Уильям Гордон - Глаз павлина

Уильям Гордон

Глаз павлина

(Сага о Конане — 54)

Пролог

Сидя за резным столиком у зеркала, принцесса Афризия расчесывала волосы, мягко струившиеся золотыми ручейками между частыми зубчиками костяного гребня, и тихонько напевала грустную песенку. Сейчас девушку ничего не радовало: ни окружавшая ее сказочная роскошь, ни пение птиц и благоухание цветов, ни даже предмет ее особой гордости — великолепные мягкие волосы теплого золотистого цвета, столь редко встречавшегося среди черноволосых шемитов.

Роскоши Афризия была обязана горячо любимому отцу — могучему и удачливому королю Кироса Фараху, который ничего не жалел для своих дочек. Одно только хрустальное зеркало в человеческий рост, некогда принадлежавшее великому волшебнику Андурану, стоило властительному Фараху годового урожая знаменитых на всю Хайборию дворцовых виноградников. Внешность же досталась ей от матери-немедийки — королевы Деметрии, на которую, по словам знавших ее людей, они с Ниенной были очень похожи.

При воспоминании о матери по нежной смуглой щечке принцессы скатилась слезинка: королева Деметрия погибла пятнадцать лет назад во время нападения своры колдунов Золотого Павлина, защищая своих детей от пробравшихся во дворец сабатейцев. Погибла, оставив безутешного Фараха и двух дочерей — четырехлетнюю Афризию и полуторагодовалую Ниенну.

Презрев шемитские традиции, король так больше и не женился, посвятив себя государственным делам и воспитанию дочек.

Надо сказать, что за прошедшие со дня смерти Деметрии годы Кирос стал одним из самых сильных и богатых королевств Шема и при желании мог бросить вызов Пелиштии, которая с каждым новым правителем теряла былые силу и славу. Из двух же маленьких хорошеньких девчушек выросли принцессы, красота которых сводила мужчин с ума.

Вот уже пять лет Фараха осаждали свадебные посольства шемитских королей. И если бы только шемитских! Взглянуть на принцесс, естественно, не открывая своей истинной цели, соизволил сам великий правитель Турана Джамаль, отец трех принцев-лоботрясов.

Именно предстоящая свадьба и была причиной горестей Афризии. Фарах, желавший упрочить свое королевство, решил породниться с правящим домом соседней Гхазы. Что ослепило мудрого правителя — оставалось загадкой, но Фарах был совершенно очарован сыном гхазского короля Арамаза принцем Зебубом.

Новые слезинки разбились мельчайшими брызгами о полированный хрусталь драгоценного зеркала, которое неожиданно замерцало, но ослепленная горем принцесса ничего не заметила. Афризия вспомнила состоявшийся двумя днями ранее разговор с отцом.

Прекрасное летнее утро было наполнено благоуханием цветов в королевском розарии и сладкозвучным пением соловьев в садах, окружавших дворец. Свободные от человеческих забот и печалей певцы приветствовали наступление нового дня.

— О свет очей моих, главная драгоценность моей короны, — начал Фарах, войдя в покои Афризии. — Пришло время поговорить с тобой не только как с моей любимой дочерью, но и как с наследной принцессой Кироса.

От этих слов у Афризии екнуло сердце.

— Моя златовласая красавица, ты должна понимать, что я уже далеко не молод и груз государственных забот, лежащих на моих согбенных плечах тяжким бременем, гнетет меня все больше и больше…

Принцесса хихикнула, услышав, как крепкий Фарах, которому еще не исполнилось и сорока пяти, говорит о своей немощи.

— А кто вчера первым нагнал оленя на охоте, а вечером победил в этой дурацкой игре «Тигр идет» начальника дворцовой стражи почтенного Рамазана? — засмеялась Афризия. — Из уважения к твоим сединам я уж не стану упоминать о том, что вы учинили после с моим учителем Аэцием на женской половине дворца!

— Хм… — Фарах погладил густую бороду и подмигнул принцессе. — Спору нет, твой отец еще полон жизни. Но вернемся к нашему разговору. — Он посерьезнел. — Дочь моя, ты прекрасно понимаешь, что королевства без короля не бывает. Я не устаю возносить хвалу Великой Иштар, пославшей мне красавиц дочерей. Но кто займет трон Кироса, случись что со мной? Когда ты отказалась выйти замуж за принца Мурада, младшего сына великого Джамаля, умолявшего тебя уехать с ним в Аграпур, разве я не поддержал твое решение? Когда ты отвергла сказочные предложения прыщавых принцев Нипра и Эрука, разве я не усмехался довольно в бороду? Когда ты разбила мою любимую немедийскую амфору о голову слизняка Акхирома, разве я сказал хоть одно слово в укор?

Он рассмеялся и крепко обнял дочку. Затем, не снимая рук с плеч Афризии, отстранился и продолжил:

— Не такой судьбы я желаю для тебя. Здесь твоя родина, здесь могила твоей матери и моей жены. — На скулах Фараха заиграли желваки, а глаза наполнились так и не рассеявшейся со временем тоской. Афризия ласково погладила его по руке. — Я знаю, твоя судьба связана с судьбой этой страны… Но тебе не хуже меня известен закон. Сидеть на троне Кироса должен только мужчина.

— Отец, но…

— Никаких «но», Афризия. Мне лучше, чем кому-либо другому, ведомы твои достоинства. Да, я согласен с пройдохой Аэцием, что у тебя потрясающая деловая хватка и государственный ум. Так же думает и Абдул аль Назиз, достопочтенный глава торгового дома Кироса, который прислушивается к твоим советам… Но даже ради тебя я не стану нарушать обычаи, рискуя ввергнуть страну в пучину междоусобицы! Посмотри, что творится у прогневавших небеса пелиштийцев. Я уверен, старый дурак Акхиром не продержится дольше одной луны, и помоги им Птеор, чтобы власть в стране наконец взял достойный и мудрый муж. Разве подобной судьбы я желаю Киросу, за который болею всем сердцем? И, хочешь ты или нет, править страной после меня будет твой муж. Да будет так!

— Отец, да разве я спорю с тобой? Ты, конечно же, прав. Но я не вижу себе достойной пары!

— Не преувеличивай, — подмигнул дочке Фарах. — Неужели я не замечаю, какие пылкие взоры кидает на тебя принц Зебуб? И дело не только в том, что он единственный наследник моего старого друга короля Гхазы. Принц вообще достойный во всех отношениях молодой человек. Многие ли из его сверстников могут похвастаться столь прекрасным образованием и манерами, не говоря уж о располагающей внешности? Кроме того, этот союз призван укрепить оба наших государства. Стоит нам заключить его, и даже наглые туранцы крепко подумают, кидать ли им свои алчные взоры в сторону шемитских границ.

— Да ты сам не понимаешь, о чем говоришь! Я терпеть не могу этого прохвоста с душой шакала. Неужели ты не видишь, что его манеры — всего лишь маска, за которой скрывается черная душа? Что с тобой происходит?