Эдуард Шауров - Оракулы перекрестков

Эдуард Шауров

Оракулы перекрестков

– Есть два пути, – объяснил Дуг. – Или ты получаешь знание от органов чувств, и тогда оно называется эмпирическим, или оно само появляется в твоей голове, и тогда это называют a priori.

Мы источник веселья – и скорби рудник.

Мы вместилище скверны – и чистый родник.

Человек, словно в зеркале мир, – многолик.

Он ничтожен – и он же безмерно велик.

Глава 1

По-арабски гора будет – джя́баль, а если скала, то са́хра. Чайник из Русского Пекина назовет гору – шан, житель Хадаш Иерусалима – хар. На арси можно сказать: гоха, или гаха, или кайха, в зависимости от диалекта. А на черном трэче следует говорить: шапка.

Бенджамиль Френсис Мэй протянул руку и задумчиво вывел на оконном стекле иероглиф «шан». За окном сияли снежными изломами островерхие конусы Скалистых гор, желанные и пугающие. Они походили на зубы исполинского дракона, больного кариесом. Ледяной воздух вокруг изъеденных осыпями склонов был так чист и прозрачен, что при желании можно было различить на белой поверхности ледника пять-шесть темных точек. То ли вереница людей, то ли стадо животных, если в Скалистых горах еще водятся животные.

Всматриваясь, Бен приблизил лицо к окну и сразу же представил себе альпинистов в оранжевых и желтых куртках. Они шаг за шагом размеренно поднимаются по склону, терпеливо вбивая тупые шипастые носы ботинок в твердую корку наста. Черные блестящие цилиндрики очков, седая от изморози щетина на скулах, облачка пара срываются с сухих, обветренных губ при каждом выдохе… Бенджамиль Мэй вздохнул. В наши дни едва ли найдутся охотники до горных походов. Да и корпорация подобных глупостей не поощряет – неэргономично.

Бен еще раз вздохнул и отвернулся от окна. Не было никаких альпинистов, и Скалистых гор не было, не было стекла, не было даже оконного проема. Сплошная иллюзия. Бенджамиль в четыре шага пересек свой маленький кабинет и выключил три-М-проектор. Тонкая серебряная фольга горных вершин скомкалась, теряя очертания.

Психологи утверждают, что в каждом рабочем кабинете непременно должно быть окно, хотя бы одно, хотя бы голографическое. Непременно! За это окно Бен готов был простить психологам ежемесячные тесты на социальную пригодность, мучительные, точно ожидание приема у стоматолога.

Раньше Мэй делил кабинет на семнадцатом этаже с двумя другими переводчиками, и в кабинете было настоящее окно. Из него, без вариантов, открывался вид на желто-зеленый сектор делового кольца. Бенджамиль правил машинные переводы с франглийского на евро, вручную переводил шибко важные депеши из Поднебесной вперемешку с отчетами из АрША и время от времени поглядывал в окно на стену «Дэнк Шрифт Билдинг», занимавшую четверть горизонта.

Теперь Бен находился в прямом подчинении у толстяка Ху-Ху. Ху-Ху считался самым перспективным из молодых хайдраев среднего звена, носил туфли из настоящего войлока и воображал себя чистокровным земляным мандарином, хотя мало кто в компании не знал о его малайском происхождении.

В нынешнем положении Мэя были и преимущества, и недостатки. Зарплата выросла почти в полтора раза, зато ничем, кроме арси, Бен больше не занимался – ни китайским, ни франглийским, ни арабским. Только пятнадцать диалектов помоечного жаргона. Ну и еще немного трэча, который ничем не лучше арси. Впрочем, жаргоном буферного кольца Бенджамиль занимался сугубо из баловства. Корпорация сбывала лицензионные наркотики крупным бандам из Сити, и мелочь из черного буфера никого не интересовала, скорее мешала отлаженному ходу бизнес-машины. Так что практической пользы знание трэча Бену почти не приносило, просто его страшно увлекало вылавливание из телефонной сети непрерывно мутирующих слов. К преимуществам относилось и то, что теперь Мэй мог участвовать в живых переговорах, то и дело происходивших на периферии черного буфера. Это оказалось не так страшно, как он думал поначалу, это будоражило воображение и вносило в размеренную жизнь простого клерка немного разнообразия. А вот с переездом на тридцать пять этажей вниз, поближе к резиденции патрона, Мэй никак не мог определиться, хорошо это или не очень. С одной стороны, теперь он мог лицезреть склоны Скалистых гор или кабестаны портовой линии Нового Лиссабона вместо стены «Дэнк Шрифт Билдинг», с другой стороны, четыре миллиона тонн стекла и железа над головой действуют на человека особенно угнетающе, если его кабинет находится на пятьдесят метров ниже уровня моря.

Пройдясь по комнате взад-вперед, Бен остановился перед своим столом. В душе он глубоко ненавидел любые проявления беспорядка, наверное, именно поэтому на его рабочем месте всегда царил бардак. Сокрушенно вздохнув, Бенджамиль кое-как собрал в стопку интерактивные пластинки официальных предписаний и, не разглядывая, сгреб в выдвижной бокс информационные капсулы.

Наведя таким образом относительный порядок, молодой человек присел на край стола и принялся вспоминать альпинистов. Когда-то отец, покой его праху, оставил Бенджамилю отличную коллекцию древних двумерных фильмов. Теперь подборка старых импульсных дисков стоила немалых денег, но Бен ценил ее не только как коллекционный экспонат, ему действительно нравились старые фильмы. Постепенно он перевел почти все записи в формат би-4 и время от времени пересматривал то один, то другой. Имелась среди любимых видеоисторий парочка про скалолазов и горные восхождения. Так что, как выглядят и что делают альпинисты, Мэй знал досконально.

– Ти-ли-ли, – пропели часы в клипсе наушного телефона, – три-ри-ти, пора идти.

– Очень любезно с вашей стороны. Спасибо, что напомнили, – пробормотал Бенджамиль, поднимаясь со стола.

Он подошел к двери, пригладил жесткие, обесцвеченные пергидролем волосы и осторожно выглянул в коридор. Ни души! Только за углом в отдалении певуче гудит пылесос уборщика. Полсотни шагов по абсолютно пустому коридору, лифтовый холл и абсолютно пустая кабина с зеркальными стенами. Тысяча экспонатов дактилоскопического музея на темном стекле панели с номерами этажей. Бен нажал на восьмой, и лифт плавно пошел вверх. Какое все-таки удовольствие ехать в лифте, который движется плавно и поступательно, а не дергается, как паралитик, останавливаясь через каждые три секунды.

На восьмом этаже Бен покинул раковину кабины, тихо сомкнувшую створки за его спиной, вышел в центральный коридор и, ловко ухватившись за бегущий поручень, шагнул на узкую полосу абсолютно пустого слипвея.

Бен скользил мимо закрытых дверей рабочих комнат, мимо светильников, мимо указателей на станах, и голова его с каждым поворотом становилась все легче и беззаботнее, теряя на ходу служебные мысли и заботы. Перед табельной машиной поручень замедлил бег, и Бенджамиль шагнул на незыблемую пластиковую твердь пола.