Рождественская сказка - Сергей Анатольевич Толстой

Сергей Толстой

Рождественская сказка

Часть 1

I

Эта невероятная, но совершенно правдивая история произошла в одном маленьком северном городке накануне Рождества. Потому что весь остальной год всегда ничего не происходит. Особенно в маленьких городках, где в каждом окне стоят мило подмигивающие прохожим игрушки и все на улицах здороваются друг с другом и желают приятного дня.

Зима в тот год, как сейчас помню, выдалась необычайно зимняя. Снег засыпал все дома и деревья, за одну ночь укутав разноцветно весёленькие улицы в однообразно белое одеяло. Собиравшиеся на работу рано утром люди качали головой, расчищали лопатами улицы и потихоньку ворчали под нос. Чем меньше городок, тем людям всё больше не нравятся сюрпризы. Даже колокол на ратуше, словно выражая общее недовольство, отбил шесть утра с опозданием в пару минут, что совсем уж ни в какие ворота не лезло.

Вопреки ожиданиям и уверением старожилов, с важным видом поднимавших вверх указательный палец, он не растаял ни через день, ни через два. Он, словно не замечая насмешек над собой, продолжал сыпать и сыпать сверху до тех пор, когда через неделю все, наконец, не смирились с тем, что этот Новый Год все будут праздновать, играя в снежки и строя снежных баб.

Общественный транспорт перестал ходить, школы досрочно объявили каникулы, и восторженные школьники мигом организовали катки прямо на улицах. Тем более, что для этого и нужно было всего лишь вечером вылить пару вёдер воды. Изощрённый на проклятия и подзатыльники взрослых, детский ум, не преминул воспользоваться всей своей мощью, и после пары основательно помятых машин, движение в городе прекратилось вовсе.

Взрослые вначале драли за уши своих чад, а потом вышли на улицы и начали общаться друг с другом и соседями. А где приятная беседа, там всегда кружка пенного. А где одна, там всегда маленькая вторая, а там, глядишь, и совсем маленькая третья.

Почти у всего городка поднялось настроение. Малыши выклянчивали мелочь у задобревших пап, стирающих пену с усов, и бежали за угол, к магазину Хромого Ройди, торгующего сладостями. Словом, снег стал причиной счастья почти всех горожан. Кроме двух. Один из которых прямо сейчас выходил из больницы, держа на руках свою смертельно больную дочь. А вторая ждала их дома, и, обливаясь слезами, готовила ужин.

II

Этого человека звали Вайо, а нёс он Ути. Несколько лет назад доктор в белом халате и с седой бородой, пряча глаза, сказал что Ути необходимо долго лечиться. Но он ничего не обещает. Потому что никто точно не знает, как и чем болезнь лечить, но они могут попробовать. Вайо на работе создавал сложные механизмы, которые потом дорого продавали, и поэтому он без колебаний согласился на любые деньги.

Шли годы. Ути то становилось легче, после чего родители радовались и устраивали маленькие семейные праздники, то снова становилось хуже. После этого мама Ути, Лато, закрывалась в ванной и долго и безутешно рыдала. Потому что родители очень не любят, когда их дети болеют, и от этого у них портится настроение.

Вначале Вайо брал в долг деньги и отдавал их после выполненных заказов. Потом начал обещать их отдать. Потом ему перестали одалживать. Тогда Вайо продал свою дорогую машину и купил такую как у всех. Довольно быстро он продал и её, и купил у фермера Както старую, пахнущую внутри пылью и бензином. Потом заложил в банке их красивый дом, а через несколько месяцев и перезаложил его в другом банке. Но ему дали совсем мало денег, и иногда Вайо тоже начал запираться у себя в комнате, не выходя оттуда по пол-дня. Он спускался на первый этаж только к ужину, и глаза его были красными, а от него пахло спиртным. Лато сильно ругала его в эти моменты и била тарелки. А Ути на нетвёрдых ногах уходила к себе в комнату и очень-очень тихо плакала. Потому что это она была виновата в том, что её, такие замечательные родители, ссорились. Ей было невдомёк, что эта болезнь не приходит сама. Долгие болезни тела всегда высасывают души.

III

Дребезжащую и цепляющую левым колесом корпус, машину, никто не хотел покупать ни за какие деньги. Заправлять её тоже было не за что. Да и всё равно, снега намело столько, что не проехать. Вайо предстояло около километра пронести Ути в гору, где стоял их когда-то светлый и радостный, а теперь холодный и тёмный, дом, где Лато на кухне варила картошку в маленькой кастрюльке и нарезала недельной давности серый хлеб пополам с отрубями.

Вайо остановился на крыльце, поправил пуховый платок на неестественно бледном лице Ути, поплотнее закутал её в тёплое пальто. Внутри мужчины была чёрная воронка, которая пожирала остатки чувств. Доктор сказал, что Ути хуже, и нужны новые, совсем уж дорогие лекарства, не оставляя шансов на спасение. Ни на кого не глядя, Вайо вышел из кабинета, но остановился посреди коридора. Он не знал, что ему делать дальше. Плакать он давно разучился. Болезнь забрала и это. А нет ничего более жалкого, чем мужчина, который не знает, что ему делать.

Осторожно, стараясь не поскользнуться на ступеньках, с налипшим на них и утоптанным снегом, он боком, как краб, начал спускаться. Это занятие настолько поглотило его, позволив отвлечься, что Вайо не с первого и не со второго раза услышал, что его кто-то зовёт по имени.

Это была скрюченная столетняя старуха в каких-то лохмотьях. Её рваная одежда явно не могла спасти от холода, но странная бабка не высказывала ни малейшей обеспокоенности по этому поводу, глядя на выходящих из больницы людей блёклыми глазами и явственно улыбаясь ртом, с остатками зубов.

— Чего тебе надо, старая ведьма? — Вайо явно не был настроен на диалог, — Если ты за милостыней, то явно не по адресу. У меня ничего нет.

— Это ты, мил человек, скоро на паперти стоять будешь, — старуха с явным удовольствием захрипела-закаркала. Только потом стало понятно, что она смеялась, — А мне подачек просить ни к чему. Люди и так приносят всё, что мне нужно. И даже больше. Много больше, — она снова забулькала своим вороньим клёкотом.

— Мне нечего тебе принести, — Вайо, наконец, спустился и, выставив вперёд левое плечо, обогнул сумасшедшую в протоптанной в снегу дорожке.

— Ошибаешься, — донеслось сзади.

Вайо покрепче прижал к себе Ути и ускорил шаг, твёрдо решив больше не слушать этот противный