократия.

   Выходит настоящий императорский совет. А если так…

   — Наверное, — сказала Анастасия, — я погорячилась, говоря, что любое совещание за спиной августы — мятеж. Простите меня, я совсем не знаю местных обычаев. Но точно вам скажу: если вы будете решать за сестру, она крепко обидится.

   Глэдис хлопнула ладонью по столу.

   — Во всем ты права, святая и вечная. Одно забыла: на мать не обижаются. Мать слушают!

   Анастасия молчит. Прижала ладонь ко лбу. Это было, было! Мама… «Ты только мать императоров, а не императрица!» — кричала толпа. «Император — я!» — ответил на уговоры брат Ираклион. Надеялся уговорить мятежников… С горожанами удалось, да и с солдатами тоже управился бы — не успел, начальники скрутили. Теперь его нет. Так, может…

   — Может быть, ты права, а римский обычай — глуп. Сестра его уже нарушает: и ушами, и тем, что правит. Так что… Чем я могу помочь?

   Оказалось — многим. Не только клан десси помнит, что римлянке скоро понадобится муж, и что выбор у нее, по уму, невелик: из всех камбрийцев да из всех ирландцев! У пиктов вообще жена всегда главней мужа, но их пока и не покрестили толком…

   Утро началось со смотра погорельцев.

   Место Немайн выбрала вполне подходящее — ворота заднего двора. Те, что на реку выходят. Пока в прошлом году трубы не проложила, сюда все нечистоты таскали выплескивать. Заезжий дом — лицо пятины, смердеть не должен!

   И все–таки душок есть — от конюшни, от скотьих загонов. Хрюкающие и блеющие здесь живут недолго, самое большее — от одной поставки живого еще мяса до следующей. Мычащие — другое дело, молоко в трактирном деле вещь необходимая… Так что легкий запах навоза должен был послужить неплохим намеком для потерявшей корабль команды… Нет. Не заметили. Может быть оттого, что чутье отбил дым?

   Сиде не забил, оттого левая рука старательно приподнимает подол верхнего платья. Самого дорогого! Нижнее да рубахи тоже недешевы, да у них судьба такая — пачкаться в грязи, блюдя приличия. В правой руке — нож. Тот самый, из причального кнехта. Еще один знак, чтобы виноватые лучше разнос прочувствовали. Одного взгляда на лица речников хватило, чтобы заподозрить: у них отказал не только нюх.