Борис Штерн - Недостающее звено

Борис Штерн

Недостающее звено

Писатель-фантаст Тихов разглядывал окаменевшую марсианскую челюсть и чувствовал себя, как герой собственного рассказа, брошенный автором на произвол судьбы. Жизнь иногда подсовывает такие сюжеты, что никакому фантасту не снились. Тихов не знал, что с этой челюстью делать — вернуть ее в палеонтологический музей или…

Что «или»?

Тихову не нравилось это странное слово с двумя «и» по краям и «л» в середине. В этом слове не было позвоночника, оно походило на маленькую амебу.

Он пытался советоваться с коллегами, но те разглядывали пространство за его спиной и отмечали, что идея для фантастического рассказа неплоха, но где ударная концовка? А без ударной концовки никак нельзя. Очередной сюжет о жизни на Марсе? Жизни на Марсе нет, не было и не будет.

Тихов уже начал нервно оглядываться. Его раздражал даже собственный Диктофон, который бесшумно ходил по пятам и записывал мысли, произнесенные вслух, — обычный облегчитель писательского труда, умеющий к тому же подметать, жарить яичницу и говорить по телефону.

«Моя челюсть не может принадлежать музею, — записал Диктофон. — Челюсть это больше чем личная собственность. Это часть тела, как руки или ноги».

Тихов не мог жить дальше с такими сомнениями. Он завернул челюсть в носовой платок и отправился в палеонтологический музей на прием к Адмиралу.

Это академическое светило было похоже на пирата — отбушевавший белый карлик без левого глаза, с парализованной левой рукой и протезом вместо левой ноги. Полный рот золотых зубов. Когда Адмирал улыбался очередному восходу Солнца, улыбка получалась ослепительной. Фамилия у него давно отмерла за ненадобностью, и все называли его Адмиралом. Говорили, что свои ранения он получил еще в юности в Африке на раскопках

какого-то недостающего эволюционного звена, подравшись с диким львом из-за древних костей. Зверю тоже не повезло — полузадушенного льва долго держали в реанимации, а потом по инвалидности боялись отпустить на волю.

— Пришли сдаваться? — сурово спросил Адмирал.

— Но…

— Челюсть на стол! Иначе я из вас ее вытрясу!

Делать нечего. Тихов выложил на стол музейную челюсть и подсунул к Адмиралу заключение медицинской экспертизы.

«…что указывает на то, что обе нижние челюсти абсолютно идентичны и принадлежат одному человеку, что подтверждается тем, что…» — прочитал Адмирал, открыл банку с пивом и уставился на Тихова правым глазом. Этот глаз и не таких видывал.

— Вы в своем уме? С какой стати ваша собственная челюсть будет валяться на Марсе? — спросил Адмирал, ничему не удивляясь.

— Мне кажется, что я когда-то погиб на Марсе, — пробормотал Тихов и оглянулся.

— Как это понимать? Какая из челюстей ваша — та, что во рту, или…

Тихову не нравилось слово «или». Неужто он в самом деле надеялся, что Адмирал выделит ему Спецлопату и отправит в командировку на Марс искать самого себя?

Адмирал погасил свое изумление глотком пива и, хотя много говорить не любил, произнес длинную речь:

— Палеонтология есть наука, — сказал он и указал пальцем в потолок. — Палеонтология имеет дело с костями древних людей и животных, а ваши кости под эту категорию не подходят. Кости современного Шарика палеонтологию не интересуют. Или интересуют в порядке сравнения с древним Бобиком. Далее. Любая наука — это последовательность причин и следствий. Например: жил-был на Земле питекантроп, он был съеден сородичами, а его обглоданные кости через двести тысяч лет нашли, откопали, склеили, назвали все это «питекантропом» и выставили в музее. Но не наоборот! Чувствуете? В палеонтологии как нигде важна точная датировка и последовательность событий.

— Но мою челюсть нашли на Марсе под вулканом Никс Олимпик, — пробормотал Тихов.

— Давайте договоримся: быстрее света двигаться нельзя, летающих тарелок нет, мысли на расстоянии передаются посредством телефона, а время движется в одном направлении. Челюсти не могут раздваиваться и находиться одновременно у вас во рту и под вулканом Никс Олимпик. Вас разыграли. Какой шарлатан выдал вам эту бумажку?

Тихов ничего не ответил, потому что, наконец, понял, что его сравнили с каким-то Шариком. Он сунул медэкспертизу в карман и прикрыл дверь.

— Но как сюжет для фантастического рассказа… — насмешливо прокричал Адмирал вдогонку.

В коридорах Литературного клуба уже летали слухи. Это слово Тихов относил к насекомым типа гнуса — оно умело кусать, летать, ползать и быть неуловимым. Коллеги-писатели куда-то от него попрятались. Тихов понял, что перестанет себя уважать, если не доведет этот сюжет до конца. К черту ударную концовку, пусть будет безударная, лишь бы была. Он найдет ее, жизнь на Марсе. Его никто не провожал, лишь один старенький фантаст испуганно выглянул в окно и сделал жест, будто хотел то ли перекреститься, то ли постучать пальцем по лбу.

У подножия великого вулкана Никс Олимпик стоял столб с надписью:

ПАЛЕОНТОЛОГИЧЕСКИЙ КУРЬЕЗ!

НА ЭТОМ МЕСТЕ ЧЛЕНЫ 13-й ЭКСПЕДИЦИИ НАШЛИ

ПОДЛИННУЮ ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ ЧЕЛЮСТЬ.

Тихов привязал к столбу канат, отметил по радиусу участок и оцепил его канатом. Потом надул двухкомнатную палатку. Диктофон, сидя на камне, с интересом наблюдал за ним.

«Заткнись», — подумал Тихов, хотя Диктофон не произнес ни слова. Неработающий робот всегда раздражает.

Тихов развесил на канате красные флажки и таблички с надписью:

НЕ МЕШАТЬ! ИДУТ РАСКОПКИ!

Знаменитый вулкан поглядел сверху на его старания и закашлялся дымом.

«Заткнись, — мрачно подумал Тихов, и вулкан удивленно заткнулся.

Тихов забрался в палатку и погасил свет. За окном начался кровавый марсианский закат. От земных закатов он отличался особой мрачностью — красные и черные небеса чередовались и напоминали траурную повязку, а звезды, в отличие от земных, светили не дыша и не мигая, как в почетном карауле. Гигантская вулканическая гора закрывала здесь полнеба,

ее заснеженная вершина выглядывала чуть ли не в космос. Как тут заснешь?

Из-за вулкана бесшумно взошел Фобос, за ним Деймос — с таким таинственным видом, будто только что кого-то зарезали на той стороне планеты.

«Вы тоже заткнитесь», — подумал Тихов, заворачиваясь в одеяло.

Все на Марсе обиженно заткнулись. Грубиянов нигде не любят, даже на Марсе. «Писатели-фантасты пишут для молодежи, — думал Тихов, засыпая, — а когда собственная молодость проходит, то оказывается, что для молодежи надо писать всю жизнь и некогда искать самого себя».

Всю ночь ему снились Фобос и Деймос, и он вздрагивал от страха и ужаса.

Утром он запустил звездолетный двигатель и расчистил участок от пыли. Мелкие камни, попавшие в ловушку, тщательно осмотрел. Над вершиной Никс Олимпика собирались мелкие розовенькие облачка — как видно, у них здесь было постоянное место встречи. На Марсе так мало облаков!

Тихов хмуро посмотрел на эту идиллию и вонзил лопату в мерзлый грунт.

Лопата тут же сломалась.

Тогда Тихов принес лом, кирку и запасную лопату и принялся рубить, дробить и копать. Мелкий грунт и ржавчину просеивал, а пустую породу нагружал в тачку с одним колесом и вываливал за пределы участка. Он пытался ничего не пропустить и не сфальшивить — глупо фальшивить, когда ищешь самого себя. Себя редко находят сразу, себя долго собирают и склеивают по мелким фрагментам, и на это занятие иногда уходит вся жизнь, думал Тихов, хотя ломовая работа не располагала к раздумьям.

В полдень он вынул из сита какой-то белесый камешек, обдул его, внимательно осмотрел, улыбнулся и завернул в носовой платок.

К вечеру на ладонях вздулись жгучие пузыри.

Ночью над вулканом, заглядывая в его жерло, зависла голубая Земля.

Во сне опять Страх и Ужас.

Утром поясница как простреленная…

Через месяц Тихов стал походить на собственный скелет. Земляные работы продолжались. Каждый вечер он приносил в палатку несколько костей, груда на столе росла, она напоминала остатки каннибальего пиршества. Тихов упрямо продолжал рыть землю, хотя прекрасно понимал, что это была не земля, а марсианский грунт. Ему нравилось рыть именно землю. Это слово здесь было к месту.

«Приземляться на Марс» — правильное выражение, — думал он, ворочая ломом громадный оплавленный камень. — На Марс приземляются, к астероидам пришвартовываются, в Юпитер погружаются, а на Меркурий осторожно садятся, как на раскаленную плиту. У каждой планеты своя посадка».

Еще через месяц Тихов услышал оглушительный выстрел раскрывшегося парашюта. Кого-то сюда несло. Это был черный фургон с пиратской палеонтологической эмблемой на борту — черепом и двумя костями. Не снижая скорости, фургон с грохотом зашел на посадку и чуть не врезался в вулкан.

В недрах Никс Олимпика что-то громко булькнуло.