Александр Зевайкин - Страна, самая…

Александр Зевайкин

Страна, самая…

Огромный бурый зверь наседал и от него не было спасения. В третий раз, уже не веря в чудо, Сэм поднял АКМА-4 «Супер-Джон», но бездушный кусок железа упрямо молчал. «Будь проклят этот полудурок Джон! — мысленно выругался юноша. — Зачем ему понадобилось усовершенствовать самый простой и самый надежный автомат в мире? К чему эта насадка „Опережение времени“? О-о-о!» Застывшим пальцем он нажал на курок. Затвор сухо щелкнул и выстрела не последовало. А враг был совсем рядом. Морозный, пронизывающий насквозь ветер, рвал из его оскаленной пасти клубы пара, невольно вызывая образ взбесившегося паровоза. Тупого, неустрашимого, неудержимого, набравшего разгон и неспособного остановиться, не достигнув одной, ему известной цели. К сожалению, и Сэм знал ее. Загнать патрон в казенник уже не было времени. Бросив в зверя бесполезное оружие, несчастный нырнул в канализационный люк, благодаря Бога за столь щедрый подарок и ничуть не боясь свернуть шею. Только в тоннеле он понял, что летит вниз головой. Зверь же оказался не по размерам быстр и проворен. Сэм в ужасе почувствовал, как клыки протыкают обувь, носки, их гладкая прохлада щекочет подошву, вызывая дрожь в коленях и слабость в пояснице. На секунду юноша повис, пойманный за ногу, судорожно взмахнул рукой и в нее, спасительной соломинкой, удобно легла стальная скоба лестницы. Выскользнувшая из широкого валенка, оставив там носок, нога оказалась невредимой. «А будь на мне кожаные сапоги со шнурками, он бы вытащил меня», — промелькнула запоздалая страшная мысль и сладкой истомой облегчения прокатилась по всему телу. Зверь сунулся в бетонное жерло колодца, но к счастью для Сэма оно оказалось слишком узким. В бессильной злобе он заревел, сотрясая каменные стены. Унимая дрожь, Сэм облегченно вздохнул: «Надо же, выкрутился». Просунув огромную лапу, хищник старался подцепить лакомый ужин, так бессовестно ускользнувший из-под самого носа.

Спустившись на дно, юноша прикинул, в какой стороне город и, морщась от холодной воды, обжигающей голую ногу, зашлепал по широкому тоннелю, придерживаясь рукой за стену. Тьма была кромешная, но Сэм не боялся, он знал, что совсем скоро выберется отсюда где-нибудь посреди оживленной улицы, и все страхи останутся позади. Вот только нога слишком ломит, да и вторая совсем промокла. Быстрее надо, быстрее.

Все-таки он пропетлял в подземелье дольше, чем предполагал вначале. Ноги совсем онемели и походили на неудобные протезы. Наконец Сэм услышал над головой голоса. Пошарив по стене, он с трудом выбрался на улицу возле ослепительного супермаркета, и тут же удачно поймал такси. Огромный мордоворот в завязанной на подбородке шапке-ушанке окинул его пренебрежительным взглядом и заломил тройную цену. Сэм не стал торговаться, понимая, что внешний вид его оставляет желать лучшего. Поскольку несколько раз ему все же пришлось окунуться с головой в нечистоты, стекающие со всего города.

Открыв дверь, дядюшка сморщился, закряхтел и отступил вглубь коридора, пропуская любимого племянника.

— Здравствуй, дядюшка Морис, — Сэм выстрадал виноватую улыбку и прошел в квартиру, оставляя большой широкий след от сырого валенка и узкий, кривоватый от босой ноги.

— Сэмми, Сэмми, мне кажется еще рановато открывать купальный сезон, — маленькие пьяные глазки дяди добродушно смеялись.

— У меня не было выбора, — оправдался юноша.

Через полчаса Сэм сидел в широком удобном кресле, завернутый в махровый халат и с носками из белого собачьего меха на ногах. Левая горела и ломила, но как-то блаженно, томно.

— А это для внутреннего согрева, — пояснил дядюшка Морис, наливая из огромной бутылки в граненый стакан мутную беловатую жидкость с резким, зверским запахом. — Пей, Сэм. Ни о чем не думай. Потом все расскажешь.

— Я, я, я столько не могу, — запинаясь проговорил юноша, вытаращив голубые глаза на стакан.

— Заткни нос и пей, — посоветовал дядюшка. — Давай вместе, за наше здоровье.

Собравшись с силами, Сэм выпил почти весь стакан. Напиток тут же попросился обратно. Содрогнувшись, юноша с трудом погасил приступ рвоты. Дядюшка Морис одобрительно кивнул и протянул племяннику соленый огурчик. Переведя дух, Сэм еще раз содрогнулся:

— А нет ли у тебя чего-нибудь получше?

— Свое — лучше всего, — назидательно изрек дядя. — Я тоже когда-то хлыстал магазинную бурду, пока однажды не отравился.

Он плеснул собеседнику еще полстакана, себе на четверть.

— Вздрогнем.

Сэм вздрогнул и несмело возразил:

— Я немного обожду.

— Дело твое, — дядя поставил стакан на стол, закинул туда же обутые в лапти ноги и, развалившись поудобнее в кресле, спросил:

— Ну, что там с тобою случилось?

— Со мной происходят странные вещи, — начал Сэм, с наслаждением чувствуя, как огонь разливается по всему телу, и пот выступает из пор.

— Они происходят со всеми, а поконкретнее, — дядюшка достал из тумбочки расшитый кисет и, не торопясь, стал закручивать «козью ножку».

— Я смотрю, вы освоились с бытом аборигенов, — как бы между прочим отметил юноша, — не курите сигарет, пьете самогон, ходите в лаптях.

С удовольствием затянувшись сладковатым, но терпким дымом, Морис в свою очередь высказал встречное замечание:

— Однако и ты пришел ко мне в одном валенке.

— Да, — вздохнув, согласился Сэм, — если бы не его брат, не сидеть бы мне здесь. На меня напал огромный медведь. Они уже в город заходят. А «Супер-Джон» отказал.

— Вот видишь! Не все, что от дикарей — плохо. Они и сейчас похаживают на бурых с рогатинами и поверь мне: осечек случается меньше.

— Временами мне кажется — они превзошли нас.

— Кое в чем — несомненно, — охотно согласился дядя.

— Я чувствую себя в чужой маске, — признался Сэм.

— Тарелке, — поправил его дядя.

— Да. Мне кажется, я житель другой страны и попал сюда по ошибке… Словно на экскурсию… на несколько дней и застрял.

В мутных глазах дядюшки на минуту вспыхнул неяркий свет мудрости.

— К сожалению, так оно и есть, — воздохнул он. — За такие речи двадцать лет назад тебя бы просто… А теперь многое можно. Почти все. Мы же с тобой живем в колонии, а стало быть, в чужой стране, и никогда она не была неотъемлемой частью нашей Родины.

— Я догадывался, — признался Сэм, — но как это получилось?

Дядюшка покачал головой и закрыл глаза:

— Я расскажу тебе все как есть.

— Это страшная тайна? — насторожился юноша.

— Была, двадцать лет назад. А теперь для кого смешная. Для кого грустная, но для всех несуразная, непостижимая.

…Огромная дикая страна. Могущественная, несокрушимая. Ни рыцари в белых плащах, ни косоглазые кочевники, ни коричневая чума не могла совладать с ней. Нигде не рождалось столько великих и столько глупых. Народ был столь же непостижим, как сама страна с ее огромными территориями: непроходимыми лесами, безбрежными степями. Как всякая великая империя, нет, много больше любой другой, она была подвержена внутренним бурям. И вот в один благоприятный момент наши предки вошли туда и тихо, мирно, завоевали богатейшую страну с помощью дюжины жвачек и шоколадок. Дикий народ был жаден до всего нового. Они опьянели от свободы, не зная, как ею распорядиться. Вкладывая деньги, мы постепенно захватили все их производство, наложили лапу на безграничные природные ресурсы. Мы покорили великую империю без единого выстрела.

Дядя усмехнулся, не торопясь свернул новую «козью ножку».

— Не хочешь попробовать? Настоящий табак. Сам сажал. Сам рубил.

Юноша отрицательно качнул головой.

— Как знаешь, — заключил дядя, чиркнул спичкой и с наслаждением задымил. — Слушай дальше. Много лет спустя с нами стали происходить невероятные вещи. Не сразу, очень постепенно, мы превратились в аборигенов. Научились пить водку гранеными стаканами, чтобы не замерзнуть при здешних морозах, затем научились ругаться, как могут ругаться лишь дикари великой страны. Мы научились обманывать… Мы победили людей, но эта страна больше, чем просто люди. Здесь дело куда более тонкое. Наверное, особое расположение магнитных полей, зарядов атмосферы. Называй как хочешь, но здесь иначе нельзя. Мы переняли их язык, их жизнь, их способ мышления. Мы теперь одно целое. Она поглотила нас. Страна, самая…

— Так, значит, у нас ничего не получилось?! — разочарованно-удивленно протянул Сэм.

— Эта страна будет вечно. Любой завоеватель сгинет здесь, как в бездонном колодце. И, знаешь, я не жалею.

Погруженный в раздумье, Сэм уловил из-за двери грозный бас Билла Морента, зовущего сына на ужин:

— Ванятка, мать твою, засранец, кому говорю, быстро домой.

И словно в противовес, ласковый голос Санты: