Роберт Силверберг - Подселенец

Роберт Силверберг

Подселенец

Это был мой первый полет в небеса, и я был никто, вообще никто, а этот полет должен был сделать из меня кого-то.

Но хотя я был никто, я уже осмелился взглянуть сверху на миллион миров и почувствовал к ним великое сострадание. Они окружали меня, жужжали в ночи, летели своими путями, и каждый из них верил, что движется. И каждый ошибался, конечно же, поскольку миры никуда не движутся, а лишь бесконечно вращаются, навеки прикованные к одной точке пространства, как жалкие обезьянки на цепочке. Кажется, что они движутся, да. Но на самом деле они стоят. А я — тот, кто глядел на эти небесные миры и преисполнялся сострадания к ним, — я двигался, хотя казалось, что я стою на месте. Поскольку я был на борту небесного корабля, корабля Службы, летевшего с такой непостижимой скоростью, словно он совсем не двигался.

Я был очень молод. Мой корабль, как и сейчас, назывался «Меч Ориона» и летел от планеты Канзас-4 к Кул-де-Саку, Страппадо и нескольким другим мирам. Обычный маршрут. Это был мой первый полет, и я был капитаном. Долгое время я думал, что могу потерять душу в том полете, но теперь я знаю: после случившегося на борту я не потерял душу, а приобрел ее. И возможно, не одну.

Роучер думал, что я мягкий. Я мог бы убить его за это; но он уже мертв.

Попадая на небеса, вы должны отказаться от своей жизни. Что можно получить взамен, мне только предстояло узнать, и вы, если захотите, тоже узнаете. Но одно неминуемо — вы оставляете позади все, что связывало вас с земной жизнью, и становитесь другим человеком. Мы говорим: вы отказываетесь от тела и обретаете душу. Конечно, вы можете сохранить и тело, если хотите. Должны хотеть. Но тело вам больше ни к чему — в том смысле, в каком, по-вашему, от тела есть толк. Я расскажу вам, как это происходило со мной во время первого полета на борту «Меча Ориона», много лет назад.

Я был самым младшим офицером на борту и поэтому, естественно, стал капитаном.

Вас назначают капитаном в самом начале, пока вы еще никто. Это испытание: человека бросают в море и смотрят, выплывет он или нет. Утонувшие остаются в команде и выполняют разные полезные обязанности, как то: питают корабль своей энергией, занимаются погрузкой-выгрузкой или спящими пассажирами, чистят, моют, убирают и прочее. Те, кто не утонул, занимают другие командные должности. Всем находится дело. Эра пустой траты ресурсов, в том числе и человеческих, давным-давно закончилась.

На третий день после вылета с Канзаса-4 Роучер сказал, что я самый мягкий капитан, под началом которого он когда-либо служил. А он служил под началом многих, потому что Роучер ушел в небеса, по крайней мере, двести лет назад, а может, и больше.

— Я вижу это в ваших глазах — мягкость. Даже в наклоне вашей головы.

В его устах это не было комплиментом.

— Мы высадим вас на Улътима Туле, — продолжал он. — Вам никаких обвинений не предъявят. Просто посадят в капсулу и сбросят вниз, а тулийцы поймают вас и выпустят. Лет за двадцать-сорок вы найдете способ вернуться на Канзас-четыре. Думаю, это лучший выход.

Роучер маленький, ссохшийся, со смуглой кожей. В его глазах сияют пурпурные отсветы космоса. Он видел миры, забытые тысячу лет назад.

— Сам иди в капсулу, — сказал я ему.

— Ах, капитан, капитан! Не надо понимать меня неправильно. Вы, капитан, дарите нам ощущение мягкости. — Он протянул руку и попытался погладить меня по щеке. — Подарите нам чуть-чуть вашей мягкости, капитан, хоть чуть-чуть!

— Я зажарю твою душу и съем ее на завтрак, Роучер. Вот тебе твоя мягкость. Вали отсюда, понятно? Подключись к мачте и наглотайся водорода, Роучер. Уходи. Уходи.

— Такой мягонький! — ответил он.

Но ушел. В моей власти было наказать его, ведь я капитан. Он понимал это, как и то, что я не стану применять свою власть; но всегда есть шанс ошибиться. Капитан действует в пограничной полосе между достоверностью и возможностью. Члены экипажа на свой страх и риск измеряют ширину этой полосы. Роучер понимал это. В конце концов, он сам когда-то был капитаном. В этом полете к небесам нас было семнадцать — обычный экипаж десятикилометрового корабля класса «мегаспор» с полным набором подпространственных пристроек, расширений и виртуальных отсеков. Мы доставляли большой груз вещей, в те дни считающихся жизненно важными на дальних колониях: картофельные чипсы, искусственные интеллекты, климатические установки, матричные разъемы, медицинские машины, банки костных трансплантатов, преобразователи почвы, транзитные сферы, коммуникационные «пузыри», синтезаторы кожи и органов, препараты для приручения диких животных, аппаратуру генного замещения, опечатанные партии «порошка забвения», запрещенное оружие, и так далее, и тому подобное. На борту также были пятьдесят миллиардов долларов в виде жидкой валюты для передачи от центрального банка центральному банку. Имелись и пассажиры — семь тысяч колонистов, восемьсот живьем, Остальные в матричной форме для последующей пересадки в тела в мирах назначения. В общем, стандартный груз. Экипаж работал за комиссионное вознаграждение, тоже стандартный вариант — один процент от накладной стоимости, разделенный на обычные доли. Моя доля составляла пятидесятую часть, то есть два процента чистой прибыли, включая бонус за капитанскую должность; в ином случае я получил бы сотую часть или даже меньше. Роучер получал десятую часть, а его дружок Булгар — четырнадцатую, хотя оба даже не были офицерами. Это показывает ценность старшинства на Службе. Но ведь старшинство — это выживание, и разве способный выживать не должен быть вознагражден? В последнем полете моя доля составляла одну девятнадцатую, а в следующем наверняка будет еще больше.

Вы никогда не увидите звездный корабль. Мы всегда остаемся в небесах; когда мы приближаемся к очередному миру, корабли наземного базирования взлетают к нам, чтобы забрать груз. Самое близкое расстояние, на которое мы можем подойти к планете, составляет миллион длин корабля. Чуть ближе, и нас разорвет на части ужасающая сила, которая исходит от планет.

Впрочем, мы не тоскуем по возможности ходить по земле. Для нас это смертельно. Если бы мне сейчас пришлось ступить на сушу — после того, как я провел в небесах большую часть жизни, — я бы умер через час. И это была бы чудовищная смерть. Но с какой стати мне сходить на землю? Вероятность этого еще существовала во время первого полета на «Мече Ориона», но с тех пор я выбросил эти мысли из головы. Вот что я имею в виду, когда говорю, что вы отказываетесь от своей жизни, уходя в небеса. Также вас покидает чувство, что пребывание на земле каким-то образом совместимо с самим фактом жизни. Если бы вы могли полететь на звездном корабле или хотя бы увидеть его, как мы, вы поняли бы меня. Я не упрекаю вас за то, что вы такие, какие есть.

Позвольте мне показать вам «Меч Ориона». Хотя вы никогда не увидите его так, как видим мы.

Что бы вы увидели, если бы вышли из корабля, как мы иногда делаем, на звездную прогулку в Великий Космос?

Первое — это свет корабля. Космический корабль светился ужасающим, необычайным светом, раскалывающим небеса, как рев трубы. Ослепительный свет предшествует ему и следует за ним. Перед кораблем движется светящийся конус, прорезающий пустоту. За собой корабль оставляет световой след такой интенсивности, что, кажется, его можно собрать и взвесить. Этот свет испускает гипердвигатель корабля: корабль пожирает пространство, и свет — его отбросы.

Внутри этого сияния вы увидели бы иглу в десять километров длиной. Это и есть корабль. Один его конец резко сужается до точки, а другой имеет Глаз. Чтобы пройти весь корабль из конца в конец, заглядывая во все отсеки, понадобится несколько дней. Это полностью самодостаточный мир. Игла плоская — вы легко можете расхаживать по внешней поверхности корабля, его верхней палубе. И по нижней палубе тоже — той, что с нижней стороны иглы. Мы называем одну палубу верхней, а другую нижней, но, когда вы снаружи, эти отличия не имеют смысла. Между верхней и нижней палубами располагаются палуба экипажа, пассажирская палуба, грузовая палуба и управляющая палуба. Обычно никто не переходит с одной на другую. Мы остаемся там, где нам положено быть. Двигатели помещены в Глаз. Там же и капитанская каюта.

Игла — корабль, но это не весь корабль. Вне вашего поля зрения останутся подпространственные пристройки, расширения и виртуальные отсеки. Они окутывают корабль сетью сложных внешних структур. Но они имеют другой уровень реальности, и по этой причине увидеть их невозможно. Корабль прокладывает в пустоте туннели, распространяясь вдаль и вширь в поисках пространства для всего того, что он должен нести на себе. В этих удаленных зонах хранятся наши припасы и продовольствие, запасы топлива и весь груз, перемещающийся по расценкам второго класса. Если на корабле находятся пленники, они тоже летят в подпространственных пристройках. Если высока вероятность того, что на своем пути корабль столкнется с серьезной турбулентностью, он оборудует себя стабилизаторами, а до тех пор хранит их в виртуальных отсеках. Вот они, таинства нашей профессии. Примите их на веру или проигнорируйте, как угодно: вам вообще не положено о них знать.